Сергей Малашкин - Девушки

Нил Иванович мягко возразил:

— Волдырин все же работник, знающий дело.

Долгунов вспылил:

— Гнать такого прохвоста надо из начальников поля!

— Разбросаешься, Емельян Матвеевич, разбросаешься! Партийная организация должна воспитывать, — возразил все так же мягко Нил Иванович. — Выгнать нетрудно, согласись с этим.

— Не разбросаюсь, не беспокойся, Нил Иванович. Знаю, кого и когда надо воспитывать. Я не крыловский повар, чтобы мораль читать твоему Волдырину.

— Он такой же мой, как и твой.

— Ну, это положим! Ты свою спину подставляешь за него, а не я. А он куролесит, что ему в башку влезет, за твоей спиной.

Нил Иванович добродушно улыбнулся и ничего не возразил парторгу, Соня, засыпав прорыв, вытаскивала мусор из канавы и невольно услышала серьезный разговор о Волдырине между начальниками участка.

— Уж вы как хотите, так и решайте о Волдырине, — разглаживая усы, сказал Лузанов, — но я обязан предупредить вас, что в этом сезоне сушку он успешно не выполнит, подведет.

— Пьяницу надо снять, — решительно сказал Долгунов.

— Какой Волдырин пьяница! — теряя спокойствие, воскликнул Нил Иванович. — Да на торфу кто у нас не пьет! Что ты, Емельян Матвеевич, не знаешь, что за работа на болоте?

— Знаю, что пьют, но в меру и дела не забывают. Для согрева пьют, когда промокнут до костей. А этот, Волдырин, с жиру бесится.

Нил Иванович нахмурился и ничего не возразил парторгу.

Аржанов за час до обеденного перерыва отправился обедать в поселок. Разливальщицы, обливаясь потом, перекатывали трубы с одной карты на другую. Особенно доставалось подносчицам труб: они должны быстро, ловко подхватывать трубы у откатчиц, поднимать их, подносить к картовой канаве. Эта операция требовала большого напряжения сил, так как трубы, когда их катят, прижимаются бурлящей гидромассой к земле. Неуклюже шагая по жиже и опуская руки выше локтей в гидромассу, подносчицы подхватывали трубы за концы и бросали их на положенные через канаву бревна. Соня все это видела и понимала, как тяжела и грязна работа у подносчиц. Девушкам на откате также крепко доставалось, Трубы своими дужками глубоко врезались в рыхлую почву карты, и это мешало перекатывать их. Руки торфяниц скользили по мокрой поверхности труб, срывались. Тогда откатчицы, нагнувшись и упираясь ногами в землю, плечами толкали трубы к месту сбивки.

Бровки на картах часто прорывались, и приходилось их заделывать. Но Соня все же справлялась со своей работой. Иногда она подбегала к девушкам и помогала им катить трубы, клала мостки-слеги поперек картовых канав. Разливальщицам это нравилось. Они стали дружелюбнее к Соне. Поинтересовались, как она познакомилась с Федькой, посоветовали ей не особенно верить ему. Соня узнала от них, что Аржанов немало обманул девушек, насмеялся над ними.

На пожарной каланче поселка взвился красный флаг. Как вылетевшее пламя, он затрепетал на длинном шесте. Девушки дружно, хором закричали:

— Обед! Обед!

Они хотели было бросить работу, но Свиридов прикрикнул на них:

— Какой обед? Разве можно, не закончив разлив на карте, обедать! До валовой дойдем, тогда и на обед. А пока, красавицы, нажмите!

Девушки вздохнули и снова налегли на трубы. Соня помогала им, так как колышки-крестовики на следующей карте были уже вбиты. Вот и валовая канава. Свиридов дал телефонистке сигнал. Напор гидромассы уменьшился и стал спокойнее, потом совсем затих. Разливальщицы прекратили работу, уселись на бровки и трубы, сняли рукавицы и стали обедать.

— Не обед, а жужжанье комара, — сказала Фрося.

— Не скули, все равно Аркашкин не догадается горяченький обед тебе доставлять в поле, у него мозги ожирели с американской тушенки, — злобно рассмеялась Женя, высокая и узколицая, с острыми глазами девушка. — Вот его бы, этого Аркашкина, сюда послать, Пусть бы он, боров толстый, покатал вместо нас трубы, да и в гидромассе покупался.

— Не тужи, Женя! Вот придешь вечером, так он тебя тепленькими щами покормит!

— Искупать надо его как-нибудь.

— Искупаешь его, черта косоглазого! Он сидит с подружкой своей Маркизетовой в столовой, его оттуда не выковырнешь!

— Дурами будем, ежели не выковырнем! — прожевав, сердито сказала Фрося и стала грызть ржаной сухарь. — Возьмемся по-умному, так зараз и вылетит!

— Девушки, вечером все к Емельяну Матвеевичу! Так и так, мол, Емельян Матвеевич, свинство большое в столовой, — предложила Женя, и ее серые глаза потемнели от гнева. — Аркашкину мало того, что мы обедаем всухомятку, так он вечером, когда придем, усталые и мокрые, с поля, черт знает чем кормит! Мы для фронта стараемся, силы отдаем, а он что делает?..

— Верно! — подхватили хором девушки. — Пусть честных определяют в столовую и на кухню, а этих всех воров на разлив, в карьеры! Пусть покупаются, похлебают гидромассы! После этого небось шелковыми станут!

— Отлично сделаете, если обратитесь к Емельяну Матвеевичу, — поддержал девушек Свиридов… — Парторг наш душевный человек, он не оставит это дело так, разберет.

Разливальщицы в этот вечер не пошли к Долгунову — сильно устали на работе. Не пошли они к нему и на второй и на третий день — побоялись.

Соня в эти вечера, после ужина, заходила в барак односельчан — к Ольге, Даше и Кате. Ольга принимала Соню ласково и участливо расспрашивала, как она работает, не тяжело ли ей, не обижают ли, перестал ли приставать к ней Волдырин и как держится с нею ловелас Федька. Соня рассказывала, слушала советы и с восхищением смотрела на стройную, сильную и очень красивую Ольгу.

Даша, наблюдая за Ольгой и Соней, всплескивала руками, восклицала:

— Оля, да Соня-то очень похожа на тебя! Она только будет подробне́е немножко, чем ты!

Ольга, приглядываясь к Соне, ласково отвечала:

— Сонечка и есть моя сестричка. Я люблю ее не меньше тебя, Дашенька.

Первые вечера после приезда на торфозаготовки Соня обычно проводила у Ольги, Даши, в кругу землячек. Время проходило очень весело. Вспоминали село, зиму, школу, катанье на салазках с горы, работу в колхозе, вечера за чтением книг в здании сельсовета, в уютной, чистой комнате комсомольского бюро. Даша рассказывала подругам о Косте, о том, как он прощался с нею, о майоре, и мысли девушек тотчас уносились к братьям, отцам и женихам, начиналась читка писем с фронтов. Потом Ольга брала какую-нибудь книгу и принималась читать ее вслух…

Соня долго не заглядывала к Ольге в барак, — то чинила рукавицы, то стирала белье, то писала письма матери. Девушки ее бригады уже не говорили о том, что собираются к Долгунову.

Однажды Соня после ужина забежала в нарядную. Помещение было забито торфяницами. Увидев Дашу и Катю среди бригадиров, она протискалась к ним, спросила: