Габиден Мустафин - Избранное. Романы

Никто не мог понять, почему Аубакир так скупился и так спешил с замужеством Батимы. Но прошла всего одна неделя, и действия хитроумного бая стали понятны. На завод непрерывным потоком стали прибывать белые: и пешие, и конные, и на арбах, и на машинах. Лошади измождены, повозки сломаны, пушки тащат на волах и верблюдах. Вид у солдат унылый, подавленный. Настроение совсем небоевое. Но это не останавливает их от разбоя. На аулы налетают как голодные волки, забирают подводы, продукты, теплую одежду, насилуют женщин, избивают, расстреливают мужчин. Люди в аулах были настолько напуганы, что по ночам ложились спать не раздеваясь, а днем со страхом смотрели в степь. Арбы и телеги, упряжь, вещи поценнее, даже мясо и масло попрятали среди холмов, в лощинах и оврагах, в размоинах, где только могли.

Но хоть и напуганы были все, а мстили насильникам. Если бандит шел грабить в одиночку, он уже не возвращался к своим. Нередко отряды белых оставались в аулах ночевать и угорали до смерти. Каждый день степь облетали вести: белые ограбили такой-то аул или столько-то белых солдат убито, столько-то сразу угорело в одном доме. У казахов появились винтовки и даже ручные гранаты, с которыми никто не умел обращаться; иные в руках не держали такое оружие, но на всякий случай прятали подальше — авось пригодится.

Сарыбала почти не слезал с коня в эти дни. Под ним мухортый со звездочкой на лбу конь. Вместо седла — старый войлочный потник. Аул выделил Сарыбалу на почетную должность гонца и посыльного. Если встретят его в степи белые солдаты, то не арестуют: вид у него незавидный, изорванный купи, на голове потертая шапка. Хоть и женат уже, а все еще мальчишка.

Сарыбала остановил мухортого возле скирды на склоне холма и внимательно вгляделся в даль. На западе, в двенадцати — пятнадцати верстах, вдоль телеграфных столбов, проходил большой тракт. Через заводы Караганды и Спасска он шел до самого Акмолинска. Сегодня уже третий день, как белые все идут и идут по этой дороге, в направлении Каркаралы. По слухам, головные отряды не остановились и там, пошли дальше, в Китай. Все они идут из Кзыл-Жара и должны пешком пройти около двух тысяч верст. Они идут и идут, и после них остаются следы разрушения, как после урагана.

Октябрь уже на исходе. В такое время обычно выпадал снег и в аулах резали скотину, откормленную на убой. Но в этом году снега нет, осень сухая и холодная. В заморозки при тихой погоде любой звук слышится далеко-далеко. Сарыбала не только видит вереницу белых, но и отчетливо слышит скрип множества колеси изредка — винтовочные выстрелы.

В ауле начали прятаться — кто под скирду, кто побежал в степь, к речке, под кусты, в овражек. Один Мустафа не тронулся с места, остался в сумрачной юрте, с книгой на коленях. Как всегда, слова его обращены к аллаху.

Сарыбала не прячется, поставил коня возле загона и неотрывно наблюдал за всадниками. К нему подбежала Батима, одетая в мужскую одежду. Они разговаривали между собой только наедине, а при людях все еще стеснялись. Батима напугана, взволнована, однако стыдливость не оставила ее, и она заговорила робко, оглядываясь по сторонам:

— Зачем стоишь, давай уйдем отсюда.

— Я не хочу убегать.

— Заберут или убьют!

— Рискну, встречу. А ты спрячься.

— Не буду прятаться, с тобой останусь!

К ним подошла старая Биби и сразу стала ворчать на Батиму:

— Не выйдет из тебя человека, не выйдет! Что у тебя осталось из приданого, что осталось?! Кровать твою отдали балбесу Тукебаю. Зачем ему железная мягкая кровать? Сын Кривого забрал твой шелковый чапан. Кто из предков этой дряни носил шелковый чапан? Боже мой, кто мог подарить Козыкету ковер? Если будешь раздаривать приданое всем нищим родственникам Мустафы, то ничего у тебя не останется! Неотесанная свекровь уже совсем присвоила твои ведро, чайник, чашки? Не воображай, собери все свое. Время сейчас тяжелое, вещи приобретать трудно. Не давай никому ничего, не давай! А отдашь, пеняй на себя, от меня не получишь и глоточка воды…

Батима молчала. Бабушка каждый раз, как только увидит ее, твердит одно: «Не давай!» А муж, свекор и свекровь — другое: «Дай!» Если Батима не согласится, все равно отдадут без ее согласия. Ведь только вчера близкие протянули Мустафе руку помощи и помогли ему выбраться из нужды. Разве сегодня Мустафа или Сарыбала могут в чем-то отказать родичам, ответить черной неблагодарностью? Хорошо зная этот казахский обычай, скупая на вещи Биби настраивала внучку против мужа и его родителей. Сарыбала не мог спокойно все выслушивать. Когда подошла к ним Биби, он пришпорил коня и поскакал прочь. Ему надоели ее поучения, наставления и запреты.

Сарыбала поскакал в тот аул, куда направлялись всадники. Лошади у них были утомлены, опустили головы до земли и еле передвигали ноги. А седоки выглядели еще хуже, понурые и оборванные, не похожие на солдат. Но кто же они? Казахи пускают коней вереницей только при глубоком снеге, а летом едут рядом, стараясь не отставать друг от друга.

Постепенно Сарыбала разглядел, что это солдаты. Винтовки за спиной дулом вниз. У одного на голове казахский тымак, у другого поверх шапки повязан пуховый платок. Все давно не бриты, обросли, как дикари.

Как ни странно, всадники не завернули в аул своих отощавших коней, а продолжали ехать по бездорожью, в безлюдную степь. Сарыбала, осмелившись, пустил коня вдогонку. Последний солдат брел пешком и вел коня в поводу.

— Здравствуйте, — сказал Сарыбала.

— Здравствуй, — последовал ответ.

— Куда путь держите? Кто вы?

— А ты угадай, на кого мы похожи?

— Не пойму, ни на кого…

— Мы из армии бежали. Домой едем.

— А куда?

— В Ботакару.

— В Ботакару? Как вас зовут?

— Знаешь длинного Федора? Несколько лет назад он приезжал в эти места сено косить.

— Очень хорошо знаю! Я сын Мустафы.

— А я сын Федора, Алексей.

Оба улыбнулись, пожали друг другу руки и заговорили уже дружелюбней.

— Заедем в аул, отдохнешь, дальше поедешь, — позвал Сарыбала.

После русско-японской войны изможденного Федора встретил в степи табунщик Мустафа и привез его к себе домой. А теперь, в гражданскую войну, еле живого сына Федора ведет к себе домой сын Мустафы.

— Когда мне было лет семь-восемь, вместе с отцом я был в твоем доме, — сообщил Сарыбала. — Наша с тобой встреча похожа на встречу наших отцов. Дай бог, чтобы и дружба была такая, как у них.

— Где мне до отца! — вздохнул Алексей. — В японскую войну отцу моему было намного хуже, чем мне. Но он не нарушил солдатскую клятву, а я нарушил, дезертировал.

— Сбежал?

— Да. Боялись двигаться по дороге, чтоб не поймали, пошли по бездорожью.

— От кого ты убежал, от красных или белых?