Габиден Мустафин - Избранное. Романы

Ермек продолжал молчать. Он раскрыл лежавшую перед ним коробку папирос. Справа от него, на стене, до половины покрашенной желтоватой краской под цвет дуба, торчали два штепселя. Ермек взял со стола электрозажигалку, сунул ее в один из штепселей и прикурил папироску, в другой он вставил вилку электровентилятора. Над столом заиграл ветерок, но и он не охладил спора.

Молодые шахтеры держались на совещании выжидательно. Каждого из них волновали неудачи последних дней, но как-то неловко было задеть старшего по возрасту и по опыту Ермека, к тому же он многих из них обучил работать.

Акым глянул на молодого механика Актанова, секретаря комсомольского комитета шахты, подзадорил:

— Ты чего молчишь?

Механик, еще неопытный в деле, покраснел и обронил всего несколько слов:

— Мне думается, что Ермек слишком распылил технику. Управлять ею становится все труднее…

Его слова сразу подхватил молодой боевой шахтер Семенов; до сих пор он нетерпеливо слушал выступавших. Вскинув голову, Семенов проговорил:

— Ермек Барантаевич! У нас трудности с подачей транспорта, подчас не хватает порожняка. Это все потому, что вы слишком раздробили производственный процесс. Транспорт застревает по закоулкам. Подумайте над этим.

Ермек не ответил, сохраняя невозмутимый вид. Но его побагровевшее лицо, пронзительный взгляд маленьких острых глаз говорили о том, что терпение его уже иссякает. Так и случилось. Ермек резко выдернул штепсель, гудение вентиляционного пропеллера оборвалось.

Ермек прикрикнул на Акыма:

— Это ты, вислогубый, всех будоражишь! — по старой памяти он дружески-шутливо называл Акыма вислогубым. Но на этот раз голос его звучал гневно, глаза смотрели сердито. — Ну, говори конкретно! Чего ты хочешь?

Привыкнув выступать на собраниях стоя, Акым поднялся с места. За эти годы он еще больше вытянулся ростом, возмужал, раздался в плечах. Но следил за собой плохо: галстук сбился на сторону, пиджак застегнут не на ту пуговицу.

Не дав ему заговорить, Ермек крикнул тоном приказа:

— Поправь галстук! Застегнись как следует!

Акым послушно привел себя в порядок. Теперь, когда парень стоял на свету, по лицу его легко было определить, что он не один год рубил кайлом твердый уголь: щеки и лоб испестрили едва заметные точки — следы от брызжущего крупинками угля.

Заговорил Акым горячо, а на первый взгляд казалось, что характер у него вялый.

— Ереке, я вам многим обязан! Это вы сделали меня кайловщиком. И я старался не опозорить вас. Вы хорошо знаете, что с того самого дня, как по-настоящему взял в руки кайло, я стал перевыполнять норму. А когда перешел на машину, тоже не ударил лицом в грязь. Одним из передовых считаюсь… А вот за последние пять дней краснею от стыда.

— Я, что ли, в этом виноват?

— Не вы, а ваш график!

— Ты что же, хочешь работать без графика?

— Нет, хочу работать с графиком. Но его надо обеспечить. Ведь по графику каждая лава должна давать в день по одному циклу. А у нас найдется хоть одна такая лава?

— Значит, добивайтесь выполнения графика!

— Рады бы… Крепежный лес не подается вовремя. Ремонт к сроку не выполняется. Не хватает порожняка… Масса неполадок! Как тут добьешься обеспечения графика? Вспомните: в те дни, когда я давал по одному циклу и вырабатывал рекордные нормы, было сделано все, чтобы устранить неполадки.

— Чудак! — усмехнулся Ермек. — Сам знаешь, тогда для тебя были созданы особые условия. И новый график рассчитан на то, что эти условия будут в каждой лаве. Как их создать? Нужна находчивость, нужна расторопность самих рабочих. Нужно, чтобы каждый рабочий на своем участке не отставал от других.

— Эх, не знаете вы наших условий, Ермек! — сокрушенно сказал Акым.

Услышав такие слова из уст своего ученика, Ермек ушам не поверил. Растерянно посмотрев на него, ответил невпопад:

— Если не знаю, то подскажи!

— Когда мы работали кайлом, главная задача наша была — отвалить пласт. А теперь самое главное — выдать на-гора́ отваленный уголь. Прежде чем уголь из забоя попадет в железнодорожные вагоны, он должен пройти через множество механизмов. Испортится один из них, остановятся и другие. Вот эти остановки вы недостаточно учли при составлении нового графика. Ваш график тогда будет хорош, когда мы устраним все остановки в пути.

— Ну, и устрани, коли умеешь!

— А я о чем говорю? — удивился Акым. — Надо хорошо наладить железнодорожное хозяйство. Установить более сильные лебедки. Сделать штреки прямыми, путь узкоколейки ровным. Вот тогда и ускорится оборот вагонеток. Тогда люди перестанут кричать: «Давайте порожняк!» Надо добиться, чтобы к началу работы каждой смены во все лавы подавалось по двадцать — двадцать пять готовых к отправке вагонеток и было отвалено по два-три метра угля. Необходимо вовремя доставлять крепежный лес. Вот и исчезнут задержки при отправке угля. Что для этого нужно сделать? По-моему, одну из трех смен надо перевести на подготовительно-ремонтные работы, а две оставить на добыче угля…

Ермек спросил ядовито:

— А знаешь, сколько сот тонн угля дает каждая смена?

— Знаю, Ереке. И это меня ничуть не смущает. Если мы хорошо наладим подготовительные работы, две смены дадут больше угля, чем сейчас дают три.

— Болтун ты этакий! — гневно воскликнул Ермек. Он вскочил с места и, так же как перед этим Исхак, ударил кулаком по столу, карандаш вылетел из его рук и скатился со стола на пол.

Ермек принялся ходить взад и вперед по комнате, продолжая говорить и бросая на Акыма грозные взгляды.

— Ишь какой! Ему горя мало, если шахта недодаст сотни тонн угля за смену. Да еще осмеливается говорить: «Не знаете». Когда я в первый раз спустился под землю, ты, вислогубый, еще материнскую грудь сосал!

Акым притих, только насильственно улыбался и краснел. Он глубоко уважал Ермека, который помог ему сделаться одним из лучших мастеров угля в Караганде, и уже раскаивался в том, что с губ его сорвалось обидное «не знаете». Но в основном вопросе парень не уступал.

— Пусть вы много знаете, а только — моя правда! — твердо сказал он.

— Эй, с каких это пор ты стал так разговаривать?! — крикнул Ермек, подбежав к Акыму.

Парень чуть не заплакал от обиды, заговорил прерывисто:

— На вас не угодишь! То требуете — высказывайся смелее, а скажешь правду — ругаетесь.

— Хватит, Ермек! — вдруг крикнул Исхак. У него дрожали руки и губы. — У меня кровь тоже не рыбья, может закипеть!..

Но так и не успел объяснить, что случится, если кровь у него закипит. Все разом повернулись к окну. Горячая ссора сразу угасла, словно костер, залитый водой. В окно было видно, как к дверям конторы подъехала машина Аширбека. Главный инженер вылез из кабины. Его горбоносое лицо и бритая голова были в поту. День стоял жаркий, над шахтой повис невыносимый зной. Аширбек вошел в контору, вытирая платком лицо, шею, голову и говоря на ходу: