Алешко Антон - Над нами миллион высоты

— Ловко работают,— взглянул он на Веру.— Смотрите...

— И торопятся.

Смирин теперь уже смотрел не на гнездо, а только на Веру.

— До чего же расцвели вы сегодня...

— Весна, Николай Иванович. Пора свершения мечтаний и надежд, как сказал поэт.

Верины глаза искрились озорством, на свежем лице играла добрая улыбка, отчего на щеках четче обозначи­лись милые детские ямочки.

— Куда собрались? — заглянула она в лицо врачу.

— Схожу к командиру и — в дорогу.

— В дорогу? — даже испугалась Вера.

— Искать свою судьбу...

Вера, вздохнув, отвела взгляд.

— А я подумала... Боже, что я подумала!

Она опять смотрела прямо в глаза Смирину. Красивой гибкой рукой поправила вьющиеся волосы, откинула голо­ву, как бы говоря: вот я какая, смотри!

Николай Иванович, скрывая смущение, отступил на шаг. У него перехватило дух. "Чего ты ищешь? Вот она, твоя судьба!" — слышался ему шепот-искушение. Боролся в собою, силясь отыскать в Вере хоть малейшее несовер­шенство, и не мог. Сердце его зашлось от восторга. Как и не было бессонной ночи, перегрузок в барокамере. Словно переливалась в него свежесть этого весеннего утра...

На улице затормозила машина. Из нее вышел моло­жавый полковник, быстро направился к Смирину. Обхва­тил его за плечи, сжал изо всех сил.

— Хмарук! — радостно вырвалось у Смирина.

— А мне в лазарете говорят — Смирин был... Постой­те, думаю, да это ж, поди, тот самый... Еду и смотрю: ты или не ты? Дай, думаю, подойду. Где ж ты служишь, мой майор? Ты врач?

Николай Иванович кивнул и поспешил представить Веру:

— Прошу знакомиться: наша медицинская сестра...

Полковник Хмарук учтиво пожал Вере руку, хотел что-то сказать, но слова застряли в горле вместе с дыха­нием. Наконец проговорил, поправляя шапку с золотым крабом:

— А я приехал на место Матуля.

— Здорово! — выдохнул Смирин.

— Окончил академию — и прямо сюда...

— А Матуль не дождался и уехал.

Только сейчас полковник осмелился открыто взглянуть на Веру.

— Войну начинали вместе с доктором,— сказал он.— И потом на фронте частенько встречались. Да-а...

— Мне кажется, все это было вчера,— вставил Смирин.

— Время бежит быстро. Семь лет пролетело...

Хмарук раздался вширь, но не потерял прежней стройности и подвижности. Выправка безупречная, грудь что колокол. На куртке — золотая звезда Героя, а ниже в шесть рядов орденские планки.

— Все еще летаем?

— Иначе не представляю себе службы в армии. Толь­ко в воздухе! А сейчас еду от Дыма...

— Как он? — поинтересовалась Вера.— Я уже четыре часа его не видела. Сменилась с дежурства...

Хмарук раавел руками:

— В его положении... Словом, лежит... Ты куда сей­час? — спросил у Смирина.

— Куда может идти врач? Известно, в лазарет...

— Живу я в гостинице, здесь же, в городке. Условим­ся так: заходи вечером. И вас приглашаю в мою келью,— с легким поклоном сказал Хмарук Вере.— Я еду в горком партии. А вы далеко?

— В город выбралась...

— Я подвезу вас.— Хмарук не стал прощаться со Смириным, остановившись у машины, еще раз напомнил: — Вечером жду.

Хмарук уехал с Верой, а Смирин по дороге в лазарет то улыбался, то делался задумчивым и серьезным. Был рад, что встретил фронтового друга, но помнил и о своем. Надо ехать, сколько можно откладывать...

В комнате дежурного врача набросил на плечи халат, вошел в палату Дыма. Командир лежал с книжкой в руке, услыхав шаги, хотел было сесть.

— Не вставайте. Не ахти какой начальник явился,— с улыбкой сказал Смирин.

— Для меня теперь самый главный,— в свою очередь отшутился Дым.

Смирин откинул простыню с ног полковника, паль­цем постучал по гипсу.

— Высох. Аж гудит! Нигде не жмет?

- Нет.— Дым все-таки сел, дотянулся рукою до пят­ки, потрогал изогнутую железную полоску.— Стремя у меня, как у заправского кавалериста.— Оба рассмея­лись.— Садитесь, рассказывайте, о чем народ толкует.

— Телефон в штабе не умолкает. Все беспокоятся, поздравляют,— сказал Смирин.— Все соединение...

— Начало было нормальное, а конец дурацкий. Не умею прыгать с парашютом.

— Так уж и не умеете! Простая случайность...

— Как ваши дела?

— Надо идти в отпуск,

— Давайте рапорт.

Смирин пошел к дежурной сестре, написал рапорт, принес Дыму. Командир подписал.— Первая резолюция в горизонтальном положении,— усмехнулся Дым. — Желаю удачи!

— Спасибо, товарищ командир!

В коридоре услыхал телефонный звонок.

— Вас просит,— окликнула его дежурная сестра.

Звонил Лущицкий.

— Сейчас же явиться и барокамеру,— официальным тоном приказал он.

Смирин шел и раздумывал, как бы наказать товарища за нелепую официальность, но когда переступил порог ба­рокамеры и увидел затылок Сорочина, стоявшего навы­тяжку перед полковником медицинской службы Кавцовым, понял, почему Лущицкий так разговаривал с ним.

Кавцов встал из-за стола, поздоровался со Смириным.

— Как дела, парашютист?

— Хорошо...

Кавцов высок, плечист. Голова круглая, волосы ежиком. Из-под густых бровей проницательно глядят серые глава.

— Садитесь,— кивнул Смирину и сам сел па прежнее место.— Я проверил документацию у майора Лущицкого. Замечания, сделанные ему, касаются известным образом и вас. Он вам расскажет. Как чувствует себя Дым?

— Неплохо.

Кавцов глянул па часы.

— В соединении мы создали поисковую команду. Она имеет ПО-2, санитарную машину. В вашем гарнизоне та­кую команду возглавите вы.

— Слушаюсь!

— В дальнейшем команда будет оснащаться новейшей техникой.

Тихо скрипнула дверь. Вошел Ахтан, доложил о себе. Кавцов внимательно посмотрел на него: "Вот он какой!"

— Где курс окончили? — спросил, имея в виду меди­цинский институт, выдавший Ахтану диплом.

Ахтан смутился было, когда перечислял учебные заве­дения, в которых учился, но потом взял себя в руки, под­нял голову.

— И ортопедией занимались? — спросил Кавцов, видя, что рассказу Ахтана не будет конца.

— Работал субординатором в ортопедической клини­ке,— без задержки ответил Ахтан.

— И хирургом работали?

— Работал...

— Как долго?

— Гм... Полтора года.

— Много делали операций?

Ахтан беспокойно оглянулся. Понял, куда клонит на­чальник.

— Делал... Всё делал. И терапевтом был. Служба в армии требует от врача многопрофильности...

— А может быть, наоборот?

Как гладко ни говорил Ахтан, Сорочин уже не восхи­щался им, упорно молчал.

— И еще когда-нибудь случалось оставлять больного во время операции? — строго спросил полковник.

— Профессор Петров рассказывал, что...

— Хватит про Иванова и Петрова! Врачи так не по­ступают, как поступили вы. Заниматься хирургией запре­щаю. Понятно?

— Так точно!

— Я с вами еще разберусь...