Габиден Мустафин - Избранное. Романы

— А что мы можем сделать?

— При желании многое можете. Рабочих сейчас нужно настраивать против начальства…

— Тогда я лишусь последнего куска хлеба. Слышал, как было в Петербурге в пятом году?

— Слышал. Но, если бояться, можно все потерять.

— Нет, Степан! Маукимов Джусуп — человек мирный. И тебе советую: будь осторожен! — предупредил Джусуп и зашагал домой.

Лошадь и арбу старик Хакей успел забрать до скандала. Шли пешком. Перебивая разговор Джусупа с женой, Сарыбала спрашивал то об одном, то о другом:

— Что было в Петербурге в пятом году?

— Рабочие собрались, пришли к царю рассказать о своей нужде, а царь стал стрелять в них.

— А говорят, царь милосердный.

— Наверно, его подговорили.

— У царя ведь ум сорока человек, почему он обманулся?

Джусупу не хотелось называть царя ни умным, ни дураком, и он промолчал. Но мальчик не отставал:

— И этот пристав расстрелял бы, да? Если бы задержал рабочих, расстрелял? На плечах у него что, золото?

— Нет, называется простой галун.

— А у царя?

— Наверно, золотой.

— Сколько золотых дворцов у царя?

— Не знаю. Говорят, много.

— Где он их взял, сам строил?

Джусуп не ответил. Положил руку на голову мальчика и сказал:

— Все хочешь знать, а я знаю мало. А если что знаю, то помалкиваю.

— Почему?

— Есть слова, за которые власть может отрезать уши. Даже знаменитых адвокатов Акбаева, Дуйсембаева чуть не сослали за одно лишь слово. А обо мне и речи не может быть. Запрячут в тюрьму в два счета. Учись держать язык за зубами, малыш. Больше говорить — больше согрешить, запомни!

Мальчик прикусил губы, задумался. Видел он сегодня много, но мало что понял и потому без конца расспрашивает. Своим учителем Сарыбала недоволен, наставления его совсем не успокоили мальчика. Молча дошли до дома. Джусуп взял свои бумаги и направился в Бестемир. Сарыбала пошел вместе с ним.

А в Бестемире днем и ночью не смолкает шипение, словно ярится сказочный дракон, Густой дым здесь никогда не рассеивается, выжимает слезы, если откроешь глаза, и заставляет надсадно кашлять, если откроешь рот. Беспрестанно полыхает пламя, сверкая искрами, льется медь, сыплется шлак. Долго здесь не проработаешь: или тяжело заболеешь, или сразу умрешь. Но завод не останавливается, на опустевшее место приходят новые рабочие.

Когда появился на заводе инженер Холь, рабочим стало еще хуже. Инженер строгий, если не сказать — лютый. Чуть что, пускает в ход кулаки, пинает, увольняет без объяснений. Или придерется, не примет сделанную работу и оставит без заработка.

Грозного, безжалостного Холя и увидел сегодня Сарыбала. Трепетали перед ним и плавильщики, и те, что гоняли тачки со шлаком, и мелкое начальство. У всех пот льется со лба, Каждый из кожи лезет, лишь бы инженер не придрался. Зоркий и опытный Холь сразу замечает малейшие неполадки, с ходу понимает о чем шушукаются рабочие, хотя и не спрашивает у них ничего, Холь высокий, худой, прямой, как тополь. Безбородое, бритое лицо его жестко, темная кожа всегда блестит. Рабочие ни разу не видели его улыбки, не слышали от него теплого слова. Просьбы и жалобы он слушает на ходу, а идет так, что другим приходится бежать. Он всячески ищет возможность поиздеваться, помотать людям душу. По пути он подошел к Джусупу, который записывал трудодни рабочему, и ни с того ни с сего сильно пнул его в живот. Джусуп упал, шляпа полетела в одну сторону, табель — в другую. Схватившись за живот, он еле выговорил:

— Господин Холь!

— Сволочь! Вор! Марш! — приказал Холь и еще раз пнул табельщика под зад.

Джусуп и без того еле говорил по-русски, а сейчас не мог выговорить и слова. Собрав разлетевшиеся листки, он побрел домой. Рядом с ним понуро плелся Сарыбала. На глазах у него слезы, в руке шляпа Джусупа. Мальчик совсем не понял, за что длинный ударил его учителя.

— Почему он дерется? — спросил мальчик.

— Наверно, донесли, что приписываю рабочим лишний день. Казах разве может спокойно жить? — ответил Джусуп и тяжело вздохнул.

После того как Джусупа выгнали с завода, он объездил немало мест в поисках работы. Побывал возле Акмолы, в Каркаралах, но нигде не устроился и в конце концов вернулся на завод. Здесь он снял в долг, комнату в Кокузеке и принялся учить детей. У него не было особых знаний и не было никакого учительского опыта, но терять Джусупу было нечего. Тем более что проверять его работу никто не станет. В глазах наивных людей, пожелавших знать по-русски, Джусуп выглядел достаточно солидно. Он никогда не упускал возможности выставить себя в выгодном свете — всезнайкой. Писал быстро, говорил гладко. Высокое мнение о нем сложилось не только у простаков. Волостной старшина Мухтар, купец Аубакир и мясник Койбагар первыми отдали ему своих детей. Брала у Джусупа уроки казахского языка и молодая вдова Мария Федоровна. Все платят, кто чем. Если нет денег, несут вещи. Например, тридцатилетний рабочий Сеитказы отдал за учебу карманные часы. Учеников больше пятнадцати. Возраст у них самый разный: девятилетний мальчик и тринадцатилетний джигит одноклассники, учат одно и то же. Никогда так не поднималась цена ничтожных знаний Джусупа. Он подрабатывал еще и тем, что сочинял просителям заявления. Совсем недавно, оставшись без работы, он горевал днем и ночью, а сейчас счастливая улыбка не сходила с его лица. Как только выберет свободную минутку, бежит в кумысную или в пивную.

Но счастье недолговечно, вместе с осенью застал Джусупа и холодок безрадостной жизни.

Однажды на завод неожиданно приехал гимназист Хусаин, сын Ерденбая. Чтобы повидать его, все ученики Джусупа сбежали с урока.

Гимназист невысокого роста, с большими глазами, с черной бородкой, нервный, вспыльчивый, говорит, будто давится словами. Внешность незавидная, говорит невразумительно, но слушают его почтительно. В комнату набилось полным-полно. Мальчишки толкались в дверях и с восторгом смотрели на гимназиста. Хусаин подозвал Сарыбалу, взял тетрадь, посмотрел и покачал головой. Потом сердито спросил по-русски:

— Кто вас учит?

— Джусуп Маукимов.

— Сволочь! Он безграмотный, неверно учит, обманывает простой народ! — гневно воскликнул Хусаин и стал исправлять в тетради красным карандашом. Не осталось ни одной неисправленной строчки. Сунув под мышку испещренные красным карандашом тетради, Сарыбала побрел домой.

С этого дня учительская карьера Джусупа пошла на убыль. Ученики вскоре разбрелись. Сарыбала поступил в четвертый класс заводской русско-казахской пятилетней школы. Этот день был самым радостным в его жизни. Но только радость эта тускнела от глубокой печали за своего бывшего учителя. Джусуп стал пить. Пьяный, он подолгу сидел, обхватив голову руками, и жаловался на головную боль. Но он больше горевал, чем болел.