Пётр Лебеденко - Четвертый разворот

Винченцо лежал в каморке Джино, смотрел в окно на кусочек синего неба и все о чем-то думал и думал, морща лоб. Он знал, что часы его сочтены, но приближение смерти, казалось, ничуть его не пугало. Он встречал конец спокойно, как человек, который прошел свою дорогу от края до края и убедился, что дальше идти некуда. Нет уж, Винченцо не круглый дурак, чтобы цепляться за такую пакостную штуку, как жизнь. Конечно, когда-то он и сам тешил себя иллюзиями: пройдет еще год, пройдет еще два — и фортуна повернется к нему лицом. Ведь ни о чем особенном Винченцо не мечтал. Свой небольшой гараж, заправочная колонка и Джино в синем комбинезоне: «Эй там, не задерживайся, видишь, сколько скопилось машин!..» А вечером, подсчитывая выручку, говорить друг другу: «Если дела так пойдут и дальше, придется расширять лавочку…»

Но старая ведьма фортуна так всю жизнь и простояла задом к Винченцо. Только однажды вспыхнула надежда: может, счастье принесет Анна? Красивая, податливая, потому что запуганная, — чего ей стоило отнести тогда корзину цветов этому денежному мешку Мариотти? Уж он отвалил бы, деньги-то ведь у него не мозолями нажиты!

Не согласилась. Решила быть верной ему, Винченцо. А сколько она стоит, эта верность? Если бы Анна пошла тогда к Мариотти, все было бы по-другому. Он не полез бы поздней осенью в залив искать устриц, чтобы подработать на жизнь, не схватил бы крупозного воспаления легких, от которого сейчас подыхает… Вот так…

Коринна, положив на лоб Винченцо мокрую тряпку, сказала:

— Похоже, что жар спадает. Тебе легче, Винченцо?

— Легче, Коринна, — прохрипел Винченцо. — А скоро будет и вовсе легко.

Она стала сосем старухой, тетка Коринна. И тоже, наверное, вот-вот отдаст богу душу. Она и сама говорит: «Когда Джино был мальчишкой, я жила для него. А зачем живу теперь — и сама не знаю… Надоело тянуть эту лямку, скорее бы все закончить…»

Коринна, конечно, права. Чего тянуть? Днем позже, днем раньше — просвета ведь все равно не увидит. Никто его не увидит. Ни Коринна, ни Анна. Ни Джино, хотя, как говорят, у него все впереди. А что у него впереди?

— Где Джино? — спросил Винченцо у Коринны. — Он придет?

— Да, он придет, — ответила Коринна. — Он пошел за врачом.

— Какого черта тут делать врачу? — незлобно сказал Винченцо. — Выкачивать денежки из карманов честных людей?

— Не ругайся, Винченцо, — мягко попросила Коринна. — Зачем ругаться в такую минуту…

— В какую минуту? — спросил Винченцо. И сам же ответил: — А, понимаю…

У него так захрипело в груди, что ему совсем стало нечем дышать. И боль, острая, точно его разрывали на куски, прошла по всему телу. Он застонал и закрыл глаза. Все в голове перемешалось. Потом боль прошла, сознание вроде прояснилось, а открыть глаза не было сил.

— Винченцо! — вскрикнула Коринна.

Анна продолжала сидеть молча, глядя на Винченцо. Все было знакомо ей в этом человеке, будто она всю жизнь только тем и занималась, что изучала его. И все было совсем чужим, настолько чужим, что стоило ей отвести глаза в сторону, как она сразу же все забывала, образ Винченцо мгновенно расплывался, и ничего в памяти Анны не оставалось. И не только в памяти — ничего не оставалось и в душе. Ничего, кроме равнодушия. Такого холодного, что ей становилось страшно: неужели она совсем окаменела?

