Габиден Мустафин - Избранное. Романы

Вместе со всей страной изменила свой облик и Караганда — третья всесоюзная кочегарка. Вошли в строй около сотни шахт, все они были механизированы. Кайла, паровые механизмы уже вышли из обихода. Производство питала электрическая энергия. Уголь добывался врубовыми машинами и отбойными молотками, подавался из забоев электровозами и конвейерами. Все дальше в степь проникали разведывательные партии, ставили буровые вышки, исследовали недра земли.

Город теперь делился на две части: на Новую Караганду и на Угольную Караганду. Город стал областным, центр его находился в Новой Караганде.

Население росло. Перед руководителями Караганды и перед многотысячным коллективом шахтеров вставали новые задачи. Предстояло овладеть совершенными механизмами, расширить источники электроэнергии, наладить снабжение города и шахт водой. Что ни день, то новые заботы. Но это были радостные заботы людей, которые растут, которые за несколько лет собственными руками создали на голой земле огромный индустриальный город.

В один из летних дней Мейрам стоял у окна своего рабочего кабинета. Это была просторная светлая комната в новом трехэтажном здании, где помещался городской комитет партии.

Четвертый десяток шел Мейраму. Он возмужал, фигура стала плотнее, густые черные волосы кое-где начали серебриться. На нем был белый полотняный китель, аккуратно разглаженный.

Во дворе бил фонтан, окруженный деревьями. На газонах зеленела трава. На клумбе пестрели цветы. Металлические столбы поднимали над зеленью матовые стеклянные шары.

— Хорошо бы перед каждым корпусом разбить такую площадку и по вечерам освещать ее, — вслух сказал себе Мейрам. — Но для этого нужно изобилие воды, больше электричества…

Вошла Антонина Федоровна. Эта энергичная, деловая женщина мало чем изменилась за минувшие годы. Все такая же быстрая, легкая и бесшумная была у нее походка. Только причесывалась она по-другому: раньше носила прямой пробор, а теперь взбивала волосы и укладывала их на затылке в узел. От этого ее свежее, розовое лицо казалось более открытым. Антонина Федоровна положила перед Мейрамом толстую папку.

— Здесь все материалы Каргрэса, которые вы просили подобрать. Машина уже ждет вас. Когда вернетесь?

— Должно быть, поздно.

— Я вечером нужна буду в горкоме?

— Сегодня, пожалуй, отдохните. Только попросите, пожалуйста, чтобы ко мне к семи часам вызвали Аширбека.

У подъезда его ждал курносый шофер. Он открыл дверцу «эмки».

Перед зданием городского совета машина остановилась, и к ним присоединился Канабек.

Поехали к Угольной Караганде. Туда от Новой Караганды двадцать километров. Грунтовая извилистая дорога тянулась по отлогому склону. Быстро ехать нельзя: часто попадались ямы, выбитые грузовиками.

Машиной управлял Мейрам. Шофер сидел рядом, готовый при малейшей оплошности помочь «ученику».

Подъехали к окраинам Угольной Караганды. Здесь выбоин на дороге стало больше, и они были глубже. Машину подбрасывало, как телегу на кочках. Мейрам передал руль шоферу и не преминул уколоть Канабека:

— Должно быть, горсовет отложил починку дороги до коммунизма?

— Перестань меня щипать, дорогой! Сам же заставляешь в первую очередь заботиться о шахтах. А стоит кому-нибудь споткнуться на разбитой дороге, как опять на горсовет киваешь. Вон и моя старуха покоя мне не дает. Сегодня все утро пилила за то, что поломалась крышка у мусорного ящика — у того, что стоит во дворе нашего дома. Так и требует: «Прими неотложные меры». Ох грехи, грехи! Выходит, и за крышку мусорного ящика я в ответе.

По сторонам дороги местами стояли озерки воды. Порой посредине озерка виднелся старенький домишко, затопленный по крышу и брошенный жильцами. Там, где из-под земли выбирали уголь, почва оседала и на поверхности образовывались впадины. Постепенно они заполнялись водой. Из воды торчали уже ненужные, развалившиеся бараки. Угольная Караганда строилась, бурно росли новые здания, а старые, временные постройки бросали.

Пересекли линию железной дороги и въехали в северную часть Угольной Караганды. Над обогатительной фабрикой колыхалось облако пыли. Ветер разносил ее, она густо оседала на дороге, набивалась в машину. Впереди, за ее пеленой, почти ничего не было видно. Шофер вел машину с трудом.

Миновали город и поднялись на возвышенность. Здесь остановились. Вышли из машины.

Встряхивая свой пыльник, Мейрам говорил:

— В будущем жилые корпуса перенесем подальше от производства, в Новую Караганду. Трудно здесь людям жить.

Неподалеку группа рабочих устанавливала высокую металлическую треногу: три массивных железных столба соединялись верхними концами, а внизу наглухо цементировались. Несколько таких треног уже протянулись цепочкой…

Канабек, занятый собою, ответил не сразу. Он разделся до белья, тщательно вытряс пиджак, брюки. Приземистый, с выпирающим животом, он посмотрел задрав голову на долговечное сооружение, иронически пожевал губами и проговорил:

— О некоем пастухе было сказано: «Свистит так громко, что земля дрожит, а гонит всего-навсего двух коз». Вот и здесь… Устанавливают такую махину — а зачем? Только для того, чтобы подвесить проволоку в палец толщиной.

— Так ведь эта проволока для Караганды то же, что весна для человека. По ней потечет электрический ток.

— Будь я инженером, пустил бы между Карагандой и Каргрэсом подвесной воздушный поезд. Эти столбы выдержат любую тяжесть.

В прошлом году Мейрам побывал в Донбассе, видел движущиеся подвесные вагонетки. Сейчас он представил себе, как такие же вагонетки плывут в воздухе между Карагандой и Каргрэсом.

— Мысль хорошая. Но что мы будем перевозить по этой подвесной дороге?

— Все сможем перевозить. Помяни мое слово, вокруг Каргрэса со временем вырастут крупные заводы. Много будет всяких перевозок.

— Когда построим заводы, тогда и подумаем о подвесной дороге, — ответил Мейрам, садясь в машину.

Дорога пошла каменистая, не пыльная. Дул прохладный ветерок. Машина шла легко и плавно. До Каргрэса оставалось километров тридцать — тридцать пять. По сторонам проплывали фермы совхозов и колхозов. Казалось, нет такого склона, на котором не расположилась бы какая-нибудь постройка — дом, скотный двор, сарай… По проселочным дорогам непрерывно двигались машины, тракторы, подводы.

В прежнее время у этого тракта, среди пустынной степи, одиноко жил «пикетчик» Муздыбай. Происходил он из малочисленного рода, который в старину, не выдержав натиска более сильных родов, откочевал в глубь степи. Муздыбай поселился в русском поселке. Там он прожил несколько лет. А потом построил на большом тракте заезжий дом и сделался, по местному выражению, «пикетчиком». Проезжавшие по тракту русские и казахи останавливались у него. Плату он брал — кто сколько даст, а зачастую случалось и так, что кормил и предоставлял ночлег безвозмездно. Но если человек не понравится, в дом не впускал. Сейчас Муздыбай по старости был освобожден от тяжелой работы, но продолжал заниматься охотой и добычу свою сдавал в колхоз. Это он несколько лет назад подарил Щербакову и Антонине Федоровне лису.