Габиден Мустафин - Избранное. Романы

— Ну, значит, познакомились и наговорились вдоволь. Теперь будете встречаться без меня, и гуляйте смело, никого не бойтесь.

Пожелав успеха, Назым выпроводила Сарыбалу, прикрыв его на всякий случай своим чапаном.

На другой день Сарыбала обнаружил в своем кармане платочек с вышивкой. «Как она смогла его положить? — недоумевал юноша. — Ничего не сказала, не предупредила… И что это вообще означает? Может быть, она пожалела меня как бедняка? Хотела похвастать своим богатством?.. Или подарила на память, чтобы я никогда не забывал о ней?..»

И вот сегодня он услышал неутешительный, разговор отца с матерью. Сарыбала ругал и стыдил себя, как только мог. «…Кроме нас двоих, в юрте никого не оставалось, а я не смог выговорить ни слова. Она, наверное, подумала, что я немой теленок и вообще олух. Э-эх, если б еще раз встретиться!.. Надо встретиться! И немедленно. Рассказать о том, что думает ее отец, узнать ее мнение, а потом решить, что делать, кем стать — беглецом или гордецом…»

Сарыбала глянул на свой аул. Сплошь залатанные, бурые, закопченные юрты поставлены как попало. Небольшая отара разбрелась по выгону, люди шлялись без дела. Мрачный вид у бедного аула. Тишина нагоняет скуку.

А в ауле Аубакира шумно: толпятся люди, мычат коровы, ржут кони.

Сарыбала увидел трех девушек. Они шли от аула в степь, и одна из них неожиданно направилась к нему. Юноша узнал Салиман, дочь Бахая. Она частенько рассказывала Сарыбале что-нибудь о его невесте, и, надо полагать, Батима рассказывала что-нибудь о нем. Салиман старше их обоих, дружила с Сарыбалой и всячески старалась устроить нареченным свидание или хотя бы передать привет, теплую весточку. На этот раз она с ходу сообщила, что Батима завтра уезжает.

Сарыбала совсем приуныл, поняв, что остается у разбитого корыта. Он был бы счастлив, если бы осталась одна Батима, а весь тот шумный аул перекочевал куда-нибудь навсегда. У какого джигита не испортится настроение, если уезжает любимая девушка, о которой он столько мечтал?!

— Почему так поздно известила? — спросил огорченный Сарыбала.

— Она не знала. Отец только сегодня решил забрать ее с собой.

— Тогда устрой нам свидание сегодня же, очень прошу!

— Но как? Отец же ее здесь.

— Отец сегодня хотел поехать в Ботакару.

— А грозную бабку куда денем? Она ни ночью ни днем не спускает глаз с внучки.

— Не боюсь я такой грозы. Сам пойду к Батиме. Дверь изнутри запирается на замок. А если запрется, я перелезу через притолоку. Я должен увидеться с ней сегодня! Самое страшное, если увидят меня и поймают. Но этого я не боюсь.

— Ты упрямый, оказывается, но о чем раньше думал?

— Раньше, наверное, у меня не было такого отчаяния, как сегодня. Иди скорее, Салиман, и передай, что я обязательно приду…

Аубакир собрался в Ботакару. Вороного аргамака он запряг в коляску с рессорами. Ботакара — русский поселок, волостной центр. Сегодня туда должен прибыть карательный отряд белых во главе с Волосниковым. Там, где побывали каратели, остаются горе и слезы. Аубакир намерен уговорить главаря карателей и отвести в сторону от своих аулов. Толпа пожелала баю доброго пути. «Ради аллаха, уведи от нас подальше бешеных зверей!»

Когда Батима осталась в юрте одна, вбежала запыхавшаяся и веселая Салиман.

— Ты что, счастье свое поймала? — спросила Батима.

— Еще какое! Сегодня к тебе придет жених.

Батима насторожилась.

— Ей-богу, придет.

— Не городи чепуху!

— Не жить мне на этом свете! Придет! Просил, чтобы ты не запирала дверь на замок, говорит, перелезет через притолоку.

— Ой, да вы оба одурели! — Батима даже побледнела. Обычная улыбка исчезла с ее очаровательного личика, в больших верных глазах с длинными ресницами появилась тревога. Она уставилась на Салиман неподвижным взглядом. Невысокого роста, Худощавая, с мягким характером, Батима вдруг преобразилась. — Иди скорее, иди к нему и скажи, — зашептала она, хотя, кроме них, никого в юрте не было, — не надо приходить ко мне. Если застанут, сраму не оберешься!..

— Я говорила, он не слушается.

— Сходи еще раз! Скажи, что я послала.

Салиман ушла. Батима вышла из юрты — украдкой стала глядеть за подругой. Она увидела Сарыбалу, одиноко бродившего у речки, и стала ругать себя за то, что погорячилась и так настойчиво просила не приходить. Совесть, говорят, сильнее смерти. Совесть сейчас хотела подавить и любовь в сердце девушки. Батиме очень хотелось увидеть Сарыбалу поближе. Невесте, по обычаю, нельзя называть жениха по имени, и Батима соблюдала обычай. Когда люди говорили что-нибудь о Сарыбале, она делала вид, что не слушает, а на самом деле ловила каждое слово о суженом. Под предлогом пройтись она уходила от аула как можно дальше и все время незаметно следила за юртами, в надежде увидеть любимого хотя бы издали. Слова подруги: «Он твой жених» были для нее самыми приятными. Но слова бабушки: «Щенок Мустафы» огорчали ее. Чистая девичья совесть стала перед Батимой преградой, словно хребты Ала-Тау. Сарыбала уже решился преодолеть перевал, а она все еще медлит, колеблется. Вскоре вернулась Салиман.

— Мои советы отлетают от него, как горох от стенки. Он еще больше разозлился.

— Значит, он хочет опозорить меня?

— Да нет же, о каком позоре ты говоришь! Ведь он не проходимец какой-нибудь, а твой жених. Не беспокойся, никто не узнает. Только дверь на замок не закрывай и смажь маслом, чтобы не скрипела. У бабки сон крепкий, она тугоухая, да, кроме того, еще и укрывается с головой. В это время стригунок будет резвиться, стучать копытами, так что не волнуйся…

— Не уговаривай меня, лучше уйди, пожалуйста!

— Ладно, ладно, уйду. Но учти, если он полезет через притолоку, стыда будет побольше, — предупредила Салиман и ушла.

«Нет, не придет, он просто решил попугать меня, — пыталась успокоиться Батима. — Он ведь представляет себе, какой это позор на мою голову».

Наступил вечер, стемнело. Батима волновалась. В аулах то там, то здесь засветились огоньки, лениво и гнусаво затявкали собаки. Послышались веселые голоса девушек и джигитов, собравшихся возле качелей — алтыбаканов. Из-за хребта медленно стала подниматься неполная луна… Батима ничего не видела, ничего не слышала, поглощенная своими мыслями. Старая Биби отправила ночную молитву и легла спать. Она не заметила волнения внучки, которая то выбегала из юрты, то возвращалась сама не своя.

— Ложись, Батеш, — проговорила старуха, зевая. — Запри дверь на замок, потуши лампу. Чего доброго, заберется еще какой-нибудь бродяга.

Батима прикрыла дверь, повесила замок. Но, представив, как Сарыбала лезет через притолоку, она сняла замок. Осторожно смазала маслом дверные петли, порог и косяки. «Он не придет, если я оставлю лампу зажженной», — подумала Батима. Старуха, словно угадала ее мысли и приказала: