Александр Зуев - Через сердце

— Конечно, иной архиереишка скажет: не по каноническим правилам, мол, действуешь. А я ему вот!..

Старец выставил кукиш, и глаза его озорно сверкнули.

— Будут правила, коль нужда наставила. А теперь пойдем-ка, мастер, на боковую, — разбужу тебя завтра пораньше.

Утром Ваня встал пораньше, сварил клей, замешал замазку. Хотя бы спасти икону от погибели. И где только эти изуверы хранили ее — уж не в земле ли закопанной?..

Заглянула Артемьевна:

— Идите в баньку, батюшка там вас ожидает.

Чудесно было на огороде в этот ранний час. Еще не высохла роса — все горело и сверкало кругом. И подсолнечники повернули навстречу солнцу свои золотые шляпки. А в небе столбушком уходили жаворонки, захлебываясь восторженной песенкой. И сильно, медово несло с лугов цветением полевой рябинки.

— Благодать-то какая! — сказал старец, сидевший на лавочке у бани. — Воистину: «вся земля да поет тебе»… Только нам с тобой распевать некогда. Принес все, мастер?

Ваня открыл свой ящик с красками.

— И золотая краска у тебя есть? Ты уж не жалей позолоты, мастер, сделай как получше.

Они прошли в предбанник, и старец накинул крючок. Он развернул шелковый плат и достал икону.

— Свету мало, да и душно тут, — сказал Ваня. — Надо открыть дверь.

— Ну, быть по-твоему. А я постерегу тебя.

Старец распахнул дверь и сел на порожек.

Ваня обильно смочил в керосине тряпку и протер оборотную сторону доски, чтобы затравить жучка.

— Почему вы ее называете Убиенной, Мирон Иваныч? — спросил он.

Старец закурил, затянулся несколько раз, помолчал.

— Так вот, расскажу тебе, по какому случаю икона сия именуется Убиенной. Дело было в тысяча девятьсот двадцать девятом году, при коллективизации, в одном из недалеких отсюда сел. Итак, граждане того села постановили на общем собрании закрыть церковь и открыть клуб. И когда приступили к слому иконостаса, некто гражданин Мешков дерзновенно замахнулся топором и нанес иконе прободение. «И истече из раны кровь» — что засвидетельствовано многими очевидцами. Посему и названа она Убиенной. Унесли тогда икону богобоязненные женщины и содержали до времени в скрытом месте. И были от нее случаи чудотворения, что также засвидетельствовано. Язвенным, считается, хорошо помогает, освященным от нее елеем пользуются люди…

Старец внимательно посмотрел в лицо Вани, как бы отыскивая, нет ли в нем какой язвы.

Ваня не сразу почувствовал за повествовательным тоном старца потаенное жальце легенды. Он перевернул доску и стал искать следы «прободения». Действительно, была на иконе неглубокая борозда и по краям ее как бы в самом деле запеклась кровь.

Ваня достал из ящика лупу и присмотрелся к поврежденному месту. Все понятно: старые наслоения олифы были содраны, и на рваных краях «прободения» ярко проглянула вишневая краска древней живописи.

Он стал объяснять старцу, как произошло это «чудо». Старец слушал его с хмуро напряженным лицом. Как видно, ему пришлось не по душе простое объяснение Вани.

Он чиркнул ногтем по «прободению» и оборвал:

— А ты кровцы, кровцы добавь!

— Какой кровцы? — не понял Ваня, глянув в его округлившиеся глаза.

— Ну, какой…

Старец присмотрелся к выдавленным на палитре краскам.

— Вот хоть энтой! — ткнул он в загустевший виток кармина. — Чтобы поживее была язва-то, поживее! Понял?..

Теперь Ваня все понял. Он понял, что требовалось его заказчику.

Ваня отставил икону. Убиенная смотрела на него с вечным упреком на смугло-красивом лике, в глазах ее было столько горя. Наплывом проглянуло знакомое темное лицо… И живо, точно это было вчера, вспомнил Ваня все, что наблюдал он своими глазами на монастырском дворе в праздник Преполовения. Он вспомнил Чертика на тоненьких гибких ножках и его стрекочущий аппарат. Вспомнил деревенскую мать, державшую на коленях голову измученного сына. Сколько было скорбной нежности в ее склоненной фигуре и на запеченном солнцем лице. Откуда-то из глубинной России добиралась она сюда в надежде на чудо. А чуда не было. И горькие, тихие слезинки ползли по ее загорелым щекам, — обманутой матери.

Как в разговоре с Чертиком — тот же яростный гнев прихлынул к сердцу Вани. Тяжело дыша, он поднялся — бледный, с зажегшимися глазами. Голос его прерывался:

— Никогда я этого не сделаю. Слышите? Никогда!..

Трясущимися руками он собрал кисти и бросил в ящик. «Не на таковского напали, — возмущенно думал он, — не гожусь я вам в компаньоны!..» И вырвалось с невольным раздражением:

— Идите вы все от меня… к черту!

— Экая ты горячка! — укоризненно покачал головой старец. — Эх, молодо-зелено! Да ты погоди, не торопись: ведь не задаром! Сам же подрядился сделать ремонт…

— Одно дело — ремонт, другое дело — обман.

— Во как? — прищурившись, воззрился на него старец.

— Да, обман! Даже хуже — мошенничество! Я так считаю. Вы толкаете меня на преступление.

— Уж и преступление! Ах ты господи!..

Старец явно опешил. Он растерянно заморгал глазами и даже прихлопнул себя по ляжкам.

Ваня с вызовом глядел на него:

— А разве не преступление — обманывать народ?..

Старец сел на лавочку. С ожесточением поскреб пятерней в густой сивой бороде. И заговорил примирительно:

— Ну-ну, мастер, не надо кричать! Я ведь не знал, что ты такой. Кабы знать…

— Да, я такой! Меня другому не учили.

— Погорячился — и хватит. Не хочешь — не надо. Разойдемся добром.

— Да уж разойдемся!

Ваня защелкнул на крючок свой этюдник и закинул ремень на плечо.

— Извините!

По глинистой тропке он зашагал к дому. По краям тропки густо росла молодая крапивка. Она еще была мокрой от росы, — туфли Вани блестели как лакированные. За околицей все так же неумолчно заливались жаворонки. Далеко на шоссейке тарахтел грузовик.

«Надо уезжать отсюда», — решил сразу Ваня.

Он пришел в свою комнату и сел за стол. Две драгоценные иконы стояли перед ним — он уже считал их своими. Мысленно он уже отвел им место над своим рабочим столом в Москве, чтобы всегда любоваться ими. Что ж, придется, видно, с ними распроститься! А жаль… очень жаль!.. Но, может быть, старец согласится продать их? Правда, у Вани сейчас не было денег, но он готов был дать любую расписку, деньги он вышлет после…

Ваня слышал торопливые шаги на чердаке — за обоями сеялся песок, казалось, там пробираются мыши. «Прячут Убиенную, — догадался Ваня, — припугнул я их преступлением-то!..»

Думалось почему-то, что старец должен непременно зайти. Наверно, предложит мировую, будет торговаться, заметать следы.

И старец действительно явился. Как ни в чем не бывало он прошелся по комнате, сияя благодушием.