Сергей Малашкин - Девушки

Думая то о Павлове, который вот уже больше двух недель не показывался на участке, то о своей работе, большой и ответственной, Ольга не заметила, как подошла к узкоколейке, по которой только что, лязгая буферами, пробежал поезд. Позади него в нескольких местах от упавших из трубы паровоза искр задымился торф. Ольга увидела, как сидевшие на насыпи женщины быстро побежали к очагам пожара. Они в одно мгновение погасили огонь. Женщины эти были специально для того и расставлены вдоль полотна железной дороги, чтобы охранять торф от паровозных искр.

Ольга вышла на железную дорогу почти у самого поселка. В одном водоеме купались мальчишки. Они так шумели и возились в нем, что коричневая вода бурлила и сверкала гребнями желтой пены, летели фонтаны брызг. Плававшие здесь же утки и гуси громко крякали, хлопая крыльями по воде.

Ольга невольно остановилась. Вспомнилось детство, купанье в Оке, шалости и озорство. Поглядев на ребятишек, она покачала головой и пошла дальше. У разрушенного штабеля, верхушка которого кой-где покрылась бурьяном и молоденькими осинками и березками, на куче сухого торфа сидела девушка. Она тихо плакала.

Ольга подошла к ней.

— Зина, что делаешь тут? — спросила она. — Отчего плачешь?

Девушка вздрогнула, вытерла ладонью серые с голубинкой глаза и проговорила:

— А как же не плакать-то? В конторе ведь рассчитали меня и велят домой ехать.

— Ты скажи толком, почему рассчитали. Я ведь начальник поля, а ничего не знаю. Катя, твоя бригадирша, ничего не говорила мне.

— Да ведь я… — пролепетала Зина и опять заплакала.

Тарутина догадалась, что девушка беременна.

— Домой, значит, не хочешь? А отправляют тебя, Зина, правильно.

— Что я стану делать в селе? Не хочу, чтоб на меня, в таком положении, бабы и старухи глаза драли! Стыдно мне, сама это понимаешь! — перестав плакать, уже сердито сказала девушка.

— Сама, Зина, виновата.

— Это я и без тебя знаю. После драки, как говорят, кулаками не машут. Да и он, Сенька-то, на фронт уезжал, подсыпался, дьявол.

Девушка замолчала, нахмурилась.

— Что мне делать с тобой? — задумалась Ольга. — Тебя, Зина, ни одна бригадирша не возьмет.

— Знаю это. Но я не хочу уезжать.

Вспомнив женщин на охране железнодорожного пути, Ольга улыбнулась: лучшего для Зины в ее положении ничего больше и нельзя было придумать.

— Ладно, Зина, оставайся. Работу я тебе нашла — будешь охранять путь на моем поле. Согласна?

— Вот спасибо, Оля! — воскликнула Зина. — А жить?

— В моем бараке, среди девушек моей бывшей бригады. Потом, когда родится ребенок, переговорю с Нилом Ивановичем или Долгуновым.

Зина повеселела и заблестевшими глазами взглянула в лицо начальника поля. Та, взяв девушку под руку, стала утешать:

— Девушки из моего села хорошие, добрые, все почти комсомолки, полюбят твоего будущего ребенка, нянчить будут его.

Тарутина зашла в контору. Нил Иванович выслушал просьбу относительно Зины, погладил пушистые усы, покряхтел и сказал:

— Договорились с Петровой? Ладно, бери. Но больше с такими просьбами не приходи ко мне. Начальник поля, пойми, запомни покрепче, что у меня на участке нет ни родильных домов, ни детских яслей. Приютов также нет.

Нил Иванович и парторг Долгунов одобрительно отозвались на нововведения Тарутиной по облегчению труда торфяниц. Только начальники других полей косо поглядывали на эти нововведения.

— Из молодых, да ранняя, — насмешливо говорили одни.

— Провалится эта Тарутина со своей рационализацией, вот увидите, — говорили недовольно другие.

Рационализаторские мероприятия Тарутиной дали за несколько дней большие результаты: ее бригады по укладке змеек, сушке и штабелевке торфа обгоняли бригады других полей. Труд торфяниц был облегчен, а его производительность поднялась почти в два раза. Карты благодаря энергичной очистке канав от пней и кусков торфа были в отличном состоянии и быстро просыхали. Тарутина на многих картах провела механизированный дренаж. Правда, при этом возникало немало трудностей, терялось как бы время, задерживался новый разлив гидромассы, но Тарутина энергично проводила и это мероприятие.

Уходя вся в работу, она с каждым днем все горячее и упорнее стремилась к намеченной цели. Не задерживали ее в этом стремлении ни частые в первые дни поломки дренажных механизмов, ни нехватка квалифицированных водителей машин, ни недостаток запасных частей. Нил Иванович и Долгунов прекрасно понимали, что нововведения Тарутиной в процессе легких работ с хозяйственной точки зрения были довольно смелы. Механизированный дренаж карт производился или осенью, в конце сезона, или же весной, перед первым разливом гидромассы, когда было много свободных карт и дренажные машины не мешали другим сезонным процессам производства на поле. И все же оба поддерживали Тарутину, особенно парторг.

Однажды дренажная машина встретила в грунте множество толстых пней, вращательные круги-пилы у нее поломались, и она вышла на несколько дней из строя. Эта авария сильно расстроила и напугала Ольгу: нависла угроза разливу гидромассы. Однако она не растерялась, не отказалась от начатого мероприятия, а стала с еще большим упорством проводить его в жизнь. Она с девушками откопала машину, приступила к ее ремонту, а разлив гидромассы пошел своим чередом. В связи с такой задержкой заготовки торфа на ее поле приехал главный инженер предприятия Казенов. Он пожурил Тарутину за несвоевременное проведение дренажа.

— Не вовремя, Тарутина, ваши упражнения. Нам торф нужен. Таких экспериментов ни один начальник поля в летние месяцы не проводит. Смотрите, за срыв работы на поле мы строго спросим! — пригрозил Казенов.

Ольга, красная и хмурая, слушала упреки и угрозы главного инженера и молчала. Когда Казенов, расстроенный и сердитый, уехал с поля, Нил Иванович укоризненно посмотрел на Тарутину и покачал головой.

Емельян Матвеевич улыбнулся, подошел к девушке и сказал:

— Не унывай, Ольга! Я горжусь твоей смелостью. Только смелые побеждают. Верю в твою победу.

Ольга благодарно посмотрела на него.

Машину исправили за одну ночь и приступили к дренажу карт. Сушка торфа на картах пошла быстрым темпом. Отстающее и запущенное при Волдырине поле не только вышло из прорыва, а в течение одной декады оказалось впереди полей других начальников по сушке, штабелевке торфа и разливу гидромассы. О Тарутиной как начальнике заговорили на торфоразработках техники и бригадиры. Да и начальники полей не могли уже относиться свысока, подозрительно и насмешливо к деятельности девушки — начальницы поля. Кое-кто из них начал хвалить Ольгу за смелость в реорганизации труда и за любовь к торфяницам, восхищаться ее умом и деловитостью. Девушки на ее поле не таскали больше корзины с торфом.