Сергей Малашкин - Девушки

— Андрей Григорьевич, звонили от Александра Сергеевича.

— Давно? — стряхнув пепел с папиросы в мраморную пепельницу, спросил Шмелев.

— Минут двадцать назад. Просили позвонить, как придете…

Звонок телефона оборвал слова Адамовича. Шмелев взял трубку.

— Да-да… Выхожу немедленно, — сказал он и порывисто встал, погасил папиросу, погладил черные вьющиеся волосы и, глянув на часы, вместе с Адамовичем вышел из кабинета.

В приемной, длинной и похожей на букву Г, он задержался. Окна занавешены шторами. Электрический свет сиял под высоким белым потолком — тени абажура увеличение темнели на нем. На крайнем окне вверху колыхалась штора — в открытую форточку врывалась свежая струя воздуха. Шмелев глянул на худенькую девушку в военной форме, сидящую за столом, у телефона, и сказал:

— Майя Ивановна, я в секретариат ЦК…

— Утром, пожалуй, не выедем, — проговорил озабоченно Адамович.

— Не знаю, — отозвался Шмелев. — Но машину все же держите наготове.

Он вышел в коридор, слабо освещенный, — экономили электричество, — спустился по лестнице, взял с вешалки шляпу и вышел из вестибюля.

Накрапывал дождик. Было тепло. Андрей Григорьевич пересек улицу и зашагал по широкому тротуару, блестевшему мокрым асфальтом и лужицами воды. С бульвара пахнуло сладковато-горьким запахом обмытой листвы. На Старой площади под дождем чернели кучки людей. Стоял народ и на бульваре. Беспрерывно плыли легковые машины, сверля мрак огнями фар. Разноголосые гудки сирен как бы перекликались между собой. Шмелев поравнялся с высоким зданием. В это время раздались выстрелы. Дрогнул тротуар под ногами, а в темное небо взлетели фонтаны разноцветных огненных шаров. Тьма сразу стала фантастически яркой — латунно-розоватой. Светились пухлые, шершавые облака. Разных цветов блики заскользили по фасадам зданий и вершинам деревьев. Шмелев невольно остановился и, взглянув на разноцветные огненные фонтаны, проговорил:

— Наши войска прорвали фронт в Белоруссии.

На бульваре и на площади прокричали «ура» в честь Красной Армии. Свернув к высокому зданию, освещаемому то и дело огнями салюта, Шмелев вошел в светлый, облицованный мрамором вестибюль, пол которого был застелен темно-красными коврами. Отдав шляпу гардеробщику, он поднялся на лифте. В секретариате его встретил помощник Щербакова и недовольно сказал:

— Где вы, Андрей Григорьевич, были? Целый час разыскивал вас.

Щербаков стоял у окна и, придерживая край отдернутой бархатной шторы, смотрел на огни салюта. На его лице было выражение большой усталости. Он протянул руку Шмелеву и сказал мягче:

— Не извиняйтесь.

Вспышка ракет, взлетевших и осветивших облачное небо, не дала Щербакову закончить фразу. Шмелев глянул в окно — струи дождя искрились, казались сверкающими, разноцветными, то и дело ломающимися трубочками. Мгла встрепенулась и опустила темные крылья. На улице опять стало темно.

— Я уже говорил с вами о заготовке торфа. — Вместе со Шмелевым он отошел от окна. — Очень красиво выглядит бульвар при свете ракетных огней. Все в этом феерическом свете кажется таким необычным.

— На улице сейчас хорошо, — сказал Шмелев. — Дождь идет, а народ заполнил бульвар и площадь.

Залпы салюта продолжались. Где-то за Москвой перекатывалось эхо, заполняя интервалы между выстрелами, с Красной площади доносилось «ура».

— Чтобы закончить победоносно войну, добить гитлеровцев в их берлоге, нам необходимы миллионы тонн торфа.

— Торфяные предприятия, находящиеся на территории Московской области, обязаны эти миллионы дать, — подойдя к длинному столу, проговорил Щербаков. Он снял очки и стал протирать их платком.

— Дадим, Александр Сергеевич, — твердо ответил Шмелев. — Хозяйственники-торфяники понимают. О торфяницах и говорить не приходится. Такие девушки-героини родятся только в нашей стране.

Гул орудийного залпа заглушил его слова. По стеклам окна снизу вверх полетели красные, синие, желтые и зеленые блики; потом, трепеща, они скользнули вниз, рассыпаясь и бледнея. Прогудело эхо. Надвинулась тишина.

— Последний, — сказал Щербаков и, резко задернув штору, подошел к столу и сел в кресло против Шмелева.

ЗИС, запыленный в длинной дороге, пронесся по улицам Шатуры и мягко остановился у высокого здания. Шмелев и Адамович вышли и направились в клуб. В огромном светлом зале все места были заняты знатными торфяниками и торфяницами. На сцене, за длинным красным столом, сидели руководители и передовые работницы. Увидя среди толпившихся девушек и женщин Шмелева и Адамовича, из-за стола поднялся плотный, с приятным, гладко выбритым лицом мужчина средних лет — заместитель наркома, помахал им рукой и позвал:

— Андрей Григорьевич и Яков Михайлович, проходите в президиум!

Шмелев и Адамович поднялись и заняли места за столом президиума.

Солнечный полдень горячей сушью дышал в широкое открытое окно. Зеленела поляна, серебрилось озеро, за озером поднимался синей грядой хвойный лес и закрывал горизонт. Над зеркально-голубоватой водой метались белые чайки, то падая, то взмывая. Их тонкий зовущий крик доносился до слуха Шмелева.

«Сейчас бы на луг, к озеру», — подумал он.

Прошумевшие аплодисменты заставили его отвести взгляд от окна и посмотреть на оратора. Это был Завьялов. Последние слова его речи: «Мы обещаем не только выйти из прорыва, но и перевыполнить план заготовки торфа», — остались в памяти Шмелева. Выступили еще несколько ораторов.

Затем к трибуне подошел заместитель наркома и, прищурив хитроватые глаза, начал речь. В его словах чувствовались деловитость, ум, напористость хозяйственника. Помолчав немного, он откинул голову назад и повысил голос:

— Товарищи, партия и государство придают огромное значение этому виду топлива. Я позавчера был у секретаря Центрального Комитета партии товарища Щербакова. Он прямо заявил мне: «За заготовкой торфа следят…» — Заместитель наркома поднял кверху палец правой руки, давая понять слушателям, что за деятельностью торфяных предприятий следит и Политбюро. — Я ответил товарищу Щербакову, что план добычи и сушки торфа будет досрочно выполнен. Надеюсь, товарищи, что и вы, собравшиеся в этом зале, ответили бы тем же самым.

Шумные аплодисменты покрыли речь заместителя наркома. После него выступили с короткими речами начальники участков и полей, директора предприятий, работники треста и главка, техники и инженеры, знатные бригадиры и стахановки. Все они, как и первые ораторы, говорили о том, что они отдадут все силы на выполнение и перевыполнение планов на предприятиях, участках и полях. Даже Аркашкин, слушая бодрые и уверенные речи ораторов, распалился и попросил слово. Получив его, он поднялся к трибуне.