Алешко Антон - Над нами миллион высоты

Макаров на цыпочках подошел к койке, обнял Дыма.

— Как хорошо, что вы дома,— прошептал он.— Как хорошо...

— Ну что вы, что вы...

Макаров не отходил от койки.

— Подломался малость.— Дым показал на ноги.— Ве­тер подвел.

Макаров с опаской взглянул на укрытые ноги коман­дира.

— Трудно было догнать?

— Сразу перехватил. Из-под солнца спикировал на не­го и...

— С первого эахода,— договорил за него Макаров.

— Надеюсь, и вы бы смогли...

В груда у Макарова сладко заныло.

— Желаю скорее поправиться,— сказал он,— Побегу в штаб...

18

— Сколько можно спать? — крикнул майор Лущицкий, притворяя за собою дверь.— А если спишь, хоть бы замы­кался.

Он думал, что застанет Смирина еще в постели.

— А кто меня украдет? — послышался из второй ком­наты голос хозяина, а потом и сам он показался на пороге с бритвой в руке.— Привет! Садись, я мигом...

Вскоре вышел к товарищу чисто выбритый, в комнате запахло одеколоном.

Сергей Максимович пожал Смирину руку, пытливо ог­лядел его. Показалось, что Смирин немного осунулся, но в чертах лица, в выражении глаз оставалась прежняя жи­вость.

Лущицкий знал, что эвакуировать Дыма из леса, где он приземлился, было нелегко.

— Так ты, говорят, прыгал с парашютом?

— Прыгал...

— Отчаянный человек! — Лущицкий помолчал, покру­тил головой.— А я не прыгнул бы...

— Почему?

— Между нами? Боюсь!

— Прыгать надо, практиковаться.

— Один раз я прыгал. Да еще как! Летчики один за другим покинули самолет, а я — ни с места. Спасибо, на­чальник парашютно-десантной службы помог. Под зад ко­леном...

Смирин расхохотался на всю комнату:

— Значит, применил насилие?

— Ух, и полетел же! Где земля, где небо?.. Только ве­тер в ушах...

Коллеги от души посмеялись. Лущицкий встал, подо­шел к столу, достал из планшетки общую тетрадь.

— Все прочитал,— совсем другим тоном начал он.— И очень рад за тебя. Ты так глубоко разработал проблему кислородного голодания, что приходится только удивлять­ся. Поздравляю, друже! И знаешь, что мы сделаем?

— Ну что?

— Пошлем твою работу моему учителю — профессору Семенову. Я с ним в переписке. Напишу письмо, попрошу, чтобы прочел. Давай бумагу!

— Посмеется только твой профессор,

— Посмотрим...

Лущицкий сел за стол и начал писать. Николай Иванович уже жалел, что показал ему свою тетрадку. Все бы­ло тихо, а теперь пойдут разговоры..,

— Вот так напишем. Взгляни.

Смирин прочел и встал на дыбы:

— Так нельзя. Что человек подумает?

— Ты не знаешь профессора! Это садовник в науке. Всю жизнь помогает молодым. В твоей работе столько но­вого, смелого и оригинального, что старик просто обраду­ется. Дай конверт...

Большого конверта, как ни искали, не нашли. Воспользовались листом миллиметровки. Тетрадь вместе с пись­мом упаковали, надписали адрес и двинулись на почту, Сдали пакет и на крыльце задержались. Подошел летчик-капитан.

— Сергей Максимович, когда вы будете в барокамере?

— Сейчас иду.

— У тебя испытания? — спросил Смирин.

— Надо еще разок поднять капитана до "потолка".

— И у меня есть один человек...

— Кто это?

— Майор Зверев. После того случая в барокамере я много его тренировал, а сегодня хочу закончить подго­товку.

Они направились в барокамеру, договорившись, что "подъем" проведет Лущицкий.

— На третье место сяду я. Давно не был на высоте,— попросился Смирин.— Возьмешь?

— Чего ты там не видел?

— Хочу кое-что проверить.

— Для науки на все согласен.

Пока Лущицкий занимался с капитаном, Николай Ива­нович позвонил Звереву. Тот не заставил себя ждать. Спро­сил у Смирина:

— Вы уже здесь? Когда же вы отдыхали?

— Отдохнул.

— Дым рассказывал. Хватило вам...— Что было, то прошло.

Они разговаривали, как добрые друзья. Измерив кровя­ное давление, Смирин сказал Звереву:

— Я тоже буду подниматься.

— Коллега, прошу сюда! — позвал Смирина к своему столу Сергей Максимович. Повязав ему на руку манжет, тискал резиновую грушу, следил за показаниями прибора.

— Ну-ка, еще разок.

— Забраковать хочешь?

— Кого?

Лущицкий вынул из ушей трубки фонендоскопа, при­казал:

— Прошу занять места.

В барокамеру вошли втроем, сели за стол. Смирин про­верил свой кислородный прибор. То же проделали и остальные.

Яркий свет, мягкий голубой цвет панели приятно бод­рили Смирина. Стальная дверь закрылась, щелкнули зам­ки, и "подъем" начался. Монотонно гудели насосы. За круглым оконцем, в шлемофоне, мерно расхаживал Лу­щицкий.

Смирин смотрел на стрелку альтиметра и думал, что сразу же после испытаний пойдет к командиру просить отпуск.

— Надеть маски! — приказал Лущицкий.

Стрелка альтиметра настойчиво шла вправо, показы­вая нараставшую высоту. Сейчас они дышали одним кис­лородом.

Смирин взял руку Зверева, нашел пульс. Перед ним лежал секундомер. Чего хотел врач, Зверев не знал, одна­ко догадывался, что он сел в барокамеру неспроста. На малых и средних высотах, на которые уже дважды под­нимал его Смирин, майор успешно прошел испытания. А теперь, видно, хочет увидеть воочию, как он чувствует себя на большой высоте. И верно, понимает, как это успо­каивает и придает веры, когда рядом сидит товарищ, ко­торый поможет и словом, и делом.

Дошли до "потолка". Сделали площадку. Каждый под­считывал свой пульс, заполнял анкету.

Летчикам Лущицкий дал задачу на расчет курса. Пер­вым ответил Зверев, немного погодя — капитан.

— К доктору у меня другой вопрос. Николай Ивано­вич, сколько у человека желудочков Морганьи?

— Три, Сергей Максимович. Может, в рифму прика­жешь ответить?

— Не нужно. Будем снижаться,— сказал Лущицкий.

Когда сняли маски, Смирин обтерся платочком, порадовал Зверева:

— У вас, майор, очень устойчивые величины. Это свойственно выносливым летчикам.

Щелкнули замки двери. Выйдя из камеры, Смирин вторично измерил у Зверева кровяное давление.

— Хоть сейчас в космос,— удовлетворенно пожал он на прощание майору руку.

Зверев как на крыльях вылетел из помещения. Сми­рин проводил его довольным взглядом. Сергей Максимович немного замешкался в барокамере и тоже вскоре вышел на крыльцо, помахав Смирину рукой. Сам Смирин уходил последним.

Солнце высоко стояло над городком. Чистое небо медленно затягивалось тонкой дымкой. Едва заметно трепетала еще липкая и нежная листва тополей. Было тепло и празднично.

Смирин, щурясь на солнце, следил за ласточками, лепившими под стрехой гнездо. В повадке ласточек было что-то от стремительного полета истребителей.

— Что вы там увидели, Николай Иванович?

С тротуара к барокамере свернула Вера. Она вся так и светилась радостью. Подошла, проследила за взглядом Смирина. Догадавшись, что так занимает врача, легонько коснулась его руки.