Юрий Шевченко - Эворон

Три дня назад на окраине города, в одной из зловонных лачуг, был наконец-то схвачен неуловимый Ван Шень, за которым люди Доихара охотились давно и безуспешно — китаец был ловок, обходил ловушки. В деревнях, где он появлялся, крестьяне отказывались возделывать мак и посещать опиумокурильни, отказывались также употреблять слабый наивный гашиш и забористый героин.

Для облегчения восприятия японцы называли Вана партизаном, хотя он, вероятнее всего, еще не являлся таковым — его проповедь носила, судя по донесениям, религиозно-мистический характер. Но была все же направлена против завоевателей и новых порядков. Кэндзи распорядился не сразу убивать Вана, когда он будет обезврежен.

К удивлению генерала, китаец оказался молодым человеком, хотя изможденным до пергаментной сухости старика-кули. Вместе с ним была захвачена его жена, миловидная испуганная женщина, почти девочка, коротко стриженная, в холщовой голубой рубахе и такой же ткани брюках. Доихара долго всматривался в щелочки глаз пропагандиста — он специально приехал на окраину города. Раздумывал, что сделать с Ваном. Сопротивление японцы карали строго, закапывали его носителей живыми в землю, погружали на столбе, со связанными руками, по горло в водоем и так оставляли умирать от жажды, выкалывали глаза, также распинали на дереве и поручали заботам полковых хирургов, демонстрировавших младшему медицинскому персоналу оптимальные приемы вскрытия — на кричащем человеке.

В щелочках глаз китайца генерал не усмотрел страха — только ненависть. Он приказал принести шприц и концентрированный до степени необратимых последствий раствор героина. Велел раздеть Вана и его жену. Уколы он делал лично. Женщине дозу наркотика, после которой она уже не сможет без него жить, ввел в вену, пульсирующую слева под мышкой.

Ван закрыл глаза, но уши его оставались отверсты и ловили вопли жены. Потом самого китайца схватили за волосы и завернули голову назад. Он напрягся, противясь, на шее вздулись жилы, налились синевой, просвечивая сквозь темно-смуглую кожу. В переплетение шейных вен Доихара сделал второй укол.

Он приказал развязать супругов, как только они погрузятся в полузабытье. Лачугу не сжигать. Шприц и несколько запасных ампул оставить на видном месте…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

«Раса Ямато», осваивая Маньчжурию, не несла расходов на усмирение недовольных. Она получала только прибыль. В этом была глубина замысла Кэндзи Доихара — сделать опиум таким же спутником жизни каждого китайца, как рис, как воздух, как вода. В Манчжоу-го были построены лаборатории, монополия на которые принадлежала японцам. «Монополией» китайцев стало выращивание мака, сырья для лабораторий. Оккупанты издавали приказы. Вот один из них:

«1. Те, кто выращивает мак в требуемом количестве, освобождаются от земельного налога.

2. Те, кто выращивает мак на участке больше чем пять му [5] Китайская мера площади. , освобождаются дополнительно от воинской службы.

3. Те, кто выращивает мак на площади большей, чем двадцать му, получают дополнительную грамоту от правительства.

4. Те, кто выращивает мак на участке больше чем пятьдесят му, считаются старейшинами деревни или уезда и будут занесены в список кандидатов на общественные должности».

Так Доихара внедрял опиум в ткань государственного организма. И организм, как и человек, становился отравленным неизлечимо…

Добровольно на тридцатиградусный мороз, чтобы обеспечить строительство большевистского города? Ну что ж! Пусть по этому поводу волнуется бедный Дзудзи, он, видимо, надолго останется лейтенантом, несмотря на увлечение лингвистикой и отчетливо выраженные способности к первичному анализу.

Что он знает, лейтенант Дзудзи, о подлинных методах борьбы против коллективной воли покоренных народов?

Надо будет, усмехается похожий на Будду генерал, подумать о командировке лейтенанта сюда, к теплу. Может быть, стиль его донесений станет более лаконичным, а содержание — дельным. Доихара комкает листочки чужой сероватой бумаги и сует их в угли, под пузатый чайничек. Хлопает в ладоши — пусть придут сюда, в конце концов, музыканты! Пусть издаст свой громоподобный голос барабан «да-дайко»! Ему есть о чем подумать под древнюю изысканную музыку — ему надо подумать об успехе своей новой задачи на Номонхан-Дзикена — на Халхин-Голе.

Строительство нового завода на окраине Комсомольска-на-Амуре, взволновавшее лейтенанта, но оставившее равнодушным его далекого шефа, началось еще летом. Надо думать, узнай Дзудзи профиль будущего предприятия — Доихара не сжег бы его донесение.

Был заложен камень в фундамент первенца металлургии на Дальнем Востоке — завода «Амурсталь». Затевалось предприятие, призванное в корне изменить промышленную карту края, дать восточным районам металл.

Приехала на новостройку по комсомольской путевке и Валя Демина. Такая девушка из Ленинграда. Привез ее из краевого центра Павел Неверов на катере «Партизан» — ее и еще шестерых девчат. Как увидел моторист Валю, стал покашливать, хмуриться, невпопад форсировать скорость судна. На подходе к городу свернул в протоку, чтобы показать новеньким каменистый островок, на прибрежных валунах вдоль которого (он уже бывал здесь) грелись, распластав крылья, громадные бархатные бабочки-махаоны.

И посадил катер на мель. Пришлось девчатам прыгать в воду и выталкивать посудину.

— Сам ты махаон! — кричала потом Валя, выкручивая внизу, в машинном отделении, юбку. Паша выводил катер на течение. — Машешь ушами! Чуть не утопил…

Но улыбнулась. Неверов почувствовал улыбку и принялся насвистывать марш товарища Дунаевского, чего за ним раньше не наблюдалось.

Город уже одевался в камень, прямыми линиями протянулись улицы и проспекты, спроектированные ленинградскими архитекторами, взявшими шефство над таежной стройкой. Тротуары кое-где застланы асфальтом. Словом, застала Валя вполне удобный для житья Комсомольск.

Однако на площадке будущего завода «Амурсталь» все напоминало первые годы города. Стояли по склонам сопок времянки строителей, ползли грузовики-полуторки по глубоким колеям, по колено в болотной жиже трудились сотни корчевщиков.

Жилистый прораб в кепке, раздумывая, куда направить Демину, вслух рассуждал:

— В подсобницы, что ли? Или на рытье котлованов?

— А что будет потруднее?

— Потруднее будет бетонирование. Только это не для тебя, девушка.

— Как так? — широко раскрыла васильковые глаза.

— Бетонирование, — пояснил прораб, — дело мужское. Тяжелое. У нас одни парни в бригадах. Засмеют и тебя, и меня.

— Мы еще поглядим насчет смеха. В какой бригаде есть место?