Сергей Малашкин - Девушки

Соня, положив руку на плечо Аржанова, с опущенными глазами легко скользила по залу. Ее ноздри слегка раздувались. Аржанов танцевал хорошо, и ей было приятно, что такой сильный и стройный парень уверенно и ловко ведет ее в вальсе, крепко придерживая за талию. «Ни с кем не пошел… Неужели серьезно любит?» — думала Соня, чувствуя, как от каждого прикосновения Аржанова по телу пробегают волнующие токи, а сердце замирает от страха.

Девушки одна за другой стали выходить из круга; обмахивая платочками вспотевшие и возбужденные лица, они садились за столы. Долгунов, Завьялов и Нил Иванович попрощались и ушли. Сенька резко оборвал мелодию. Послышались недовольные возгласы:

— Леший рыжий! Что не дал натанцеваться?

— Играй, пока кровь горит!

Звуки плясовой рассыпались по залу. Девушки встрепенулись, разделились на две партии, отбежали друг от друга назад, к стенам зала. Первые ударили в ладоши, пристукнули каблучками и пустились в пляс. За ними вторые ряды, третьи. Вскоре все завертелось, закружилось. Послышались страданья, частушки. Зал наполнился топотом, гиканьем и отрывистыми звонкими голосами, — казалось, плясали столы, окна, стены, пол, потолок и золотые лампочки, Все неслось, гудело, топало, переливалось всеми цветами.

— Ух! — вскрикнула Соня и, как яркая птица, вылетела из круга и рванулась на улицу, в темноту ночи.

Свежий воздух приятно пахнул в ее разгоряченное лицо. Она сбежала с крылечка. Голова сильно кружилась. Аржанов выплыл из тьмы и остановился перед нею. Увидев его, Соня вздрогнула и нахмурилась.

«Что ему надо от меня?» — подумала она тревожно и отступила.

Аржанов, как бы угадывая ее мысли, мягко сказал:

— Я думал, что вам плохо, хотел помочь… Не сердитесь.

Соня успокоилась и ласково посмотрела на парня. Аржанов предложил ей пройтись по улице, подышать свежим воздухом. Соня согласилась и пошла рядом.

Небо сияло звездами. В осиннике заливались соловьи. Заслушавшись соловьев, Соня забылась, не заметила, как вышли из поселка. Аржанов вел девушку под руку и старался ни одним словом не нарушить ее задумчивости.

— Куда мы идем? — спросила Соня, когда крайний барак остался далеко позади.

— Никуда. Просто гуляем, — ответил Аржанов и засмеялся. — А вы так задумались, что совсем забыли о своем кавалере.

— Я хотела пройтись с вами только по поселку, а вы вон куда увели меня, почти в самый лес.

— В нем волков нет, одни соловьи, — опять рассмеялся Аржанов.

— Нет, дальше не пойду, — остановилась Соня, — идите одни, если хотите.

Аржанов вдруг обнял Соню, прижал к себе и стал искать губами ее губы. Девушка молча вырывалась из объятий, но он сжимал все крепче и крепче ее, шептал:

— Не бойся, Сонечка, я люблю тебя! — Перейдя на «ты», признался он с жаром: — Не могу жить без тебя… Пойми, пожалей… Неужели не видишь, как я мучаюсь?

Соня чувствовала, как горячее его дыхание обжигало лицо, как от его слов замерло сердце, а по телу пробежала дрожь.

— Федька, пусти меня! — сказала испуганно Соня. — Мне страшно тут, у леса. Пусти, говорю! Я не хочу этого!

Она почувствовала, что он еще крепче сжал плечи, ищет губами щеки, подбородок, хочет поймать рот. Тогда Соня отвела руки назад и кулаками сильно ударила его в живот. Он отскочил от нее, охнув:

— Так убить можно!

— А ты не лезь! — строго отрезала Соня. — Не лезь, когда тебе говорят, что не надо этого! Понял? — Девушка отвернулась.

— Сонечка, хорошая моя, не уходи! Если уйдешь, пойду в лес и повешусь. Клянусь тебе… — заговорил Аржанов дрожащим от волнения голосом.

Соня остановилась. Аржанов шагнул к ней, обнял.

— Пусти, пусти… — робко сказала Соня, слабо отбиваясь от него.

Тогда Аржанов с силой привлек девушку к себе и впился долгим поцелуем в губы. Соня не сопротивлялась, и только тогда, когда он отпустил ее, она, преодолевая головокружение, отшатнулась.

— Это тебе, Соня, за упрямство, — нежно сказал Аржанов и улыбнулся.

— Дурак! — крикнула Соня и сильно ударила его в плечо.

— Ударь, еще ударь! Думаешь, больно? Нисколько! Милая рука никогда не ударит больно. — И Аржанов подставил плечо для удара.

Соня слегка оттолкнула его и быстро зашагала к поселку. Аржанов торопился за нею, изредка говорил ей слова любви, убеждал, что жить не может без нее. Соня молчала. Ей было не по себе. Сердце учащенно билось. Они подошли к столовой. Топот ног, песни, звуки двухрядки неслись из открытых окон. Веселье девушек все перевернуло внутри у Сони. На душе стало радостно, светло. Не отдавая себе отчета, неожиданно для себя, она бросилась на грудь Аржанову, обняла за шею. Аржанов не успел прийти в себя от изумления, как Соня уже очутилась в столовой, среди несущихся в плясовом вихре подруг.

Аржанов немного постоял у крыльца, самодовольно улыбнулся.

«Так, Сонечка! Твое сердечко не выдержало. Для первого раза недурно. Теперь ты, черноглазая, будешь у меня послушной девочкой».

Он поправил картуз, поправил синий, в красную искорку галстук и одернул полы пиджака.

«Разве потанцевать еще? — подумал он, но тут же отверг эту мысль и рассмеялся. — Ай да Сонька! От такого поцелуя с ума сойдешь. Жаль, что продолжение не скоро. Придется утешиться с Ганечкой. Пойду-ка к ней, пока не поздно…»

Соня спала плохо, как бы в бреду то думала об Аржанове, то о своем поступке. Заснула только перед рассветом, а на восходе солнца вышла на работу с разливальщицами бригады Свиридова. У нее болела голова, и лицо было бледно, с темными кругами под черными задумчиво-испуганными глазами. Придя на поле, она принялась за работу; ставила колышки-крестовики, поправляла бровки, помогала девушкам перекатывать трубы. Аржанов несколько раз подходил к ней, ласково заговаривал с нею, но она молчала и даже не смотрела на него — отворачивалась, бежала к девушкам или к другой бровке, чтобы не быть возле него. Удивленный непонятным поведением девушки, не понимая, почему она не желает говорить с ним, Аржанов перестал преследовать ее. Когда он находился вдали, Соня поднимала глаза и, вздыхая, следила за ним, стараясь мысленно проникнуть ему в сердце, разобраться, какое оно — искреннее или лживое, правду ли говорят девушки об Аржанове как о гадком, развратном парне или неправду.

Шмелев сидел в кожаном кресле, откинувшись к спинке. Адамович открыл дверь и, подойдя к столу, доложил: