Сергей Малашкин - Девушки

Раздались голоса:

— Никогда не допустим!

— Перевыполним план!

— Поддержим Красную Армию — победительницу!

— Я глубоко верю вам, товарищи! Теперь я перейду к выступлению товарища Агафонова. Он не говорил, а лепетал. Иначе он и не мог, как только лепетать! По его ответу на реплику заместителя наркома вы поняли, что Агафонов плохо занимается своим подсобным хозяйством, надеется только на Москву. Он ссылается на дрова. Живет в лесу, а дров не имеет. На печи… Ведь это глупо до смешного! Вагонетки беспрерывно ходят на поля, а он не в состоянии наладить доставку горячих обедов торфяницам! На речь Кузнецовой не ответил… Не думает Агафонов о людях, не заботится о них. В начале сезона Наркомторг дал наряд на тысячу тони муки для снабжения торфозаготовок. Агафонов обязан был доставить ее.

— Доставил! — крикнул Агафонов.

— Тогда почему же не выдаете ежедневно вовремя хлеб? Дров нет? — повторил Шмелев и, не слушая возражения начальника снабжения, продолжал: — Перед поездкой к вам, товарищи, я был вызван в ЦК партии, к товарищу Щербакову, и он расспрашивал меня о торфозаготовках, о вас. Он при мне звонил в Наркомторг, товарищу Микояну, и тот приказал выдать наряды на добавочные продукты для торфяниц.

Рукоплескания заглушили слова Шмелева.

— Вот этой новостью я и хотел порадовать вас, — продолжал Шмелев. — Но, само собой разумеется, на одно централизованное снабжение полагаться нельзя: надо развивать подсобное хозяйство, надо навести порядок в столовых и беспощадно расправиться с расхитителями, и тогда, я уверен, труженицы торфяных полей получат все, что необходимо для восстановления их сил, затрачиваемых на тяжелую, самоотверженную работу.

Зал снова загудел от аплодисментов. Шмелев поднял руку, чтобы успокоить собрание.

— Теперь, товарищи, я хочу передать вам самое главное.

Зал притих.

— Оккупанты сильно разрушили Донбасс. Шахты оказались затопленными. Электростанции, питающие энергией московскую промышленность, еще долго не смогут получать донецкий уголь в достаточном количестве. А гитлеровскую Германию нам надо добить. Торф необходим для окончательной победы над фашистами. Вдумайтесь, товарищи, в эти слова и поймите, что это обязывает всех и каждого из нас к честному и самоотверженному выполнению своего патриотического долга. Предстоят еще тяжелые бои на фронте. Нужны новые трудовые усилия в тылу. Так будьте же достойными сыновьями и дочерьми своего народа, оправдайте надежды, которые возлагают на вас партия и правительство. Не подведите!

— Не подведем! — раздались звонкие девичьи голоса.

Утром прошел сильный дождь, и на улице, в ухабах, стояли лужи коричневой воды. У подъезда конторы участка блестела большая лужа, три свиньи лежали в ней, выставив под лучи солнца влажные спины. Они изредка хрюкали от наслаждения, щуря белесые маленькие глазки. Долгунов только что вернулся с полей и стоял у окна, поглядывая на безлюдную улицу. В кабинет вошел Нил Иванович. Мягко ступая, он подошел к парторгу и остановился позади него. Милиционер провел девушку. Долгунов заметил, что лицо девушки заплакано.

— Это еще что? — удивился вслух парторг и выглянул из окна. — Эй-эй, товарищ милиционер, обожди!

Милиционер и девушка не оглянулись на его голос, скрылись за углом конторы.

— Да это, кажется, Глаша, из бригады Тарутиной?

— Не ошиблись, — отозвался Нил Иванович, — Глаша.

Долгунов резко обернулся к начальнику участка.

— В чем дело? Куда милиционер повел ее? Отчего она плачет?

— За хулиганство.

— Не понимаю, Нил Иванович…

— И понимать тут нечего! Эта девушка две недели назад избила лопатой техника разлива при исполнении им служебных обязанностей.

— Одна?

— Глаша начала, а потом помогли ей другие. Они лопатами били Аржанова, искупали его в гидромассе, а потом бросили в валовую канаву. Техник чуть не утонул. Это что, по-твоему, не хулиганство! Хороши комсомолки!

— И это было при Тарутиной?

— Да, у нее на глазах. Она смотрела и молчала. Аржанов заявил в милицию. Начальник вызвал Глашу и допросил ее. Девушка созналась, и вот ее арестовали за хулиганство.

— Почему же одну Глашу, а не всех? — спросил чуть насмешливо Долгунов.

— Как зачинщицу, — ответил Нил Иванович.

— А тебе известно, за что девушки избили Аржанова?

— Он не вступал в драку с ними…

Долгунов взял телефонную трубку, позвонил в милицию и вызвал начальника. Нил Иванович стоял у окна и почесывал розовую лысину, парторг ходил по комнате. Оба молчали. Вошел тонкий, в ремнях, с кожаной сумкой на боку, в серых брезентовых сапогах лейтенант милиции, козырнул парторгу и начальнику участка.

— Садитесь, товарищ, — предложил Долгунов. Лейтенант сел.

— Скажите, за что арестовали девушку из бригады Тарутиной, пятисотницу?

— За безобразное ее поведение — хулиганство. Волкова была зачинщицей в избиении техника Аржанова в часы его служебных обязанностей.

— Арестовали ее по заявлению Аржанова?

— Точно!

— Вызовите, товарищ лейтенант милиции, Глашу Волкову сюда.

— Не могу, — покраснев, сухо ответил лейтенант милиции.

— Как не можете? — удивился Долгунов.

— Делу дан ход. Прошу вас, товарищ Долгунов, не вмешиваться в работу милиции. — Лейтенант встал, его желтоватые усики дрожали, на щеках выступили красные пятна.

Долгунов, посматривая на него, улыбнулся.

— Показания Волковой есть?

— Да, товарищ Долгунов. Она, Волкова, показала, что Аржанов стал говорить с Тарутиной так, что каждое слово украшал пятиэтажной матерщиной. Она, Волкова, попросила Аржанова не выражаться скверными словами, но он не только не прекратил украшать матерщиной свою речь, а стал еще забористее…

— Товарищ лейтенант милиции, вы не считаете техника Аржанова хулиганом?

Начальник милиции пожал плечами.

— Что же вы молчите? — спросил сухо Долгунов. — Вы, как я думаю, не считаете матерщину высшим образцом благородства?

— Конечно.

— Почему же вы, товарищ лейтенант, не привлекли техника Аржанова к ответу за хулиганство?

— Позвольте, товарищ парторг, — растерялся и смутился начальник милиции, — матерщиной, как, вы знаете, украшает свою речь не один Аржанов. Мне пришлось бы привлечь к ответу немало ваших работников.

— Следует одного привлечь, и так, чтобы остальные сразу перестали паскудничать, — теряя спокойствие, резко сказал Долгунов. — Волкову надо отпустить немедленно, а в отношении техника Аржанова мы сами примем кое-какие меры.

Лейтенант милиции поднялся. Под желтоватыми его усами появилась улыбка и погасла.

— Отпустить Волкову не могу, товарищ Долгунов. Я уже сказал вам, что ее дело будет разбираться в суде.