Арнольд Каштанов - Заводской район

Глава девятая

Николай Важник

1

Он пришел в цех позднее обычного, к самому началу работы. Первый конвейер стоял. На втором несколько раз стукнула, словно примериваясь, формовочная машина. Затихла: и там что-то было не в порядке. Не сказав ни слова, он прошел сразу к себе в кабинет.

Лишние полчаса сна, которые он себе позволил, ничего не изме­нили. Вчерашнее равнодушие осталось, сон только загнал его глубже и сделал привычным.

Важник не снял плащ и опустился в жесткое кресло боком к сто­лу, стараясь не глядеть на разбросанные в беспорядке бумаги. Взгляд невольно скользнул по верхнему листку, и Важник стал машинально вчитываться, пока не поймал себя на этом и не отодвинул раздра­женно бумаги рукой.

Он хотел сосредоточиться. Гудение воздуходувок на печах, не­ровный стук машин, вибрация пола — все, что он никогда прежде не замечал, теперь назойливо лезло в уши. Он отмечал по стуку: зара­ботал первый конвейер, потом третий, вновь захлопала и стихла машина второго... Позвонить?

— Грачев у себя? — Важник спохватился: — Здравствуйте, Зинаи­да Антоновна.

— Петр Григорьевич в кузнечном цехе.

Плохие, видно, в кузнице дела. Важник, взглянув через локоть на список телефонов, набрал номер. Он слышал, как Грачев, уже подняв трубку, продолжал распекать кого-то рядом и так же сердито бурк­нул в аппарат:

— Да.

Грачев явно не слушал, недовольно перебивал: «Потом, потом», а он все надеялся его убедить. В конце концов, уже неделю он до­бивается разговора, а у него предложения, решать надо, решать, пла­на не будет, люди без денег останутся, надо решать. Он не мог ска­зать, что люди перестают верить в него, и это страшнее невыполнения плана, потому что поправить это нельзя.

Мастера собирались на утреннюю оперативку. Шумно входили, рассаживались вдоль стен и за длинным столом против Важника. И тут впервые за все годы Важник испугался встречи с ними. Он знал заранее их ответ на любой свой упрек: «Нужны люди. Нет лю­дей». Он спокойно сказал:

— Начнем с плавки. Васильев.

Они пришли сюда, как обычно готовые к яростным перепалкам, к обороне и нападению, многие — со страхом, но сегодня все цифры потеряли свою взрывчатую силу, и споры, обвинения и оправдания, лишенные своего скелета — его воли,— распались.

Важник скомкал оперативку, отпустил их обычным коротким «все», но они не спешили уходить, они слишком долго проработали с ним. Ждали, но он не умел говорить.

Кто-то словно завершил его разговор с Грачевым:

— Значит, людей не дадут и плана не снизят.

— Люди будут,— неожиданно сказал он.

И увидел, что ему поверили.

Брагина чуть задержалась, выходя за всеми, остановилась у две­ри. Он по спине увидел: ждет, чтобы позвал. Вспомнил их вчерашний разговор, вспомнил, как она сказала: «Хорошо. Я напишу заявление». Конечно, она тогда уже знала про совещание у Грачева, кто-то пе­редал. Вспоминать вчерашнюю слабость было стыдно, и он нахму­рился:

— Иди, иди, мне некогда.

Нужно было торопиться, но в маленькой приемной уже ждали. Увольнялись двое с формовки, Федотова пришла из-за квартиры. Вхо­дили в кабинет робко, останавливались далеко от стола, говорили почему-то виновато. Почему, черт их побери, они говорят виновато, черт их побери? Он стоя застегнул плащ, сказал Федотовой:

— Ладно. Потом. Меня вызывают.

На конвейерах шла заливка. Вместе с формами плыли фигуры в брезентовых робах. Работает сейчас почти одна молодежь, парни из армии. Он стал литейщиком в шестнадцать лет. Слово «литейщик» тогда звучало иначе. Тогда работали мастера, «зубры», хранители древних секретов ремесла. Качество стали определяли собственной слюной, шипящей на всплеске металла,— вот и вся лаборатория. Не каждый подручный мог стать сталеваром. Важник и сегодня умеет взмахом голой ладони перебить струю чугуна и не обжечься. Нынеш­ние такого и не видели. Работает молодежь. В земледелке стоят ав­томаты. Ладно, сейчас всюду в земледелках автоматы, а вот стержне­вой автомат по горячим ящикам прижился только у него одного на всем заводе. И он может этим гордиться. Он не стал выискивать не­достатки и недоделки у автомата, не пытался его похоронить, а не пожалел денег, закрепил лучшего электрика и слесаря шестого раз­ряда — и вот работает автомат...

В феврале приезжали немцы. Он волновался, боялся показывать им цех. А они увидели «28Б7» у Брагиной, увидели горячие ящики и — «зер гут»!

У табельной цеховой художник кнопками прикреплял к фанер­ному щиту «Комсомольского прожектора» большой лист ватмана. Крокодил вилами гнал прочь небритого человека, на пиджаке челове­ка было написано: Дергун В. К. Этого Дергуна вчерашним приказом Бажник перевел на нижеоплачиваемую работу за прогул. Он остано­вился, прочитал стихи под карикатурой:

В термообрубном отделении

Обрубщик Дергун

Весьма знаменит

Своим плохим поведением.

К труду не проявляет внимания,

Делает прогулы и опоздания.

Он нарушения делает исправно

И, хотя работает в цехе недавно,

Заслужил большого внимания,

Два раза получил взыскания.

И Дергун вполне заслужил

Укол крокодиловых вил.

Рядом стоял Костя Климович.

— Ты, что ли, сочинил? — спросил Важник.— Забористо.

Костя пожал плечами и отошел. Важник не заметил его обиды.

«Молодцы, ребята»,— подумал он, мысленно уже прощаясь со всеми.

Массивная, седая, по-домашнему уютная Зинаида Антоновна встретила его в приемной:

— Вас разыскивают.

— Зинаида Антоновна, зарегистрируйте заявление.

Она округлила глаза — так он и поверил, будто ее можно хоть чем-нибудь удивить,— по-матерински укоризненно покачала головой. Затарахтел негромкий звонок, и она сняла трубку:

— Он здесь, Петр Григорьевич, идет.

— Сначала зарегистрируйте.

— Идите, голубчик, успеете,— ласково сказала Зинаида Антонов­на, но он уже уловил — или это показалось ему — нотки, которые в широком диапазоне опытной секретарши предназначались для про­сителей.

И в самом деле, зачем торопиться? Он открыл обитую черной ко­жей дверь кабинета, за ней через порог — вторую такую же.

Совещание уже началось. Грачев кивнул Важнику из-за огром­ного своего стола: садись.

Отчитывался начальник сборочного. Отставание было в восемь машин. Грачев кричал, начальник цеха сборки, стараясь скрыть дрожь толстых пальцев, усиленно прижимал ими к столу тонень­кий листок сводки.

— Сделаем, Петр Григорьевич, сделаем...

— Чугунолитейный должен дать в этом месяце шесть тысяч тонн.

Важник сказал:

— Сборке нужна мелочь. На мелочи я не наберу шесть тысяч тонн.

— Будут шесть тысяч? — В голосе Грачева слышалось предуп­реждение, но Важник упрямо его не замечал.