Владимир Кочетов - Провинциал

И сейчас Митя лежал на полке, только перед глазами неподвижно висел плакат краснощекого донора. «Эх, — вздохнул Митя, потянулся и сел. — Долго меня тут будут держать?» Он подошел к окну, забранному изнутри решеткой. Клочком пакли, валявшейся в углу, смахнул со стекла плотный слой пыли. В комнате стало светлее. В окно Митя разглядел грязный двор с массой деревянных пристроек и сараев. Посреди стояло корыто с водой, и с десяток кур важно расхаживали вокруг, нервно потроша щепки и комочки сухой земли. «Милицейские куры, что ли? — лениво подумал Митя. — Ах, как скучно! — Он прошелся из угла в угол, сел на лавку. — Что делать? Чем заняться?..»

— Что бы такое сделать? — сказал он вслух. Вскочил со скамьи и еще раз прошелся по каморке: пять шагов из одного угла в другой, пять — назад.

— Что же делать? — спросил Митя самого себя, пожал плечами и принялся ходить из угла в угол и напевать под нос: — Что же делать?.. Что же делать?.. Что же делать?.. Чем заняться?..

Через полчаса он остановился и смахнул с кончика носа каплю пота. Было жарко. Он сел на скамью, тяжело вздохнул, но вдруг подскочил, хлопнулся коленками об пол, зашарил руками и наконец схватил таракана. «Как я ловко! — улыбнулся Митя. — Чуть было не уполз!..» Он сел на скамью, почувствовал, как таракан перебирает лапками в неплотно сжатом кулаке, и приоткрыл его. В проеме между большим и указательным пальцами показалась черная тараканья головка с загнутыми дугами усов. Митя сжал кулак поплотнее, так, что таракан больше не мог двинуться, и сказал:

— Здорово, брат!

— Таракан стал усердно царапаться лапками.

— Не убежишь. Волей-неволей придется тебе делить со мной свой досуг.

Таракан притих.

— Скучно, брат! — пожаловался Митя.

В ответ таракан опять зацарапался лапками.

— Ну ладно, ладно, вылезай. — Митя разжал кулак, таракан пробежал по указательному пальцу и плюхнулся на пол.

— Все равно ведь не уйдешь, — сказал Митя, отдирая дранку от стены в том месте, где обвалилась штукатурка, и преграждая таракану путь щепкой. Таракан остановился, пошевелил усами, повернул и побежал назад.

— Какой великолепный ты таракан! — сказал Митя. — Просто чудо! — И вновь преградил таракану дорогу. Таракан повернул назад — он явно не понял Митиного расположения.

— А я тебя не пущу, — сказал Митя, ставя щепку перед тараканьими усами.

Таракан замер и не проявлял никаких признаков жизни.

— Ах ты, притворщик, — засмеялся Митя, а таракан, воспользовавшись паузой, юркнул в щель под плинтусом.

— Убежал, — растерянно сказал Митя и так вздохнул, будто это была одна из самых серьезных потерь в его жизни.

Резкая тень от оконной решетки, казалось, застыла на пыльной полу. Но с каждым часом становясь все более расплывчатой, незаметно увеличивалась, росла. Когда она добралась до противоположной стены, Митя потерял всякое терпение. Ему хотелось есть, но про него словно забыли. Он вспомнил вчерашние шашлыки в ресторане, и голова у него закружилась, под ложечкой засосало еще сильнее. Он подошел к двери, изо всей силы ударил по ней ногой так, что старая дверь задребезжала, и крикнул:

— Да скоро меня выпустят, черт возьми!

Щелкнул замок. Дверь со скрипом отворилась, и в комнату заглянул коренастый сержант, похожий на донора с плаката.

— Чего раскричался? — сказал он недружелюбно. — Дури в голове много? Выходи!

Они пошли по темному прохладному коридору, спустились вниз по каменной лестнице. Сержант открыл голубую дверь с табличкой, которую Митя не успел прочитать, и протолкнул его в светлый кабинет.

За большим письменным столом (на углах его сохранились треугольнички пыли, и Митя, заметив это, подумал о том, что уборщица здесь ленива) сидел пожилой капитан. Седой чуб, ниспадавший на лоб, курчавился колечками, будто ему только что сделали электрическую завивку.

— Садитесь, — сказал капитан густым приятным голосом. Он откинулся на спинку кресла, с минуту разглядывал Митю и наконец сказал: — Да!..

«Что «да»?» — подумал Митя, раздражаясь.

— Иванов! — крикнул капитан.

В комнату вкатился маленький толстый человечек с розовой блестящей макушкой.

— Я, товарищ капитан.

— Садись, будешь протокол писать.

После обычных вопросов: фамилия, имя, отчество, год рождения и т. д. — капитан попросил рассказать о том, что произошло в ресторане и потом, на улице.

Митя хотел рассказать как можно короче, но капитана интересовали детали: пили ли в ресторане, что сказал такой-то, что ответил ему, как началась драка, кто кого ударил первым, как ударил, что произошло потом… Митя рассказал все, что помнил.

— Уж очень они все пьяны были, — закончил он, — поэтому и отделался я так легко.

— Да ведь и вы были нетрезвы, — заметил капитан. — Почему вы сразу после драки уехали в Щедрин? Почему не обратились в милицию? Не обратились даже в больницу, ведь вам нанесли телесное повреждение?

Митя пощупал корочку затянувшейся ранки на голове, остриженный Наташей вокруг нее кружок волос.

— Ранка пустяковая, — сказал он, чувствуя, как по телу пробегает холодок в тот момент, когда палец прикасается к ранке.

— Все же почему вы сразу уехали из Шелковской? Вероятно, чувствовали за собой какую-то вину?

— Да нет же! — сказал Митя раздраженно. — Просто хотелось скорее домой.

— А вы не кричите, молодой человек! — строго предупредил капитан и нахмурил брови. — Не в ресторане находитесь… Вы подозреваетесь в нанесении тяжких телесных повреждений Ступову Сергею Ивановичу. — Капитан с сухим треском забарабанил по столу пальцами.

— Что?.. Я?.. — Мите показалось, что капитан шутит, и он улыбнулся.

— Очень просто, — сказал капитан, заметив улыбку. — Ударил, сбил с ног, а он — головой об асфальт. Сотрясение мозга. Врачи говорят, один шанс из тысячи. Кино такое было, видал? Вот у него то же самое… А может, он уже и того… пока говорим мы тут с тобой.

— Но я… не мог… — сказал Митя, отрешенно глядя на плохо выбритый подбородок капитана и все еще надеясь, что это неправда. — Я… — Он пожал плечами и вдруг почувствовал, как напряглась, вздулась под тесной рубашкой широкая мышца спины, и с ужасом подумал: «Конечно, мог…»

— Вот так-то, парень, будут тебя судить…

Митя не помнил, как вернулся в камеру, как захлопнулась за ним дверь, как щелкнул замок.

Он понимал, что спит, и сквозь сон чувствовал, как щемящая боль, начавшаяся с той минуты, когда он поднимался по каменной лестнице, тупо саднит в груди. Ему казалось: надо глубоко, как можно глубже вздохнуть, и боль пройдет, улетучится вместе с дыханием, но глубоко вздохнуть не было сил. Белые облака пролетали над его головой и величественно опадали за розовый горизонт. Он спрашивал у Наташи, какое из них настоящее, а она смеялась, запрокинув голову, скосив глаза: «Да они все настоящие!» — «Неужели все? — удивился он и… проснулся…