Габиден Мустафин - Избранное. Романы

Щербаков надел очки, прочел бумагу. Быстро сдернул очки, голубые его глаза улыбнулись.

— Хорошо! Очень хорошо!.. Много у нас всяких нужд… Но самая большая — нужна местная партийная организация. Не оформлена еще. Пора, пора оформлять! Дело мы большое затеяли, без помощи партийной организации его не выполнишь.

— Сколько у вас сейчас коммунистов? — спросил Мейрам.

— Около десяти человек. Но народ прибывает непрерывно.

— А как едут люди — самотеком или организованно?

— В большинстве едут организованно. Районы получили указание о наборе рабочей силы. В колхозы посланы типовые договоры. Уполномоченные от районов уже выехали в аулы. Председатель нашего Тельмановского райисполкома, товарищ Канабек, очень помогает нам.

— Сколько сейчас здесь народу?

— Около трехсот человек. А когда мы приехали, было не больше тридцати-сорока.

— Триста человек… Это на какое число данные?

— Сведения я получил три дня назад.

— Судя по тому, что я видел, народу стало больше.

— Возможно. Народ прибывает день и ночь, — ответил Сергей Петрович. — Вы, кажется, вчера приехали?

— Да, вчера.

— Где устроились? Тесновато у нас, неприглядно…

— Остановился я у Сейткали, но у него семья большая. Сейткали предлагает мне перейти к Ермеку.

— Резонно. У Ермека в семье только двое. Один или с женой приехали?

— Я холостой.

Щербаков широко улыбнулся.

— Ну, это дело переменчивое. Но сначала нужно квартиру построить. Без жилья семейным здесь трудно. Моя жена пока в Москве живет… С чего же думаете здесь начать?

— Если разрешите, я спущусь в шахту — еще ни разу не бывал под землей. Потом собираюсь познакомиться с здешними аулами, съезжу в район.

— И это резонно. Осмотритесь, освойтесь… — Сергей Петрович замолчал, не решаясь сказать, что у него уже нет времени на беседу.

Мейрам понял это, сказал:

— Вам, вероятно, нужно в новые шахты. Пожалуйста, не задерживайтесь из-за меня. Сейткали покажет мне все.

— Вот и хорошо. Мне в самом деле нужно торопиться…

Они втроем вышли из комнаты, пошли к первой шахте. Увидев их, рабочие, поднимавшие бадьей уголь, перекинулись словами:

— Кто это идет с Щербаковым?

— Говорят, вчера из края приехал.

— О, теперь не только из края, из Москвы стали приезжать.

Щербаков остановился возле ворота, широко расставив ноги. Закурил толстую изогнутую трубку и, выпустив клуб дыма, сказал:

— Еще до нас Ермек и другие рабочие пустили в ход эту шахту. Меняли уголь на хлеб и мясо в аулах. Этим и жили, а шахты не покидали. Надеялись, что оживет промысел. Вот и дождались… Посмотрите, этот ворот нам в наследство от англичан остался. Примитив, кустарщина… Все это барахло надо менять, механизировать… Поговорим об этом завтра подробно, приходите в трест.

Щербаков торопливо пошел к дрожкам.

Перемазанные углем рабочие продолжали крутить ручку ворота. Несколько человек нагружали уголь на подводы, запряженные верблюдами.

— Берите с края, не топчите уголь, не вражье добро! — басом прогудел десятник Сейткали.

С виду он был строг, резок, но рабочие любили его и называли «наш Сейткали».

Десятник повел Мейрама за собою. Бородатый подводчик проводил их взглядом, недовольно проворчал:

— Все придирается. Угля ему жалко!

Худощавый казах поморщился, глядя на него. Потом заложил под язык, щепоть тертого табаку — насыбая, подержал во рту, выплюнул и ответил:

— Уголь нелегко достается. Видишь, с какой глубины вытаскивают его бадьями? Словно из львиной пасти вырывают.

— Будь этот уголь золотом, и то бы не приехал сюда! Потому только и приехал, что кузница в нашем ауле не может без угля.

— Что ж, все эти люди приехали сюда только ради своих кузниц? — спросил худощавый казах, обводя рукой виднеющиеся вдали аулы.

В низине и на зеленых склонах — всюду темнели старые, прокопченные юрты. В аулах — суетня, движение: С подъезжавших подвод сгружали домашний скарб, поднимали верхние деревянные остовы юрт.

Бородатый подводчик долго смотрел на все это, опершись на свою лопату. Сощурив глаза, сказал:

— И промысел пускать трудно, и колхозы строить не легко. Не знаю, зачем только люди создают себе эти трудности? Жили бы по старинке.

Худощавый рабочий еще раз сплюнул сквозь зубы, сердито взглянул на собеседника.

— Эх, Иса! Ты не знал нужды, как знает ее бедняк, и не испробовал сладости довольства богатея. Потому и бродишь между старым и новым, ни в чем не находя смысла. А все-таки потянулся сюда вслед за другими. И правильно сделал. Разве все, что делают здесь люди, не похоже на великий той [38] Той — торжество. ?

— Так-то оно так, но если все мы разбредемся из колхозов и сделаемся шахтерами, что будем есть?

— А если все сделаемся колхозниками, кто будет добывать уголь? Без угля разве проживешь? Каждый должен делать свое дело.

— Не знаю. Что-то жизнь стала вертеться как колесо, — сказал Иса и тронул свою подводу.

Сейткали и Мейрам стояли у спуска в шахту. Десятник увлеченно рассказывал, что добыча угля увеличивается. Мейрам слушал недоверчиво, не разделяя радости Сейткали.

— Пока что хвалиться нечем.

Сейткали вспылил:

— Ты только вчера приехал и еще ничего не знаешь. Ведь промысел лежал как мертвый, а вот теперь воскрес и начал давать уголь. Сегодня сто бадей подняли!

Мейрам не стал спорить. Опершись руками на загородку, он заглянул в глубину колодца — вертикальное углубление, все четыре стены обшиты шпальником, темную бездну не пробить взглядом. Время от времени из глубины доносится протяжный голос:

— Ай-да-а!

Услышав этот зов, бадейщики принимаются вертеть ручки ворота.

— Кто это кричит? — быстро спросил Мейрам.

Сейткали открыл крышку спусковой лестницы возле колодца.

— Пошли. Там все увидишь.

Мейрам ступил на узкую, рассчитанную на двух человек лестницу, входящую в глубь шахтного колодца. При слабом свете чадившей шахтерской лампы ничего под ногами не видно. Сейткали спускался по отвесной лестнице так уверенно и проворно, будто шагал по ровной земле. Мейрам почувствовал большую слабость в ногах, во всем теле; он переступал со ступеньки на ступеньку согнувшись, словно сзади кто-то подталкивал. Лампа в его руках вдруг погасла. На лбу выступил пот, сердце застучало часто и сильно. Он пытался овладеть собой, но это ему никак не удавалось.

— Подожди, отдохнем немного, — попросил он.

Но в эту секунду нахлынул полный мрак — не видно ни Сейткали, ни его лампы.

«Куда это он нырнул?»

Мейрам тревожно посмотрел вниз. Там едва мерцали светлые точки, похожие на искры гаснущего костра. Тогда он глянул вверх. Высоко над головой был виден маленький, как звезда, просвет. А вокруг разливался полный мрак и невозможно было ничего различить.