Владимир Кочетов - Провинциал

— Мне твои деньги не нужны. Своих хватает, — сказал он гордо.

Девушки и Митя вышли на залитую солнечным светом площадь.

— Хорошо посидели, — сказал Митя, сладко потягиваясь. — И он угадал: пять бутылок — самая норма! И наелся я… на всю жизнь! — У него было теперь хорошее настроение, и, несмотря на то, что выпито было немало, он чувствовал себя превосходно.

— А Анзор просто лапочка, — сказала Наташа.

— Ты, кажется, забываешь, что я могу ревновать, — засмеялся Митя.

Девушки взялись под руки и перешли на другую сторону улицы. За углом ресторана стояла та компания, что пьянствовала на балконе, человек десять. Рыжеволосый отделился от товарищей, перешел улицу и направился вслед за Митей и девушками. Краем глаза Митя увидел, как за ним двинулись и другие. Митя пропустил девушек вперед с таким расчетом, чтобы загородить их собой. Шагов через тридцать, у райцентровского сада, рыжеволосый нагнал их, поравнялся с Митей, некоторое время они шли рядом. Митя почувствовал, как все мышцы поджимаются в нем. Мужчина дернул Наташу за кончик распущенных волос. Митя перехватил его руку:

— Больше делать нечего?

Тот остановился и задержал Митю.

— Стой. Поговорим.

— Ну, поговорим, — сказал Митя. — Чего тебе надо?

Рыжеволосый молчал и цепко держал Митю за рукав сорочки. В его мутных, водянистых глазах мелькнула усмешка. Митя рывком высвободил руку и хотел пойти вслед за девушками, но мужчина опять задержал его.

— Поговорим, да…

Митя оглянулся, увидел других. Тот, что пел за столом, не вытерпев, побежал. И в этот момент Митя почувствовал удар в челюсть, потеряв равновесие, сел на низкий каменный забор райцентровского сада. Подбежавший приятель рыжеволосого хотел с разбегу ударить его в лицо, но Митя увернулся, в удар обжег только левое ухо. Митя перескочил через забор и встал в стойку. В голове вдруг мелькнула совсем детская мысль: «Я дерусь, как д’Артаньян в кино!» Рыжеволосый перепрыгнул через забор, и Митя ударил его в лицо. Тот упал навзничь. Митя ударил и другого, но удар получился слабым, неточным, в красную, со вздувшимися венами шею. Противник был сильнее (это его бицепсам завидовал Митя в ресторане), он выбросил вперед большой красный кулак, но Митя успел пригнуться и опять ударил его, на этот раз в челюсть. И тут Митя увидел, как через низкий забор перепрыгивают подоспевшие их товарищи. Через секунду он был окружен плотным кольцом, которое молотило по нему более чем десятком рук. Митя изворачивался, как уж, в одну секунду он делал десять отчаянных движений, но вырваться не мог.

— Митька! Митька! Беги — услышал он пронзительные голоса девушек. — Что вы делаете, изверги!.. Они его убьют! Митька, беги! А-а-а! У них нож!..

На секунду мелькнуло ложное чувство стыда, и Митя решил ни за что не бежать, но тут же понял, что, если не вырвется из кольца, его наконец свалят и начнут бить ногами. Эта мысль электрическим током пронзила его. Он пригнулся, ударил головой в чей-то потный живот и выскочил в образовавшуюся щель, но сзади сильные руки схватили его за правый рукав и ворот рубашки. Митя рванулся, но безуспешно, тогда он распахнул рубашку — с треском слетели последние пуговицы — и выскользнул из нее. Голый по пояс, он в несколько прыжков выскочил на площадь и, отбежав шагов на десять, остановился. Навстречу ему бежала Птичкина.

— Митька, Митька, убегай! — кричала она.

В это время из сада выбежал плотный мужчина в сером пиджаке и соломенной шляпе — он говорил в ресторане тост, Митя запомнил его — и с ним еще один. Птичкина остановилась в нерешительности, а Митя успел ударить второго, но в руке первого увидел нож. Увидел ясно, до мельчайших подробностей, как обхватили голубую пластмассовую рукоятку короткие толстые пальцы, как яркое широкое лезвие весело сверкнуло на солнце. Холодный озноб пробежал между лопаток, Митя съежился и, пятясь наугад, стал убегать от противника по кругу, а тот, словно магнит, не отставал дальше двух шагов.

— Что вы смотрите! Помогите! — кричала Птичкина. На площади собралась толпа зевак. Никто из них не двинулся с места.

Второй подбежал к Птичкиной и, зажимая ей рукой рот, повалил на асфальт.

В это время из сада выбежали еще трое. «Теперь хана», — мелькнуло в голове у Мити. Он едва переводил дыхание, сил не было.

Но подбежавшие что-то коротко объяснили своим, показывая руками в сторону сада, и вдруг все вместе они скрылись под темными купами деревьев. «Неужели все? — не поверил Мити. — Так быстро…»

Птичкина, отряхиваясь, поднялась с асфальта.

— Митька, что с тобой сделали! — всплеснула она руками. — Голову разбили, вся спина в крови, и на груди ссадины. Ой, мама, я не могу, — захныкала она, разглядывая Митю.

— Пойдемте к ресторану, там безопаснее, — испуганно сказала подошедшая Варя. Рядом с ней стояла бледная Наташа.

Они поднялись на ресторанное крыльцо.

— Где тут умыться можно? — сказал Митя.

Кто-то показал на белую раковину в глубине фойе. Митя открыл кран, подставил голову под струю и увидел, как с головы сбегает ручейками розовая вода. Варя смывала кровь со спины, и Митя видел ее розовые, в красных морщинках ладони, когда она подставляла их под кран.

По дороге к автомагистрали их останавливали раз пять.

— Что же вы уезжаете? — спрашивали их незнакомые люди — все, как назло, молодые здоровые мужчины. — Идите в милицию. Их поймали, мы сами видели.

Мите хотелось сказать каждому из них:«Где ж ты был, когда…»

В милицию они не пошли: лучше держаться от нее подальше! Через неделю им уезжать из Щедрина, а ну как дело затянется, затаскают по допросам, не позволят уехать!.. Еще в университет напишут, тогда разбирайся, кто прав, кто виноват — возьмут да и отчислят всех за недостойное поведение…

Скоро они уже ехали в грузовом фургоне, сидя на мягких сиденьях с кожаной обивкой. На Мите была новая рубашка: пока он умывался, Наташа и Птичкина сбегали в промтоварный магазин напротив и, недолго раздумывая, купили первое, что попалось под руку.

Рядом с Митей сидел сморщенный старичок со своей пышной и еще не совсем старою супругой. Задубелым, негнущимся пальцем он показал на Митину голову.

— Подрался, что ль?

— Да, дед, было немного.

— Это по молодости, — одобрительно сказал старик. — Эх, бывало, и мы на кулачках…

Митя улыбнулся ему в ответ. Девушки смотрели на Митю влажными влюбленными глазами. В эту минуту и Митя любил их нежной, покровительственной отцовской любовью. Какой-то нервный трепет пульсировал у него под ключицами, а в горле сладко першило.

Когда вечером Митя стал стелить в коридоре постель, девушки в один голос заявили, что не позволят ему спать, «подобно собаке», и, как Митя ни противился, перенесли его раскладушку к себе в комнату.