Арнольд Каштанов - Заводской район

Николай промолчал. На овощной базе не знают, что прокурату­ра не принимает дел по увольнению начальников цехов, откуда Ива­ну это знать.

— Да, конечно,— подтвердил он.

— За что, говоришь, деньги получаете? — вспомнил Иван и снова захохотал.— Ничего, Микола! Свет клином на литейке не сошелся!

Зазвонил телефон.

— Послушай,— попросил Николай. Осторожно вытянув руку, он включил лампу.

— Алло,— высоким, не своим голосом сказал Иван. Он никак не привыкнет к телефону — не так уж много в жизни пользовался им— и всегда смущается, разговаривая.— Кого, кого?

Николай, забыв про поясницу, стал приподниматься.

— Здесь нет такого! Ошиблись! Да!

Николай опустился на подушку, испуганно посмотрел на брата, словно тот мог прочесть его мысли.

Черт знает что... Почему он решил, что звонит Грачев? Справить­ся о здоровье, великодушно протянуть руку? Вот уж правда если господь хочет погубить, то сперва лишает разума.

Завтра-послезавтра он встанет. Такие люди, как он, везде нужны. Он много отдал цеху, но разве он, Николай Важник, без цеха ничего не стоит? Пусть Грачев попробует без него. Он еще будет кусать локти и позовет назад Николая, если хватит на это силы духа, но Николай уже не пойдет, он не дурак, такой кусок хлеба он всегда себе найдет, он радоваться должен, что так все обернулось, и пусть другой ломает себе голову завтра над тем, как выжать шестнадцать тонн из четырнадцатитонной вагранки....

Николай стал вспоминать, на каком клочке бумаги записан теле­фон Бугрова, вспомнил, но у него хватило мужества не позвонить. Торопиться не надо. Есть еще время, впереди еще ночь для разду­мий, впереди еще главное — разговор с Ниной. Удивительная Нинина тайна: что там мужское самомнение, умные советы и знание жизни... Ясность наступает только тогда, когда все расскажешь ей.

И захотелось поскорей оказаться с ней вдвоем.

— Спать, что ли, хочешь? — спросил Иван.

— Успеется. Ты сиди.

— Да, трудно сейчас с людьми работать,— сказал Иван.— Дис­циплины никакой. Вот если б безработица была...

— Глупости говоришь.

— А скажи, если б безработица, так бы работали? Прогулял или брак сделал — ступай, голубчик, за проходную, другого найдем. Не­бось не пришлось бы тебе на оперативке матюгаться.

— Деньги нужны, Иван. Автоматы нужны, а автоматы у нас пока хреновые. Опыта конструкторского мало, да и базы опытные слабы. Деньги нужны.

А он надеялся в этом году побывать в Тольятти. Много он слы­шал о тех литейных цехах, поглядеть бы... Нет, какой он, к черту, снабженец, он литейщик!

Иван поднялся, протянул руку:

— Подержи на прощание. А то уж спишь.

Ушел на кухню. Сквозь две двери слышал Николай спокойные голоса брата и жены. Тайна у Нины простая: когда она молча слу­шает, а ты рассказываешь ей, ты словно начинаешь смотреть на мир ее глазами, а в ее глазах все много проще, гораздо проще, чем в твоих.

2

Жарким летом в выходные дни город пустеет и затихает. С го­родских маршрутов снимают автобусы и пускают по пригородным линиям. Плотно идут по дорогам машины с людьми: грузовики и ав­тобусы от предприятий, полные детей легковые машины, мотоциклы с парочками. Близко уже не осталось грибных и рыбных мест, ореш­ника и малинников. Сто километров, двести километров — всюду го­рожане. Они выбираются из города затемно к намеченным заранее «Своим» малинникам и грибным рощицам, чтобы никто их не опередил. Возвращаются в город без сил, на следующий день у многих немилосердно ломит спину, гудят ноги. Рыбаки привозят домой ершей длиной с палец и плотву в половину ладони. А в следующий выходной, лишь позволяет погода, снова вырываются из города пе­реполненные автомобили и поезда.

С одной из асфальтовых магистралей на лесную просеку свернул желтый микроавтобус «рафик». Его водитель, друг Ивана Важника, вез в нем, кроме трехлетней своей дочурки, две семьи. Машина еще километров пять тряслась по мягким ухабам и остановилась на боль­шой поляне. Дальше дорога тропинкой уходила в темный и сырой овраг. Открылась дверь «рафика», и спрыгнул на траву пятнадцати­летний сын Николая Важника, стал по очереди стаскивать с под­ножки малышей. Их подняли сегодня чуть свет, полдороги они ежи­лись и подремывали, а теперь опьянели от тряски и лесного воздуха и их покачивало. Однако через минуту они с визгом рассыпались по поляне. За ними из автобуса вышли Нина и Галя в стареньких коф­точках, трикотажных штанах и резиновых сапогах. потом выпрыгнул Иван с двумя большими корзинами в руках, и боком, осторожно, стараясь не делать резких движений, спустился Николай. Иван тол­кнул женщин, чтобы они не прозевали это зрелище.

— Молодец.— Он показал на брата, и женщины засмеялись.

Они сами выглядели смешно, когда стояли рядом: худая Нина и тучная Галя.

Водитель заглушил двигатель, и стало тихо, как будто уши за­ложило. Все наскоро позавтракали колбасой, огурцами и хлебом, по­том подхватили корзины и ведра и пошли к оврагу. Темные склоны его заросли огромными кустами малины и крапивой. Нина с детьми осталась с края, на солнышке, не выпуская из виду автобуса. Осталь­ные углубились в овраг. Только детские голоса звонко слышались в тишине:

— Смотри, у меня самая большая!

— И у меня!

— Ма-ма-а! Верка, где мама? Верка, смотри, какая у меня ягода! Тетя Нина, смотрите....

— Ты в банку собирай,— говорила десятилетняя Вера.— Есть по­том будешь.

Сама она ни ягодки не попробовала, каждую опускала в ведерко.

Иван время от времени окликал всех — просто ему хотелось кри­чать и слышать свой голос. Наконец отвечать ему перестали, и он запел. Песня прерывалась, когда он отправлял в рот жменю ягод или натыкался на особенно красивую ветку:

— Ух ты-ы!

Солнце поднялось высоко, испятнало желлтым верхушки деревь­ев. Начинало парить. Нина заволновалась:

— Где Коля? Здесь ведь можно заблудиться?

Николай ушел далеко. Сначала он видел Галю. Они оба молчали, говорить было некогда. Руки безостановочно двигались. Галя жадно набрасывалась на лучшие ветки, оставляла на них массу ягод и спе­шила к следующим. Николай аккуратно подбирал за ней все, сердил­ся: экая бесхозяйственность! Но вот закрылось дно его пятилитрово­го ведерка. У Галины уже литр, наверно. Николай ушел далеко впе­ред, чтобы она не мешала. Первое время старался не нагибаться — чувствовалась боль в пояснице. Скоро он забыл про боль. Он ставил себе цель: наполнить ведерко до щербинки, затем до половины, за­тем до другой щербинки... Малинник кончился, до верхней щербинки оставался всего сантиметр. Николай зашагал по лесу в поисках дру­гого оврага, он уже не смог бы уйти, не наполнив ведро. Неожиданно открылось замечательное место. Он пробирался к кустам через за­росли папоротника и крапивы, штаны до колен стали мокрыми, при­липали к ногам. Он уже и про щербинку забыл. Трудно стало разги­баться, и он двигался согнувшись. Наполнил ведерко, сдернул с голо­вы белый полотняный картузик, стал собирать в него. По спине текли струйки пота, хвоя попала за воротник, спина зудела. Он сорвал с себя рубашку, оставляя на ней следы пальцев в малиновом соке... С переполненным ведерком и картузиком он долго выбирался к сво­им. Издали услышал крики, но не было сил отвечать. Неожиданно появился перед Галей.