Сергей Гуськов - Пути и перепутья

Когда Зарницына скрылась наконец в школе, Олег перевел дух:

— Отдыхай… Она по лестнице часа три протопает.

Он, наверно, рассчитывал проскользнуть к классу в тот миг, когда учительница зайдет в канцелярию за журналом, но, взлетев следом за ней по лестнице, чуть не скатился обратно.

— У чибя в шештом? — донесся шамкающий голос технички. — У эчих шалопаев? Я вынешла чибе журнал, а то опождаешь.

— Спасибо, — буркнула Зарницына, словно ей сделали не одолжение, а неприятность, и без задержки пошла дальше по длинному, опустевшему коридору.

— К нам! — Олег обалдело отвалился к перилам. — Вот это номер!.. А, Суслик?

Неслышными кошачьими шагами он двинулся за учительницей по другой стороне коридора. Зарницына входила в класс не обычно, а как-то боком, видно, чтобы легче протащить огромный портфель. Олег, наверно, уже знал ее повадки. И пока Зарницына открывала дверь, мы за ее спиной прошмыгнули на место. Тут и прозвенел второй звонок — сигнал учителям приступить к занятиям.

Не знаю, заметила ли нас Зарницына, хотя не заметить мог только слепой, однако виду не подала. Впрочем, для нее в тот миг ничего не существовало, кроме желания поскорее брякнуть на стол тяжеленный портфель и размять затекшие пальчики. А потом она зачем-то отошла в уголок класса, вскинула голову и застыла, глядя под потолок над нашими с Олегом головами.

И почему ее прозвали Цыпой? Разве что за хрупкость и малый рост? Или потому, что в личике ее, обрамленном темными волнами волос, — смуглом, узком, со впалыми щеками — проглядывало что-то галочье? Да и ходила она так, что кланялась корпусом земле, а маленькой головкой по-птичьи клевала из стороны в сторону. Но все же Цыпа — прозвище безобидное. А вид Зарницыной не был таким. Наверно, из-за глаз. Большие, выпуклые, в которых будто клубились черные туманы, они подавляли все остальное на ее неприметном личике и жили как бы отдельно — так, что сама Зарницына казалась приданной этим глазам. Звать ее Бабой Ягой куда вернее!..

Меня уже подмывало взглянуть, не паука ли глазищи ее под потолком пожирают, но Зарницына вдруг азартно тряхнула копной волос и произнесла нараспев, как со сцены:

— Здравствуй, племя младое, незнакомое…

Все уже поднимались, как положено, ее приветствовать, а потому переглянулись и вразнобой откликнулись:

— Здрасс… Здрассьте…

Зарницына смешливо, как девчонка в платочек, хихикнула, но тут же ее красивый грудной голос набрал прежнюю силу.

— Чудаки, право!.. Я не здороваюсь с вами. Я хочу знать, кто написал эти строки?

— Пушкин, — не для кого, а в парту буркнул Олег.

Но Зарницына его услышала и энергично кивнула:

— Так, Пролеткин!

И, снова приняв театральную позу, Цыпа выразительно на разные голоса прочитала:

— Нет-нет! — испуганно взмахнула ручками, чтобы погасить тревожное движение в классе. — Успокойтесь. Я вас об этом отрывке и спрашивать не хочу. Вы, думаю, слыхом не слыхали о трагедии Шекспира «Антоний и Клеопатра». Я просто демонстрирую вам возможности литературы, способной передать и трепет сердца, и то, к чему стремились древние пифагорейцы, — гармонию сфер. Они искали ее в числах, а она существует в красках, в музыке чувств и идей, пробуждающихся в нас так же естественно, как под влиянием солнца возникает ток в травах, кипение крови и… — Она сделала в воздухе замысловатый жест тонкой ручкой и будто сама залюбовалась им. — М-да… Но я не об этом… Кто знает, что еще написал Шекспир?

— «Гамле́т», — так же в парту буркнул Олег, и бурканье снова было уловлено тонким слухом Цыпочки.

— «Га́млет», Пролеткин, — поморщившись, поправила она. — В английском ударение на первом слоге.

Олег потупился, но тут же запальчиво возразил:

— Но он же принц датский… И почему вы не сказали Ше́кспир?

— Гм… Действительно, — учительница дернула плечиками и засмеялась. — Но это особый разговор, Пролеткин. А вы уж мне поверьте — «Га́млет».

Сплетя руки за спиной, отчего ей пришлось наклониться, Зарницына прошлась перед классом и снова встала в позу.

— «Отечество славлю, которое есть, и трижды, которое будет!..» Прошу назвать автора! Быстро!

Олег, наверно, знал, но на этот раз только хмыкнул. А класс будто вымер. Каждый пригибался к парте.

— Никто не знает?! — удивилась Зарницына. — И вы, Пролеткин?

— Нет, — не ответил, а будто огрызнулся Олег.

— Вам бы следовало знать, стихи пишете…

— Я не пишу! — Олег сердито отвернулся.

— А вы? — Острым подбородком Зарницына указала на Хаперского.

Тот вежливо встал.

— А это не по программе. Я, видите ли, больше точными науками увлечен…

— А вы? — Зарницына заметно поскучнела.

Ира Чечулина сидела в соседнем ряду и, видимо, прослушала вопрос.

— Полтора… — нараспев прошептал ей Зажигин.

— Полтора-а-а-а!.. — певуче протянула она.

На вороватый смешок в классе Зарницына только усмехнулась.

— Это все, на что вы способны? Жаль… Ладно!.. Кто помнит что-нибудь наизусть?.. Ну, смелее?.. Вот вы, например?

— Мы? — Степка Козел, тоже зачисленный в наш класс, бодро встал. — Ну-к что ж!..

— Тарас-Тарасенок… — зашептал Зажигин, но пригнулся от взгляда Олега.

— «Пахнет сеном над лугами!» — с пылом воскликнул Степка, но тут же сбился. — Эта… Сейчас… Всю знал. «Пахнет…»

— Да отвори окно, Пролеткин! Пахнет же! — нагло выкрикнул Зажигин и сморщился, зажав ухо: Олег всадил в него тугой бумажный снарядик из резинки.

— Ясно! — уже ледяным тоном определила Цыпа и взглянула на часы. — Прошу открыть тетради — для полного знакомства напишем диктант.

Тут стало не до смешков. Зарницына диктовала до самого звонка, бесстрастно и без повторов, начисто отвергнув чью-то жалобу: «Не успеваем. Помедленнее…»

— Успевайте! Диктую с предписанной скоростью.

Тетради на учительский стол складывали нехотя. Олег, чтобы не приближаться к Зарницыной, передал свой диктант мне, но Цыпа словно следила за ним:

— Пролеткин, соберите все тетради и занесите в учительскую. Вы мне нужны.

— Вот Цыпа! — обреченно прошипел Олег. — Чего пристает? — И вдруг заорал: — А ну, гаврики! Быстро тетради на стол!

— Гамле́т! — вывернул в усмешке толстые губы Зажигин. — Цыпа в тебя втрескалась. Как там у Шекспира? Без границ…

До учительской Олега провожало с полкласса, а выходя оттуда, он попал в кольцо любопытных. Но увидел только меня.

— Чего ей надо? — спросил растерянно. — Свой адрес дала. Велела домой к ней прийти.

— Гамле́т, — снова встрял Зажигин. — Я ж сказал, она… в тебя…

Его перебил Хаперский:

— Кто ж к учителям подлизывается, Пролеткин? Ты или я?