Галина Демыкина - Просторный человек

— Мамик мой! — сквозь сон бормочет Сашка.

Вот дохнуло из памяти весеннее солнышко, пробежал ветер по траве…

— Ты мое чудо? — спросили ее.

— Да, — ответила Ася. — Да, я — ч у д о, а не женщина, которая лжет. Не та, которая… («Эх, жаль, собаку не привез, она бы…» Да, да, которая облизала бы ему пьяное лицо.)

— Знаешь, я так устала, я так испортилась, загрубела без тебя.

— А ты нырни в норку.

— Хорошо!

Ася обнимает подушку, подтягивает колени к животу. И приходит сон. Сон — память. Сон — жизнь.

Женщина позвонила у двери — оттянула книзу железную скобу. Ей откликнулся валдайский колокольчик. Вот, стало быть, как у него!

Он открыл тотчас, посветил ей в полутемном коридоре улыбкой, принял пальто.

Отправляясь сюда, женщина волновалась, и это волнение оттеснило боль, — теперь придется действовать так.

— Простите, я немного опоздала.

— Ничего, ничего, Анна Сергеевна. Я рад вам!

И провел в большую комнату, уставленную одряхлевшей мебелью с потертой ковровой обивкой. И вся квартира носила печать запустения — с ободранной краской на окнах и дверях, с пятнами на обоях. Это было неожиданностью. Дальше потекло примерно так, как представлялось.

Она смущена. И не только тем, что мало знает в той области, о которой должна писать (она поэтому и попросила Вадима помочь ей). Неуверенность идет еще и от чисто женского чувства оставленности, брошенности. Точно обнажились все недочеты внешности и ума, не восполненные сознанием привлекательности.

— Так о чем же вам рассказать…

Он задумался, потом спохватился:

— Да вы усаживайтесь поудобней. На диван не хотите? Может, сначала чаю?

— Нет, нет. Благодарю.

Он внимателен, даже ласков. Чего бы это? Неужели так хорошо воспитан человек, что уж если вы пришли к нему, и он — хозяин…

— Видите ли, Вадим Клавдиевич…

— Может, просто Вадим?

— Хорошо. Тогда — Жанна.

— Да?

— А почему бы нет?

— Конечно, Жанна. Так о чем мы будем?

Женщина замялась. Хотя стало много легче.

Да, да, все примерно так. Так она и думала об этой встрече.

А он не мог освободиться от впечатления: похожа! Особенно там, в темном коридоре… прямо будто Ася вошла. А вдруг Ася когда-нибудь…

— Видите ли, — продолжала между тем женщина, — я и сама не очень знаю…

Он попытался помочь:

— Вы, как я понял из телефонного разговора, интересуетесь энзимологией генетического аппарата?

— Ой, ой, Вадим, этого я и произнести не могу. Ни я, ни моя газета.

Теперь смутился он — вот как вырвалось глупо, будто хотел похвалиться своей ученостью.

— Простите, Жанна. Я редко говорю обо всем этом и потому не умею… Я так понял, что вы хотите писать о молекулярной биологии.

— Да. Но в связи ее с генетикой. Поэтому и обратилась к вам.

— Я, конечно, могу… м… какие-то общие вещи про механизм действия ферментов, которые обслуживают генетический аппарат клетки… Но я-то занимаюсь несколько иным.

«Зачем я сюда вломилась? — думала женщина. — Ведь от тоски пришла. Могла бы разобраться и по книгам, в библиотеке. А чем он поможет? Чем вылечит? И ведь знала, знала, когда шла…»

Она вздохнула печально:

— Просветите меня немного, ладно? И скажите, что почитать. Ведь вы знаете, моя профессия иная, там я в курсе дела. Но вот перебралась в газету и все как заново… В общем, здесь для меня могут быть пока только такие темы — по науке… И стыдно являться на беседу, когда в голове пусто.

Неужели ее действительно привели дела? А там, в лесу? Почему мы столкнулись в этом огромном лесу, где почти нет шансов… Случайность? Бывают такие случайности? А ведь с ней что-то не так!

— Жанна, что вас печалит? Пустяки это, я вас подготовлю, уж настолько-то, поверьте, я осведомлен. Да еще дам кое-что почитать. А вы сговоритесь с кем нужно… Впрочем, тут я вам тоже помогу.

Откуда в нем такая открытость? Ведь в полуподвальном этого не было. Какой милый человек!

— Если можно, Вадим, расскажите с самого начала!

— Ладно. Итак — о молекулярной биологии. Датой ее рождения считается тот день, когда была раскрыта структура ДНК — дезоксирибонуклеиновой кислоты — и уяснено, как происходит передача наследственной информации…

Женщина слушала, записывала кое-что, привыкала к терминам.

«Странно, — думала она, — ведь ему и вправду отчего-то неловко говорить об этом. Он так свободен в обращении со сложными вещами, а самого факта чтения лекции стесняется. Так, бывало, Кир-старший — рисует прекрасно, но слова о работе не вытянешь».

А Вадим увлекся. Он не любил ничего объяснять, среди помощников ценил тех, кто понимал его с четвертьслова. Но здесь — особое. Женщина эта была как-то связана с тем милым и нежным миром, который втянул его и теперь держал, не отпуская. И даже косвенное, через посредника, общение… Он никогда бы не заговорил с Анной Сергеевной ни о чем таком, но этот день, определивший яркость пространства от утреннего ее звонка до вечернего закатного неба, алевшего сейчас за окном, — все было посвящено соприкосновению с этой новой и острой радостью, имя которой было Ася.

— Ну, не запутал я вас?

— Как будто бы поняла.

— А я, Жанна, занимаюсь непосредственно хромосомами, которых у человека в ядре каждой клетки ровно сорок шесть. Знаете про это?

Женщина отрицательно покачала головой.

— Ну так вот. А главная составная часть хромосом — дезоксирибонуклеиновая кислота. И общая длина молекул этой самой ДНК в каждой клетке около четырех метров. А вдоль нити ее записана генетическая информация. Все ясно, да? А вот теперь пойдут загадки.

Но загадок не последовало. Из соседней комнаты донесся странный — капризный, властный и вместе жалобный и ломкий женский голос:

— Вадим! Скорее, Вадим!

— Простите, — сказал он мягко Анне Сергеевне и вышел не слишком поспешно.

Если это жена, то она болеет. И Вадим, вероятно, не очень внимателен (вот, не поторопился на зов). Как же так? Ведь милейший человек! Интересно, какое у него ученое звание? И есть ли открытия? Впрочем, кто-то говорил, что открытия — большая редкость…

— Еще раз простите меня. — Вадим вошел неслышно. У него мягкая манера наклонять голову при разговоре. Может, оттого, что он так высок? А похоже на снисходительность.

— Ничего не случилось?

— Нет, нет. Просто я забыл дать маме лекарство. У нее, знаете, все по часам.

— Она тяжело болеет?

— …не знаю. Наверное, да. А может, и не очень, но — всю жизнь. Отец — а он был отличным врачом — никогда не лечил ее.

— Почему же?

— Вероятно, не считал возможным. Не умел. Неврозы плохо лечатся.

Вадим сказал это и ощутил себя предателем: ему хотелось, да, хотелось хоть кому-то пожаловаться на властную и капризную женщину, которая неизвестно как поведет себя, если будет Ася. Подумал об этом и потемнел. Помолчали. Потом он нашел на полке книги, вырезки.