Габиден Мустафин - Избранное. Романы

Подъехал на машине Канабек. С ним — инженер, ведающий сооружением городка Каргрэса. Это был скромный, скупой на слова человек. Он часто поглядывал на Канабека, как бы прося: расскажи лучше ты, как идут у нас дела с постройкой городка. И Канабек не скупился на похвалы:

— Хорошо инженер строит. Это не Гительман. На Каргрэсе городок быстро растет. Уже шесть зданий жилкомбината стоят под крышами!

— Все шесть полностью закончили?

— Седьмое начали!..

Вчетвером они осмотрели машинное отделение станции, могучие насосы, которые будут качать из недр земли воду для Караганды, недавно разбитый парк, новую баню.

Зашли в столовую. После обеда Мейрам сказал Канабеку, что пора возвращаться. Теперь ехали по берегу Нуры. Когда перевалили через Кожир и взяли направление на сопку Жалгиз-Тюбе, Мейрам окликнул спутника:

— Канеке!

— А? — отозвался Канабек, открыв глаза. За день он порядком устал от ходьбы и разговоров и вздремнул.

— Ибраш показал мне подробную карту этой местности, какой она станет в недалеком будущем. Возвышенность Кожир с трех сторон обступит вода. А сопка Жалгиз-Тюбе превратится в небольшой остров. В степи море разольется. Не чудо ли, а?

— И это чудо мы в нынешнем году увидим?

— Обязательно.

— Откуда же скопиться морю? Ведь снеговая вода уже сошла.

— Ибраш уверяет, что воды и в реке хватит.

— Сомнительно что-то… Как же обойдется население в низовьях Нуры, если ее перегородят плотиной? Без воды будет сидеть?

— Озеро наполнится за один-два месяца. А потом река потечет по руслу, как и прежде.

Справа от дороги дымились подожженные старые лачуги, хлевушки. Передвигались группы людей. Здесь проводилась обработка дна будущего озера: хлам сжигался, протравливался. Длина обрабатываемой площади достигала тридцати километров, ширина — четырех-пяти. Берега озера отводились под посевные поля колхозов Тельмановского района и подсобных хозяйств Караганды. Со временем здесь предполагалось разбить огороды, выращивать овощи; Каргрэс даст воду для поливки полей и огородов, электрифицирует колхозы и подсобные хозяйства.

— Ибраш — дельный инженер! — не умолкая, говорил Мейрам. — Нельзя не верить ему. Как только степь насытится водой и озарится электричеством, среди этих сопок будет настоящий рай! Помните, Канеке, как люди радовались, научившись держать в руках кайло? Мы считали себя победителями, когда стали качать воду из шахты «Герберт». Всякие там жаппары и рымбеки, ничего не смыслившие в технике, считались у нас «образованными». А теперь смотрите-ка! Мы взнуздываем дикую реку и заставляем ее работать на нас. А Ибраш мечтает подчинить советскому человеку ветер. Аширбек раздумывает над тем, как обновить самую новую технику. Чтобы руководить крупным предприятием в наши дни, мало окончить институт, нужно стать доктором наук.

Канабек с грустью отозвался:

— Вам, молодым, хорошо говорить о науке, знаниях… А вот мы, старые клячи, отстаем…

— Нельзя отставать, Канеке, ни молодым, ни старым. Жизнь не позволит…

Выдался тихий вечер. Степь дышала весенним благоуханием. Так бы и ехать бесконечно по этой благоухающей степи…

Неподалеку от железнодорожной линии машина повернула в сторону Караганды. С грохотом пробегали поездные составы, по степной дороге мчались автомашины, тянулись подводы, верховые. На горизонте, на гребнях длинных холмов, словно грозовая туча, вставала темнеющая Караганда. Начинало смеркаться. В небе зажигались звезды. Караганда замерцала огнями.

— Канеке, смотрите! И небо и земля усыпаны звездами! — воскликнул Мейрам. — Это звезды нашего будущего.

Они въехали в город уже в темноте. Канабек сошел у своей квартиры. Вскоре машина подкатила к трехэтажному дому горкома.

Время было позднее, около часа ночи. Ардак в домашнем халате сидела у стола. Перед ней — раскрытые книги. Строчки густа подчеркнуты, поля испещрены пометками. Погруженная в свои занятия, она не замечала времени.

Уже несколько лет, как Ардак замужем. Появился сын. Ардак немного пополнела; она вступила в тот возраст, когда цветом распускается женская красота. Белое лицо приняло легкий розовый оттенок, черные глаза всегда полуприкрыты длинными ресницами; вскинет ресницы — словно лучами согреет. Не пудрилась, не румянилась, не любила ни украшений, ни браслетов, ни колец. Только никогда не расставалась с заветными ручными часиками, полученными в награду за успешное обучение неграмотных. Часики были для нее дороже любых украшений.

Домашнее хозяйство не поработило Ардак. Она заочно окончила филологическое отделение института. И теперь готовила диссертацию по казахскому фольклору.

Из соседней комнаты, осторожно открыв дверь, вошла Шекер, тетка Мейрама. Она заметно постарела за эти годы, согнулась. На плечи накинут чапан, голова повязана белым платком, кунлюка [73] Кунлюк — головной убор пожилых казахских женщин. Шекер не носила. Молча постояв, она повернулась, чтоб уйти.

Ардак оторвалась от записей, подняла голову.

— Это вы, апа? Все еще не спите?

— Думы всякие одолели, спать не дают.

— Что за думы?

— Не помешаю, если расскажу?

— Нет, я сегодня уже наработалась.

Шекер медленными шагами подошла к столу, присела рядом с Ардак.

— Молодость не вечна, дитя мое. На смену ей приходит старость. А случается и так, что тяжелые дни посещают задолго до старости. Болезнь, скажем… Думала ты когда-нибудь об этом?

— Что-то не приходилось, апа! — легко улыбнулась Ардак.

— Вижу, что не приходилось. Должно быть, все некогда: детей учишь, сама учишься. Мейрамжан тоже с утра до ночи на работе. А много ли заработали? В комнатах — голые стены. Стулья, столы… ну, кровати. Вот и все богатство. А ведь у нас люди бывают. У меня лицо порой прямо горит огнем от стыда. Вон Байтен и тот ковром обзавелся, разостлал его на почетном месте… В жизни, говорю, всякое бывает: можно и прихворнуть. А что ваша служба? Тонкий волосок, который всякую минуту может оборваться. Что тогда будете делать? На что вы надеетесь? Позаботилась бы о себе! Мой старик Жайлаубай за скотом в совхозе ходит. Вот бы и пустили к нему в стадо пару овечек. Пусть гуляют. Если не о себе, то о сыночке Болатжане позаботились бы. Подумай-ка, мой светик…

Ардак видела, куда клонит тетка. Возраст у Шекер почтенный, и рассуждала она по старинке: дескать, надо всегда иметь запас на черный день, Ардак попыталась растолковать старушке, что она не права.

— Спасибо, апа, за советы. Только не годятся они. В наше время главное богатство не в количестве скота и всякого добра, а в полезной специальности и хорошем образовании. Я думаю, мы с Мейрамом не бедны этим.