Габиден Мустафин - Избранное. Романы

Перевалив через ближайший хребет, путники выехали к тракторной бригаде. Возле белого шатра собрались пять-шесть человек пеших и один всадник — маленький, худой старик. Поодаль стояли два тракториста. Старик держал в руках домбру и пел песню, изредка взмахивая инструментом. В вечерней тишине голос акына разносился далеко. Плугари слушали, не отрывая глаз от певца.

Присмотревшись, Бейсек сказал Рымбеку:

— Это Токен чмокает там губами. Только и знает, что восславляет советы.

Подъехав ближе, Бейсек крикнул:

— Это ты, дряхлый Токен?

В ответ акын пропел импровизацию:

— Это же утки! — со смехом ответил Бейсек.

— Да мы это так, из любопытства, подстрелили…

Акын пропел:

Бейсек не стал дожидаться конца импровизации. Словно говоря: «Брось, надоело!» — он надменно поднял голову, нахмурил брови и толкнул коня.

Пропев это, Токен тронул своего коня.

Отъехав, Бейсек оглянулся назад.

— Досадно! Если бы не этот пустой старик, можно бы поговорить с колхозниками, прощупать их настроение.

— Прямо рта не дал раскрыть! Смотри, как скачет! А ведь восемьдесят лет старику, — чего ищет? Лежал бы в постели!

В сумерки они въехали в город. Лошадей оставили на конюшне. Завтра Бейсек уезжал в Москву. Чтобы закончить беседу, он пригласил Рымбека к себе. Жил Бейсек холостяком. Жена его училась в Москве и в этом году должна была окончить педагогический институт. А он обзавелся красивой девушкой-прислугой, дочерью русского выселенца-кулака.

— Поджарь, Маша, уток и поставь самовар! — распорядился Бейсек и устало прилег на диван. У него был нездоровый вид.

— Устал, что ли? — спросил Рымбек.

— Не знаю, что со мной. Как только повернули обратно, почувствовал себя неладно.

— Сырой воды не пил, а от водки вреда не бывает. Возможно, это у тебя от колбасы или от консервов.

— Желудок как будто в порядке.

— Тогда умойся холодной водой. Пройдет.

За компанию с ним умылся и Рымбек. Но Бейсеку не стало легче. Чтобы отвлечься, он достал альбом и стал показывать Рымбеку фотографии. В альбоме были собраны портреты главарей Алаш-Орды. Рымбек долго рассматривал фотографию Алихана.

— Матерый волк. Пожалуй, и теперь не одряхлел…

Вскоре они были отданы под суд…

Ночь. На перроне людно. Ударил последний звонок. Мейрам стоял на подножке вагона. Провожающие уже пожали ему руку, но не уходили. Среди них была и Ардак. Соблюдая правила приличия, она стояла в отдалении, но несколько минут назад, улучив минуту, успела передать Мейраму букет цветов.

— Следите, чтобы работа на стройке электростанции не прекращалась ни днем ни ночью! — успел крикнуть Мейрам.

Поезд тронулся. Мейрам взмахнул букетом цветов. Пока поезд не миновал станционные огни, Ардак улыбалась, но по лицу ее катились слезы.

К ней подошел Жанабыл.

— Не успел и километра отъехать, а ты уже раскисла. Еще наглядишься на него, придет время. Только бы благополучно вернулся!

— Кто знает! Жалоб на него много, могут им поверить.

— Главные его клеветники сами угодили в яму, которую другим готовили. Доберемся и до их помощников. А за справедливую жалобу поругают, не без этого! Мы отсюда прямо на электростанцию. Ты не боишься возвращаться одна?

— Лучше проводите. А зачем вы ночью на станцию?

— Пока Мейрам доедет до Алма-Аты, мы уже пустим ее вход и протелеграфируем ему, чтобы доложил на бюро обкома: станция работает.

— В таком случае идите. Я одна доберусь.

От вокзала до поселка Загородный около километра. Ардак сильно трусила, пробираясь по неосвещенным улицам поселка, но до своего барака дошла благополучно.

Алибек уже два дня лежал в постели. В самом ли деле он был болен или притворялся — трудно понять. Не жалуясь ни на что, он целыми днями лежал, укрывшись с головой одеялом. Сейчас он встал, сидел на табуретке у дверей барака.

— Лучше стало, коке? — спросила Ардак.

Отец не ответил. Беспокойно вглядываясь куда-то вдаль, вытянув шею, он бормотал себе под нос непонятные слова.

— Что они ищут? — вдруг спросил он, низко пригибаясь, словно хотел спрятаться.

В стороне от города стояло высокое здание элеватора, на котором был установлен прожектор. Длинный луч света медленно передвигался по земле, освещая то один, то другой район города. Сейчас он упал на поселок Загородный. Алибек пригибался, испугавшись света.

Ардак рассмеялась.

— Коке, это луч прожектора бродит. На элеваторе поставили…

— Раньше никакого прожектора не было!

— Недавно установили. Теперь что ни день появляется что-нибудь новое.

Алибек, немного успокоившись, пошел в барак. Но по выражению лица его и по учащенному дыханию легко было заметить, что он чем-то сильно встревожен. Его маленькие змеиные глаза налились кровью, зрачки расширились. Он вздрагивал при малейшем звуке — от потрескивания угля в печке, от шипения капли воды, упавшей из чайника на горячую плиту. Испуганно озираясь, он встал, опустил на окне занавеску, а верхнюю его половину закрыл одеялом. Потом заложил дверь на крючок.

Ардак только теперь обратила внимание на странное поведение отца.

— Коке, почему вы сегодня такой встревоженный?

— Так, дорогая. Предосторожность.

Когда Ардак накрыла стол, налила отцу чай, он тяжело перевел дух и спросил:

— Ты ничего не заметила, дочурка?

— Нет, коке.

— Какой-то подозрительный человек с некоторых пор не отстает от меня ни на минуту.

— Какой человек? Чего он хочет?

— Не знаю. Издали следит за мной. Я спускаюсь в шахту — он тоже спускается. Возвращаюсь домой — и он идет за мной. Близко никогда не подходит. Но я его заприметил. Вот два дня не выхожу из дому — выжидаю, что он предпримет. А он все время бродит вокруг нашего барака. И каждый раз по-разному одевается. Иногда подходит к двери, к окнам, прислушивается.