Сергей Гуськов - Пути и перепутья

Так виделось мне. А может, и Олегу. Он не шелохнувшись просидел до конца. А вальс был длинный, с уймой изящных, виртуозных переходов. Когда Володька кончил играть, Олег встал, через плечо музыканта заглянул в нотную тетрадь на пюпитре.

— А еще?..

— Еще? — Володька удивленно обернулся к нему, зашелестел страницами. — Вальс «Ласточки»… Представьте деревню…

— Не объясняй, — попросил Олег.

И верно — объяснений не требовалось. Мелодия потекла прозрачная, как родниковый ручеек, и была такой выразительной, что я сразу увидел на крутом берегу под наползающим пологом туч свою деревню и ласточек, стрелами перелетающих до первых капель дождя через дорогу — из-под стрех низких крыш в прогалы крытых соломой риг.

— Володька! — Олег, дождавшийся конца, стремительно подошел к Елагину. — У тебя талантище!

— У меня? — Володька вспыхнул. — Ты догадался, что…

Олег кивнул и зашагал по свободному пространству комнаты, поминутно поправляя руками и без того послушные волосы. — Правда, я не судья, — доносился его явно взволнованный голос. — Я до сих пор любил одну музыку. Громкую, что ли? Вот такую… — Он надул щеки, по-дирижерски взмахнул рукой. — Ту-ту-ту-тум!

— Лист! Венгерская рапсодия! — радостно воскликнул Володька и тут же повторил на пианино гулкие, призывные аккорды. — И это тебе, наверно, нравится? — Он, как я теперь понимаю, сыграл начало Революционного этюда Шопена.

— Точно! — кивнул Олег.

— И это?.. И это?.. — Володька одну за другой вспоминал патетические фразы из Бетховена, Рахманинова, Чайковского. — Но Олег! Это музыка богов! Как до нее подняться? Я даже играть ее не могу… Только кусочки…

— Не знаю… — Олег пожал плечами. — Но и в твоей музыке что-то есть. Я чувствую, вижу…

— Ты видишь?!

— Да… — Олег задумался и будто усомнился в верности своих слов. — А ну, сыграй еще что-нибудь!

— Еще? — Володька тотчас же повернулся к пианино. — Но это тоже лирическое… Вроде танго… «На катке» называется. Я ищу под эту музыку слова… Без «их непонятно. — И вдруг вскочил. — Слушай, Олег! Ты же мастак на стихи! Попробуй сейчас что-нибудь подобрать! А? Вот и проверим, как музыка доходит…

— Хм!

Олег усмехнулся, но, когда Володька проиграл нехитрую мелодию, попросил повторить, потом помычал ее для себя и вдруг поднял голову:

— Верно! — Володька аж подскочил на своей круглой табуреточке, ударил по клавишам: — …А морозный воздух свеж и чист… чист… М-да!

— Что ж ты загрустила? — осторожно помог ему Олег.

— Друг любимый, милый, — радостно подхватил Володька.

— Почему весь вечер ты молчишь? — закончил Олег.

— Верно! Верно! — Володька схватился за голову, потом кинулся к Олегу обниматься. — Ох, как верно!.. Я об этом и думал, когда сочинял, — об Ирке, о катке…

— При чем тут Ирка? — Олег сразу скис.

— Не Ирка! Пусть не Ирка! — вскричал Володька. — Это я просто так — вспомнилось… А потом — знаешь? — я где-то читал, что всех поэтов и композиторов всегда вдохновляли женщины… Шопена — Жорж Санд, Петрарку — Лаура. Стой! А ты-то сам, когда эти стихи складывались, тоже кого-нибудь про себя видел?

— Никого… Просто так, — растерялся Олег, густо покраснев. — Честное слово! Я вообще… Да разве это стихи?

