Юрий Шевченко - Эворон

Потом начали разделывать медведя. Мясо разрезали на куски, кости осторожно сложили в определенном порядке, повторяя скелет. Развели огонь под большими котлами и принялись варить мясо — долго, до вечера.

Вечерний пир тоже немало удивил Покто. Каждый из гостей праздника получил по чашке бульона, каждого украсили стружками. Люди уселись на снег в кружок. Перед старшим в поселке, Батумом, положили сваренную голову медведя, нижнюю же челюсть — перед старшим из гостей. Ели строго по обычаю: женщинам не полагалось трогать мясо с головы медведя, с позвоночника, а также сердце и легкие. Насытившись, женщины с маленькими детьми пошли в одну сторону поселка, мужчины — в противоположную. Женщины — играть на музыкальных инструментах, мужчины — гонять кожаный мяч по льду Тумнина. Возле остатков пиршества задержались только участники лучной охоты.

Они собрали все кости и череп медведя, смазали их жиром и сажей, что должно было помочь, согласно верованиям, последующему оживлению, завернули их в бересту и понесли в тайгу. Там выбрали молодое деревце, срубили верхушку и воткнули на острый обрубок череп зверя, кости же — сложили на землю под деревом…

Покто остался жить в Уське.

Как ни уговаривал его Николай Павлович Сидорцев записаться в школу, бывший проводник только обещал, но не появлялся на уроках. Тамтыга лежала на берегу днищем вверх, присыпанная снегом. Зимняя ловля, видимо, эвенка не привлекала, хотя Тончи Батум не раз приглашал на промысел калуги. Поступил Покто в кооператив охотников. За зверем же ходил в одиночку. Ставил в тайге ловушки на кабаргу и соболя, подолгу пропадал, но возвращался всегда с добычей к терпеливой Любе. Они мало говорили между собой. Покто был немолод, но крепок телом — оттого, наверное, что каждый вечер купался в холодной воде. Никто из орочей так не поступал. Принесет из проруби два полных кожаных ведра и растирается с ног до головы.

Люба стеснялась в такие минуты глядеть на мужа, но ей нравилось, что от него всегда шел чистый, здоровый дух. Он и трубку ей запретил курить, и она подчинилась. И дымоход велел сделать, как в школе, у Николая Павловича. Хороший муж! Вот только не заставлял бы и ее, вздыхала Люба украдкой, плескаться в ледяной воде в зимнюю пору. Может быть, так принято поступать в его племени?

Муж был ласков — он не спал с ней молча, по-мужски, а всю ночь бормотал чужие слова, иногда она узнавала в словах что-то знакомое, он не тушил огонь, а смотрел на нее, обнаженную, как на божка-пеликена, он натирал ее тело пахучим кедровым маслом и трогал его губами. Так, наверное, принято в его племени.

Случалось, уходил Покто на неделю-другую в Совгавань, к своим родичам, но это бывало редко. Больше по тайге ходил, и Люба с нетерпением поджидала его.

Пролетел год, и два. Привыкли в Уське к эвенку. Стал он совсем оседлым человеком, не отличишь от ороча, даже косичку стал носить — удобно.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Напевая монотонную песню, Покто шагал на юг быстрым шагом, так и не расчехляя винчестер, хотя дичь попадалась, и не плохая дичь. Приближался ранний зимний вечер, и он торопился.

Недалеко от берега Тумнина он свернул в бурелом и, пробившись сквозь него, вошел в заваленную снегом, старую, полуразрушенную фанзу, служившую, надо думать, пристанищем случайным зверобоям.

Запер дверь на брусок-щеколду, занавесил рогожей окошко и в крохотной комнате фанзы стало темно. Чиркнула спичка, от ее огонька затеплился фитилек стеариновой свечки. Осветился угол дощатого стола.

Охотник присел к столу, опустил на колени заплечную котомку и, порывшись в ней, достал несколько листков тетрадной бумаги. Расправил их на столе, задумался, потом принялся быстро писать химическим карандашом:

«Уважаемый руководитель!

Со времени отправки Вам предыдущей почты прошел ровно месяц, и я позволю себе продолжить краткий анализ наших событий, за начало которого я был удостоен Вашей благодарности.

Сложность и, вместе с тем, своеобразие моей миссии заключается в том, что я работаю среди коренного населения и, в рамках очерченной мне задачи, стараюсь ничем не проявлять дополнительного интереса к строительству нового города слева от меня. Как бесспорное, могу констатировать следующее: приток рабочей силы в низовья Амура увеличивается даже после завершения навигации. Отмечается резкий недостаток женщин, что вынудило власти пойти на экстренные меры, названные здесь патриотическим движением «хетагуровок». Не берусь за расшифровку данного термина.

Снабжение строительства осуществляется в основном в летнее время, по водным артериям, что не может не вызывать известных трудностей и неразберихи, весьма благоприятных для успешной деятельности, как Вы выразились во время незабываемой для меня последней встречи в Харбине, «волонтеров Ямато», к числу которых с гордостью отношу и себя.

Истекший период характеризовался также резко возросшим вниманием русских к транспортным проблемам вообще, что я связываю как со строительством нового города, так и с тенденцией укрепления приграничных полос, особенно в южных районах. Надеюсь, эта тенденция не окажется настолько безусловной и материально обеспеченной, чтобы помешать дальнейшему функционированию наших проверенных каналов связи.

Партийно-политическая работа в крупных центрах, таких, как Хабаровск, Владивосток, Комсомольск-на-Амуре, сводится к усилению пропагандистской кампании, призванной убедить местное население в неотделимости Дальнего Востока от СССР и незыблемости границ. Слагаемые этой кампании для меня туманны и нуждаются в дополнительном исследовании. В связи с этим прошу Вашего позволения на дополнительные рейды в указанные города. Полностью уверен в безопасности. Вам известно, что стаж моей работы здесь исчисляется больше чем десятилетием.

По-прежнему максимум внимания уделяю контролю сведений о доступных большевикам сырьевых базах. С уверенностью можно говорить о нефти Сахалина, угле Сучана, золоте Колымы, полиметаллах бухты Тетюхэ. Последнее, впрочем, под вопросом. Серьезных запасов, способных питать оборонную промышленность, в том числе в строящемся городе, нет. Скорее всего, промышленность Комсомольска будет ориентирована на выпуск товаров так называемого широкого спроса (галоши, примусы, жестяные корыта для купания детей).

С каждым годом убеждаюсь, уважаемый руководитель, в прозорливости Вашего вывода о перспективности ориентации на коренное население, особенно нанайцев, нивхов, удэгейцев, орочей, которым, безусловно, чужды истинные цели большевизма.