Коринна припала к груди Винченцо, прислушалась. Он дышал. Не все, видно, в нем еще оборвалось. Коринна закрыла лицо руками, горячо зашептала:

— Святая мадонна, смилуйся над нами, продли жизнь раба твоего…

«А зачем? — подумала Анна. — Зачем продлевать мучения человека? Мало он выстрадал?..»

Без стука вошли Джино и врач с саквояжем в руке. Коринна и Анна тихонько поднялись, вышли в другую комнату. Здесь Коринна стала перед образом святой мадонны, однако, прежде чем произнести молитву, сказала Анне:

— А ты? Разве он чужой тебе человек?

— Это не поможет, — спокойно ответила Анна. — Это еще никому ее помогало.

— Тогда уйди! — потребовала Коринна. — Уйди вон в тот угол и не мешай. — Она уже подняла руку, чтобы осенить себя крестом, но снова опустила ее и зло проговорила: — А может, ты в душе молишься, чтобы он скорее умер? Ты ведь никогда его не любила, я знаю…

Анна молчала.

Тогда Коринна сказала:

— Ладно, я еще вспомню об этом. А сейчас уйди, не вводи меня в грех…

Через комнату прошли Джино и врач. За дверью они задержались — Джино, наверное, расплачивался за визит и выслушивал заключение врача. А когда он вернулся, вплотную приблизился к тетке и прошептал:

— Будь мужественна, Коринна… И думай о том, что еще никто не жил вечно… Идем…

Он обнял ее за плечи и повел мимо Анны, стоявшей в углу комнаты у зарешеченного снаружи полутемного оконца. Анна медленно, с трудом передвигая ноги, пошла вслед за ними. «Бреду, как собака, которую здесь все ненавидят», — подумала она. Но подумала без зла, спокойно, словно о другом человеке.

Винченцо лежал теперь с открытыми глазами. Боли в них уже не было. Они стали как бы умиротвореннее, в них появилось что-то похожее на прозрение. Будто Винченцо вдруг открыл для себя истину, которую искал и не мог найти всю жизнь.

Когда они сели возле него, он сказал:

— Не надо себя обманывать. — Голос его был очень слабым, он говорил очень медленно, но слова произносил четко и ясно. — Не надо себя обманывать ни в чем, — повторил он и на некоторое время умолк, отдыхая. Потом протянул руку к Коринне, кончиками пальцев притронулся к ее щеке: — Это хорошо, что ты не плачешь, Коринна… Знаешь, о чем я хочу тебя попросить?

— Помолчал бы ты, Винченцо, — вздохнула Коринна. — Тебе ведь тяжело. Вот станет легче, тогда обо всем и поговорим.

— Нет, потом будет поздно, Коринна. Ты и сама знаешь, что потом будет поздно… Аннета, сядь около меня. Вот тут. Ты тоже не плачешь?

— Я давно уже не плачу, — чуть слышно ответила Анна. — Все давно уже выплакала… Омертвела я, Винченцо. Душой омертвела. А хотелось бы, чтобы не только душой…

— Уж ей-то нечего плакать, — как бы про себя заметила Коринна. — Кто мы для нее?..

— Не надо так, Коринна, — сказал Джино. — Зачем сейчас об этом…

— Помолчите, — попросил Винченцо. — И слушайте меня… Коринна, обещай мне, что ты… если я умру… не выгонишь эту женщину. Обещай… Это моя последняя просьба…

Коринна сцепила пальцы и прикусила нижнюю губу. Она всегда так делала, когда что-то очень сильно ее волновало… С самого сотворения мира, наверное, существует обычай: если умирающий о чем-то просит, его просьбу надо исполнять. Последняя просьба — это как бы завещание… И Коринна знала, что Винченцо попросит ее именно об этом. Знала и боялась услышать от него такие слова.

— Ты почему молчишь, Коринна? — спросил Винченцо. — Не хочешь выполнить мою последнюю просьбу? Ну, говори! Говори, слышишь?.. Поклянись святой мадонной, что сделаешь так, как я хочу… Джино, скажи ей, чтобы она поклялась!