— Стихи! — горячо уверил Володька. — И они мне нравятся. Так что я тебя умоляю: закончи их — будет песня… Наша песня!.. Эх, Олег! Мы с тобой вообще можем такое, что… Не хотел я тебе сразу все выкладывать, а теперь скажу… Я почему от дяди раньше срока удрал? А у него там даже моторная лодка есть… Заболел! Сходил в парк, а там школьный ансамбль выступает — оркестр, танцоры, певцы… Такие же, как мы, ребятишки, понимаешь? А что выделывали? Сотни зрителей — и сплошное «бис»! А мы что? Хуже? Одним словом — заело: надо их переплюнуть! Сразу припомнил, кто у нас играет — со мной же в музыкалку ходят! Вот список… А теперь прямо грежу… Наша сцена, зал — битком… Я уже выходную песню для оркестра придумал! Вот… — Володька скомандовал себе взмахом руки и не своим, торжественным голосом пропел: — Дорогой товарищ зритель! Перед вами в этот час… выступает… — Володька перевел дыхание. — Дальше слов нет — ты придумаешь…

— Я?

Олег усмехнулся, но спорить не стал. По-моему, он, как и я, смотрел на Володьку оторопело, даже с испугом: этот ли щупленький с виду мальчишка, которому, глядя на его вечно облупленный нос, ненадежную, совсем еще цыплячью шейку, не дашь и его пятнадцати лет, — неужто он, этот тихий, незаметный в школе Елагин, способен на такую душевную бурю?

Олег — почти на голову выше — подошел к Володьке и бережно обнял его за плечи.

— Ты, Володька, талант. Мне это ясно. Но что я за ценитель? Знатокам свои вальсы сыграй. Понимающим…

— Олег! — Володька, вытянулся, аж сжал кулаки. — Ты не так меня понял! Разве я из-за этих вальсов болею? Тьфу на них! Я их столько порвал: нынче нравятся — назавтра дрянь! Я и эти порву!

— Не смей! — Олег положил свою крепкую руку на нотную тетрадь.

— Нам оркестр в школе нужен — вот так! — Володька чиркнул по тоненькой шейке ладонью. — Скукотища у нас — мухи мрут. Каждый только в свою дудку дует. А мы можем такое!.. Можем всех растормошить, за души взять… Чтобы жить красиво, дружно, ладно… Все б за это отдал! Вот смотри: тут… — он вытащил откуда-то еще кипу нотных листков, — тут я написал оркестровку лучших современных песен — для мандолины или скрипки, для гитары и даже балалайки. Бери и играй! Тут попурри из вальсов Штрауса и Вальдтейфеля. Их все любят. А я лучшие выбрал и в один соединил — мертвый затанцует! Эх! — Володька отыскал и еще какую-то толстую тетрадь, но тут же ее отбросил. — Только кто мне поверит? Я ребят играющих уже обошел. Они на смех меня подняли. «Фантазер!» А один даже брякнул: «Что? Себя показать захотелось?»

— Это кто же? — Олег нахмурился.

— Неважно… Только точно тебе говорю: если б ты за них взялся, за этих ребят, раскачались бы. Тебе верят, знаю…

— Эх, Володька! — Олег снова обхватил его за плечи. — Если б так! Я, конечно, помог бы… Но ведь тут не в атаку ходить на «бетонников»… Тут играть надо уметь. А я что? Для себя на мандолинке пиликаю…

— Но ты ноты знаешь, я помогу…

— Нет! — Олег замотал головой. — Не по мне это! Вот стишков я тебе накропаю — сколько надо, только ты не болтай, что мои: это ж так — чепуха, безделушки. А насчет оркестра — в школу пойдем, поговорим с директоршей. Она, по-моему, за эту идею схватится… — И Олег протянул Елагину руку. — Ну, бывай! Мы побежим: дома дел по горло, мать серчает.

Но Олег задержался в дверях — широко улыбнулся Володьке, взметнул руку лопаточкой:

— Пока! И за вальсы спасибо! Так в ушах и звенят!.. — А шагая по картофельным полям прямиком к нашей улице, вдруг воскликнул: — Интересно все-таки жить!.. Чую, скоро что-то случится… Что-то ждет и нас — чую!.. Пора уж! Не маленькие!