Галина Демыкина - Просторный человек

Стоп, стоп! — женщина вернулась к третьему глазу.

«…В наше время радио, радарных устройств и лучей различного рода нам, собственно говоря, не должно показаться удивительным зрительное восприятие без помощи глаз, только одним зрительным нервом или даже с помощью центра зрения в мозгу…»

Такими словами открывалась книга. Начало озадачивало: а что же тогда глаза? Рудимент? Впрочем, размышляла Анна Сергеевна, я не ученый, мои доводы обывательские. И вообще мы слабоверы. Вместе с религией мы утратили и способность простого доверия… А ведь хочется верить. Во что? Ну, в дружбу, к примеру. В искренность. В чистоту намерений.

Из коридора был слышен голос Вадима, как он по телефону спрашивал о ком-то по ее делам. Но вслушиваться не хотелось. Анна Сергеевна стала читать дальше:

«Профессор Б. С. Хебб, руководитель семинара по психологии в университете в Монреале, проделал опыт на 46-ти своих студентах: подопытные были положены каждый в отдельное помещение. Глаза были завязаны, руки в плотных длинных манжетах, тело лежало на мягких надувных матрацах. Не было ничего слышно, не было ничего видно, не было возможности ни говорить, ни что-либо делать.

Через несколько часов начался феномен, который причинил такие мучения студентам, что они отказались от этого ничегонеделания. У них появились галлюцинации, они «видели» и «слышали», как это случается только у опьяненных наркотиками или у шизофреников».

Анна Сергеевна полистала странички, потому что удивительно читать такое в книге, где, по всей вероятности, речь должна идти о медитации. И нашла вывод. Вот он:

«…Профессор Хебб хотел доказать, что «скука» это поддающаяся научному учету болезнь, на которую психологи не обратили должного внимания…»

Да, но все же — чего хочет автор? Ах, вот:

«…Далее будет показано, какие важные последствия достигаются с положительностью, если решиться на это культивирование «лености».

Анна Сергеевна не удержалась и карандашом, который всегда был в ее сумочке, отчеркнула строки о галлюцинациях в результате скуки и о культивировании лености. Ее трезвый ум отталкивал остальное (дальше предлагался путь «в страну чудес»), а свой маленький реванш в отношении Варвары Федоровны этим подчеркиванием она брала.

Вадим снова был в комнате, опять улыбался ей сверху вниз такой улыбкой, будто она стояла на пьедестале, а он — у подножья. Потом протянул записку:

— Вот. Я договорился о вас. Здесь и телефон, и фамилия. Завтра в десять позвоните.

— Спасибо, Вадим Клав… то есть, простите, просто Вадим.

— Вы уже одичали за мое отсутствие!

— Немного, — засмеялась она и на прощание задала все же несколько журналистских вопросов — о звании, о публикациях…

Нет, ничего такого успешливого не было в его жизни. Почему?

Есть вещи такие привычные — о них пишут в газетах, их обсуждают на собраниях и так, при встречах. Обсуждают горячо, когда задевает лично; с иронической усмешкой (известное, мол, дело!), когда проходит по касательной. Здесь — от прокладки труб по только что заасфальтированной улице до частной заинтересованности какого-нибудь крупного чина в твоем (его, ее, их) получении (неполучении) тех или иных благ, которые явно положены (или явно не положены) тебе (ему, ей, им). И где-то посередке — вот этот банальнейший случай, об который споткнулся еще в довольно юные годы Вадим.

Что за случай? О, даже и говорить неловко. Он со своими ребятами (тогда еще ребятами) в лаборатории проделал весьма интересную работу. Результаты ее, увы, отрицали многое из того, что сделал их руководитель, и потому, естественно (а это многим кажется естественным!), не могли ни быть опубликованными, ни включенными в реферативный журнал без фамилии этого руководителя, которая, естественно (опять «естественно»!), стояла бы впереди других. Тогда было бы ясно, что ученый этот искал и нашел нечто, хотя и противоречащее прежнему, но интересное. Шел. Искал. И не зря.

А человек он был веселый, обаятельный, милый. Может, потому так и обиделись на него: все были уверены, что он поведет себя иначе. Ах, трудно хорошему человеку: всегда от него чего-то ждут!

Вадим защищал докторскую в чужом (смежном) институте. Это было неприятно руководителю (что защитил), но не грозило особо: в другой, мол, области работает! И, состоя членом редколлегий всех соответствующих журналов, опять же был спокоен: в печать не попадет.

Вадиму потом долго не хотелось браться за работу. Противно было. Впрочем, что об этом? Здесь только общие черты, а там были и детали.

— Я делаю, Анна Сергеевна, то есть, простите, Жанна, я делаю свое немногое. Но свое. За это мне платят деньги и не спрашивают ничего такого, чем я не хотел бы поступиться. У меня нет сил расталкивать, — он развел руки. — Что поделаешь, нет. Мне бы успеть. Ведь все так медленно… Но когда я работаю, счастлив. Вот так. Так я выбрал. А публикации…

— У вас плохие нервы? — Вошла она в свой привычный темп беседы: пинг-понг, мяч партнеру, мяч на своем поле. — А? Не выдерживают?

— Как бы вам поточнее сказать, если уж вас интересует. Я как рыба: немного сплющен давлением водных толщ.

— Ушли на дно?

— В глубину.

— Таким родились?

— Кто ж это знает? Ведь человек — не рыба. Но поверхность мне противопоказана, это точно.

— Был повод убедиться?

— Даже побороться за место под солнцем.

— И?

— Нет, — засмеялся он. Ему этот пинг-понг был симпатичен.

— Ну и ладно, — успокоила Анна Сергеевна. — Значит, таким родились, фамильное свойство.

— Ну нет, тогда скорей другое: слабый сын сильных родителей.

— Но Варвара Федоровна…

— О, сильнее воли я не встречал. Только направлена своеобразно… — И впервые подумал с полной отчетливостью: это ведь какую силищу надо иметь — ничего не внося, все держать в своих руках. Все и всех.

— А чем занимаетесь вы? Если точнее?

— Всего одним геном. Одним маленьким геном.

— Вы так говорите, будто это ген счастья.

— Почти.

— Расскажете когда-нибудь?

— Непременно.

Анна Сергеевна поглядела на дверь Варвары Федоровны, вопросительно подняла брови, Вадим кивнул и пошлепал ладонью по дереву.

— Да, да, конечно, — расслабленно откликнулась хозяйка дома. Она полулежала в кресле, ее цветущее лицо было печально.

— Я краем уха слышала, что вы с Вадимом говорили о силе. Вы не думали о том, что порой и слабость — тоже сила?

Она, конечно, хотела сказать о физической слабости и о силе духа.

«Нет, нет, это долгий разговор, — подумала Анна Сергеевна. — Он затянет в дебри. Ну ее…»

— Я, Варвара Федоровна, имела в виду нечто более конкретное — силу, которой сопутствует энергия.

— Энергия для вас начало позитивное?

— Не сказала бы… Когда как.