Сергей Малашкин - Девушки

— Думаете, не обращались? Вот, прочтите, — сказал Казенов и подал телеграмму.

Нил Иванович взял и прочел вслух:

— «Шатура. Главинж Казенову.

Связи известными вам трудностями предоставить рабочую силу ближайшее время не представляется возможным. По нашим данным, имеющаяся у вас рабочая сила используется нерационально, организация труда слабая, очередность работ недостаточно продумана. Дабы не сорвать плана, нехватку рабочей силы компенсировать за счет лучшего маневрирования и использования существующей, равно как за счет лучшей организации труда. Вашу просьбу докладывал правительству. Правительство, как и я, надеется, что проявлением местной инициативы выйдете из положения. Телеграфируйте, что вами будет предпринято. Замнаркома электростанций».

— Вот так помог, вот так помог наркомат! — возвращая телеграмму Казенову, воскликнул Нил Иванович, а затем с оттенком легкой иронии добавил: — Телеграмма, впрочем, адресована не мне, а товарищу Казенову, он пусть и проявляет инициативу.

— И проявляю! — ответил резко Казенов. — И проявляю!

— Хороша инициатива, нечего сказать! За наш счет.

Нил Иванович, вздыхая и хмурясь, заходил по кабинету. Было видно, что начальник участка сильно расстроился. Он не мог представить себе, как это можно отдать двести — триста девушек с полей участка, когда там и без того не хватает рабочей силы.

Долгунов молчал. Лицо его было серьезно, тонкие брови приподняты. Взглянув на парторга, Нил Иванович решил, что он на его стороне и будет поддерживать его. «Не дам, вот и все! — окончательно укрепился он в своем решении. — Пусть едут к начальникам других участков!»

Казенов, слушая возражения Нила Ивановича, подумал:

«Что он, этот Нил, дурака валяет или же не понимает создавшегося положения? Ишь индюк, расходился!»

— За наш счет хотите, Казенов, цвести! — воскликнул Нил Иванович. — А я должен благодаря вашей инициативе завянуть на своем участке?

— Местничаете, Нил Иванович, местничаете, — возразил Казенов.

— Сядьте на мое место, а я погляжу, как вы завертитесь!

— Каждый сидит там, куда его посадили, а людей давайте, — твердо сказал Казенов.

— Нет, посидите! — набросился на инженера Нил Иванович, видя его настойчивость. — Если я по змейкам отстану — у меня на этой работе не хватает людей, — так будете гонять?

— Будем! — подтвердил Завьялов.

— За цаповку, за клетки тоже?

— Будем, — подтвердил Завьялов.

— Разлив у меня на волоске держится, вот-вот оборвется. Перед каждой сменой с Емельяном Матвеевичем сбиваемся с ног, пока ее не укомплектуем. Да где у меня народ-то?

— За это вы и деньги от государства получаете.

— А вы? — вскинул глаза на Казенова Нил Иванович. — Не деньги? Еловые шишки получаете?

— Коль вы так, то я вот так поставлю перед вами вопрос, Нил Иванович, — сказал уже сурово Завьялов. — Если добыча сорвется у Казенова, то гидромасса не будет подаваться на поля. Что станешь делать? Ничего! План не выполнишь, так? Хорошее время упустим. Время сушки! Дополнительно нам людей дадут? Не дадут! Какой же выход? Перебросить людей с сушки, вот и все!

Нил Иванович что-то промычал и отрицательно закачал головой.

— Все это, может, и правильно, но людей дать не могу, — решительно отрезал он. — Что хотите делайте, а не могу.

— И почему вас зовут Нилом Ивановичем, а не Крокодилом Ивановичем! — рассердился Казенов. — Завтра же отдам распоряжение, чтобы не давали гидромассу на ваш участок.

— Небось дадите.

— Ладно, — воскликнул Завьялов, — не спорьте! — И он обратился к парторгу: — Емельян Матвеевич, что вы скажете относительно нашей просьбы?

Долгунов, не принимавший до этого момента участия в разговоре, бросил взгляд на взволнованного Нила Ивановича и сразу высказал свое мнение:

— Судя по ходу дела, надо дать. Хотя своя рубашка, как говорят, ближе к телу, но государственное дело надо по-государственному и решать.

— Вот это ответ! — весело воскликнул Завьялов. — Что вы теперь, Нил Иванович, скажете?

Начальник участка покрутил головой и вздохнул.

— Что скажу? Коли и Брут против меня — сдаюсь. Что с вами, друзьями, поделаешь! Посмотрю, что вы говорить будете, когда я начну заваливаться с планом!

Нил Иванович улыбнулся, и его лицо приняло мягко-добродушное выражение.

Завьялов и Казенов, довольные разрешением важного хозяйственного вопроса, также улыбнулись. Директор, взглянув на часы, поднялся.

— Эге! Уже двенадцатый. Больше часа торговались… Ну и упорны вы, Нил Иванович! — сказал он уже ласково. — Вот и я и Казенов так не торгуемся, когда вы просите.

— Вы начальство, а поэтому и не должны, — заявил Нил Иванович.

Попрощавшись с Долгуновым и Нилом Ивановичем, директор и инженер предприятия вышли из конторы, сели в дрезину и уехали.

— Нажгли и укатили! — глянув в окно, сказал громко и сердито Нил Иванович. — И так в каждом сезоне: как прорыв у Казенова, так он и Завьялов с ножом к моему горлу.

Долгунов промолчал.

Арест Глаши сильно расстроил Ольгу. Она говорила с Нилом Ивановичем и Долгуновым, просила их принять меры к освобождению девушки ее бригады. Парторг обещал употребить все усилия для этого. Прошло, однако, четыре дня, а Глаша все еще не вернулась в бригаду. Другие девушки также чувствовали себя обиженными. Некоторые из них высказывались за то, чтобы всем пойти к начальству и потребовать немедленного ее освобождения.

— Идем, идем! — звали они Ольгу. — Ты у нас бригадир! Мы вместе выручим Глашу, докажем, что не подруга наша виновата, а хулиган Аржанов. Если нам не поверят, то пусть сажают и нас…

— Глупо! Очень глупо! — сердилась Ольга. — Комсомолки, а рассуждаете по-обывательски. Нам работать надо. Долгунов обещал сделать все, что нужно, расследовать это дело до конца.

Девушки успокаивались и отходили от нее. Работали на сушке так же ударно, менее пяти норм не давали.

В бараке было тихо. Ольга сидела у окна и смотрела на далекую алую полоску зари. Девушки разошлись — кто в клуб, в кино, кто просто погулять. Полянка у леса чернела толпами гуляющих. Оттуда доносились звуки гармони, смех, топот.

Сима Свешникова, скромная застенчивая девушка, сидела неподалеку от Ольги и вышивала, Ольга встала и прошлась, потом опять села у окна. Мысль о Глаше не выходила из головы. Ольга не говорила своим девушкам, что она пошла на крайнее средство для освобождения подруги из-под ареста — написала Павлову и с нетерпением ждала ответа…

Ольга взяла роман Тургенева «Дворянское гнездо», открыла и стала читать. Читала и ничего не понимала; в голове толпились мысли о Глаше, о Павлове, о работе и о том, что за человек Аржанов; о Соне, которая за последние дни как-то странно ведет себя и даже, как она заметила, защищает Аржанова. «Как это я не удержала ее в своей бригаде! — подумала Ольга. — А ведь ее мать просила меня, чтобы я присматривала за нею». Ольга прочла страницу и опять ничего не поняла — в глазах стоял Павлов, красивый, стройный, в офицерском мундире, и смотрел на нее. Вспомнила, как в тот вечер почти до зари протанцевала с ним, как потом провожала его до станции, а он ее — от станции до барака… и ушел один; она же, не сомкнув глаз, переоделась в рабочую одежду, разбудила девушек и отправилась на работу. Вспомнила и улыбнулась. «У него-то работенка легкая, небось знай командуй…»