Сергей Малашкин - Девушки

— Что? — спросила Лида. — Прорвало где-нибудь?

Груня махнула рукой и вылетела из дежурки. Лида испуганно поглядела ей вслед.

— Проворонила, а тут!..

Груня вернулась и, тяжело дыша, взяла телефонную трубку, позвонила на добычу.

— Вы слушаете? Товарищ инженер, причина утечки гидромассы установлена! Пускайте! Принимаем! А что случилось?.. Неправильно отвернули заслонку. Что вы говорите, товарищ инженер! Я… — Груня бросила трубку и, не глядя на сменщицу, заплакала: — Инженер ругается, грозит судом. Говорит, дураков понасажали, работать невозможно…

Лида не вытерпела:

— А кто же, по-твоему, виноват? Николай-угодник? Ты должна смотреть, как прибывает гидромасса в резервуар.

— Ладно! — размазывая ладошкой слезы на щеках, огрызнулась Груня. — Ведь не я открывала заслонку на другой провод. И сказала инженеру, что я не сова, не могу видеть ночью. Занимай дежурство и звони в поселок Нилу Ивановичу.

Груня кивнула головой Лиде, вышла из дежурки и скрылась в лунной мгле.

Лида взяла трубку и позвонила.

— Поселок? Дайте квартиру Нила Ивановича… Спит? Разбудите! Говорят с аккумулятора… Потом отдохнет, разбудите! Я совсем не треплюсь. У меня к нему дело, и срочное… Не будете соединять? Не валяйте дурака-то! У меня авария, а вы ерунду порете!.. Я не кричу, дело говорю… Ладно, сама буду отвечать перед Нилом Ивановичем. Соединяйте!.. Разговор какой? Ну, прямо не телефонистка, а болтушка! Ну-ну, ладно, слушай да записывай! — Лида сообщила телефонистке об уходе гидромассы по другому отводу.

Начальник участка тут же позвонил парторгу.

— Спасибо, что сказал, — ответил в трубку Долгунов. — Мотористка позвонила и мне. Я в курсе. Омрачил какой-то дьявол наш праздник. И надо же такой беде приключиться теперь, накануне!.. Да, да! А вы не волнуйтесь, Нил Иванович, ложитесь спать… Не можете? Спите! Завтра все выясним. Возможно, авария, трубу какую-нибудь разорвало. Разберемся. Ложитесь! Завтра у нас столько дела, надо со свежей головой встать… До свидания!

Долгунов положил трубку, оделся и пошел в пожарную. Увидев дежурного шофера, он обратился к нему:

— Милок, давай скоренько дрезину!

— Мигом, Емельян Матвеевич! — крикнул шофер и выбежал из пожарной.

Не прошло и десяти минут, как Долгунов уже мчался по участку. Луна светила ярко. Над землей струилась бледно-серебряная мгла. Дрезина остановилась у того места, где узкоколейка пересекала трубы добычи. Долгунов вышел из нее и быстро зашагал по трубе к аккумулятору. Его встретила мотористка Лида. Она рассказала ему то, что узнала от Груни, дежурившей до нее. Кто открыл заслонку и пустил гидромассу по другому отводу, он так и не узнал. Инженер с добычи ответил по телефону, что и он не доискался, кто выпустил драгоценную гидромассу, добываемую с таким трудом, в болото.

Долгунов вышел из сторожки и направился к отводу, по которому была разлита гидромасса. Он дошел до пустыря, заросшего кустарником, и остановился. Пустырь был залит гидромассой. Из нее торчали кое-где вершинки высоких кустов. Блики луны поблескивали на ее пенистой, все еще бурлящей поверхности. Был не залит только холмик.

«Что это шевелится там? — подумал Долгунов и стал вглядываться в темноту. — Лиса! Она спасается на этом холмике. А это прыгают зайцы! Зверь, испугавшись потока гидромассы, даже не нападает на них».

Поглядев на болото, Долгунов вздохнул и пошел назад. Ответы Лиды и инженера убедили его в том, что гидромассу спустила в болото злая рука.

Нил Иванович встал рано. Придя в контору, он тотчас вызвал дрезину, чтобы ехать к месту ночной аварии. Когда он говорил по телефону с гаражом, в кабинет вошла Тарутина. Начальник участка вскинул на нее красные от недосыпания глаза. На Ольге было шелковое василькового цвета платье и лаковые черные туфли, волосы были подвиты.

«Знать, пришла поговорить о празднике», — подумал Нил Иванович, здороваясь, и пригласил:

— Садись. Ты насчет праздника?

— Нет, я насчет Волдырина, Нил Иванович.

— Я могу, Ольга, разговаривать только по самым неотложным делам, — строго сказал Нил Иванович, — на другое сейчас нет ни минуты времени. Поняла? — И он опять протянул руку, но, встретившись с настойчивым взглядом девушки, почувствовал, что ему не удастся выпроводить ее из кабинета, не выслушав.

«Рязанки все с характером. Они только на первый взгляд кажутся тихими и застенчивыми, но стоит лишь несправедливо отнестись к ним, как они сразу становятся другими — упрямыми и настойчивыми. Да и в работе они огонь. А Ольга характером перещеголяла их всех», — подумал Нил Иванович и, откинувшись на спинку стула, проговорил с досадой:

— Ольга, поверь, не могу сейчас говорить с тобой! Отложи этот разговор хоть до завтра. Смотри, я даже побриться еще не успел к празднику.

— На то вы и начальник. Назвались, как говорится, груздем, так и полезайте в кузов!

— Я хотел бы видеть тебя в этом кузове, если не груздем, то хотя бы сыроежкой, и ты бы, красавица, не то запела! — воскликнул с легким раздражением Нил Иванович. — Ты вот поспи-ка два-три часа в ночь…

— А вы думаете, Нил Иванович, у меня нет таких ночей? Я не больше вашего сплю, — возразила Ольга.

Нил Иванович, махнув рукой, сказал:

— Не будем спорить о том, кто сколько спит. Так зачем это ты пришла?

— Не могу я, Нил Иванович, работать с Волдыриным, — начала Ольга. — Дело у меня валится из рук.

— Ну и сказала! Ну и сказала! — воскликнул Нил Иванович. — Слыханное ли дело, чтобы у пятисотницы Тарутиной работа валилась из рук! Загибаешь, Олечка, загибаешь. Никогда не поверю.

— Правду говорю, Нил Иванович. Лучший бригадиршей числюсь на всем участке, а на поле Волдырина дело у меня не пойдет.

— Не только на участке — на всей Шатуре, по всей стране гремит слава о тебе как о лучшей торфянице.

— Вот то-то и оно-то! — протянула Ольга. — А теперь этот хваленый ваш бригадир работает хуже всех на поле, да и на всем участке. Разве мне, Нил Иванович, легко сознавать это? — У Ольги глаза стали влажными от слез. — Нелегко, Нил Иванович. Мне стыдно даже перед двухсотницами, некоторые смеются прямо в лицо: «Тарутина, ты же пятисотница, а отстала от нас!»

— На чужой роток не накинешь платок, — мягко сказал Нил Иванович и улыбнулся. — Не расстраивайся, Тарутина, ты еще поведешь поле к рекордам, да так, что и сам Волдырин вприпрыжку побежит за тобой. Он уж не такой плохой производственник.

— Вот и вы шутите, Нил Иванович, а мне плакать хочется. Вы и представить себе не можете, какое это зло Волдырин!

— Что ж, Ольга, давай реветь вместе.

— Думаете, не ревела? Ревела, а потом поняла, что ревом не поможешь делу, не вышибешь дурь из головы Волдырина, и к вам пришла.