Сергей Малашкин - Девушки

Скандальное приключение Волдырина окончательно вывело Долгунова из терпения. Парторг зашел к начальнику участка. Нил Иванович ходил по кабинету и поглаживал лысину, он был в сильном гневе. На письменном столе лежали желтый портфель, пачка бумаг, газеты «Правда» и «Красная звезда», стоял стакан с крепким чаем. Увидев парторга, Нил Иванович остановился, вскинул на него серые глаза и проговорил:

— Гм… пришел? Вот и отлично!

— Вот что, Нил Иванович, — не обратив внимания на расстроенный вид начальника участка, начал раздраженно Долгунов, — ты можешь терпеть прохвоста, а я не могу! Он опозорил наш участок, опозорил на всю Шатуру!

Нил Иванович пошел за стол, сел.

— Не горячись, не горячись, Емельян Матвеевич! — проговорил он. — Горячность всякое дело губит. — Начальник участка замолчал, вздохнул, отвел взгляд от парторга. — Я вот еще до тебя, Матвеевич, тоже разозлился!

Долгунов, не слушая начальника, продолжал:

— Пьянчужка по топкам путешествует, а не штабелевкой занимается. Он приносит вред. А девушки на полях от хохота надрываются, слушая рассказы о нем. Нет, надо сорную траву с поля долой! Довольно цацкаться с ним! Мы должны думать о деле.

— Да ты о ком это? Опять о Волдырине? Вот дался он тебе! Ох!.. — Нил Иванович взял стакан с чаем и отпил из него.

— А по-твоему, оставить? Ты же сам Шмелеву сказал, что наметил заменить Волдырина Тарутиной, а теперь ни тпру, ни ну. Как это твое «наметил» поймет Шмелев, а? — Емельян Матвеевич бросил на стол портфель и сел. Нил Иванович замолчал, задумался, поглядывая в угол кабинета, на летнее пальто, висевшее на вешалке.

— Да-а! — протянул он со вздохом, встав из-за стола. — Да-а! — повторил он громче. — Волдырин хорош, Волков не лучше. Где я возьму идеальных начальников, таких, каких тебе хочется?

Он прошелся к двери и повернул обратно, искоса поглядывая на Долгунова. Было видно, что он уже не гневался, впал в добродушие. Он подошел к Емельяну Матвеевичу и спросил:

— Ну что ты разошелся? Я тебя еще не видел таким.

— Не видел — погляди.

— Да что же ты, на самом деле? Волдырина мы заставим работать.

— Тебе не звонили с электростанции? — резко спросил Долгунов.

— Не звонили. А что? В чем дело?

— А мне вот звонили, сказали: «Вы уже, товарищ парторг, не торф стали присылать в топки станции, а людей. На переплавку, что ли? Чтобы мы пьяниц на трезвых переплавляли?»

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Твой любимчик Волдырин, с которым ты никак не можешь расстаться, попал в подтопку и чуть не сгорел в ней.

— Что? Как это можно? — вскочил Нил Иванович и вытаращил испуганные глаза на парторга. — Ой, врешь!

— Не вру. Можешь позвонить — скажут.

— Да ты расскажи толком! Неужели он, мерзавец…

Долгунов кратко рассказал о путешествии Волдырина в Шатуру. Нил Иванович растерянно и виновато слушал. Долгунов также молчал и чуть насмешливо глядел на него.

— Допился до белой горячки. Гм!.. Пошел он к черту! Этого моего «дружка» повесь себе на шею! — взревел Нил Иванович и грохнул ладонью по столу.

Долгунов захохотал, схватился за живот.

— Эк как тебя, Нил, забрало! Сразу дружка бросил мне на шею!

— Ты парторг, у тебя такая специальность.

— Нет, не возьму твоего дружка. Да что о нем заботиться! Сам видишь — в воде не тонет, в огне не горит.

Нил Иванович вздохнул, откинулся к спинке стула.

— Ну и начальник участка попался мне! — воскликнул Долгунов. В его шутливом тоне чувствовались нотки любви к Нилу Ивановичу: упрямый такой, а как обстоятельства прижмут его, так он поворачивается круто и решает быстро, по-рабочему. — Хороший начальник! Люблю таких!

Нил Иванович покосился на парторга, засмеялся, махнул ладонью по густым усам и стал писать приказ о назначении Ольги Тарутиной начальником поля.

Узнав о болезни Сони, Ольга расстроилась и весь день думала о ней.

«Неужели она хотела сама так нелепо оборвать свою жизнь? Не верю!»

Ольга подошла к окну. Ее подруги были дома, а Даша со своей бригадой еще не пришла с поля. Небо заволакивали черно-синие тучи. Они медленно и гневно выходили из-за темного, притихшего леса, рыча и сверкая красными жгутами молний. Из-под навеса туч сияло желтое солнце. Оно как бы убегало, но они все же догнали его, заслонили. Над полями сразу стало сумеречно. Куры и гуси всполошились. Полыхнула длинная молния, и тут же раздался страшный удар грома. Ольга отскочила от окна, закрыла ладонью глаза.

— Испугалась? — обняв ее, спросила Глаша. — А я, знаешь, люблю смотреть на молнии. А еще больше люблю стоять в поле, под тучами, в теплом ливне.

Ольга опустила руку.

— И я не боюсь.

Подошла Сима.

— Как же мы пойдем в такой ливень?

Ольга и Глаша промолчали, поглядывая на окна, на толстые серебряные струи дождя, которые при беспрерывных вспышках молний казались розовыми нитками бус.

Дождь хлестал по крышам бараков, по разваливающимся на улице пенистым, светлым потоком воды. За улицей на торфяных полях появились беловатые облачка пара. Накаленная за день зноем земля шипела под ливнем, как гигантская сковородка, и превращала его потоки в пар.

Подруги стояли у окна и молча смотрели на ливень. На краю поселка, у леса, туча разорвалась на части. В ее просветы засияли яркой хрустальной синевой кусочки неба. Они с каждой минутой увеличивались. Крупный дождь перешел в мелкий. Молнии сверкали реже. И гром не гремел так грозно, как несколько минут назад, а ворковал, как голубь, ласково и нежно, далеко над лесом. Внезапно брызнул золотой веер лучей, осветил всю улицу. Веселые блики засверкали в потоках воды на мокрых, словно покрытых лаком крышах строений, на вершинах берез и елей.

— Ну что же, — вздохнув, нарушила молчание Тарутина, — пойдем на станцию?

— Конечно! — подхватила Глаша.

В пути они встретили Корнея — он вернулся из Шатуры, от Сони. Они остановили его и разговорились. Старик рассказал им, как он спас Соню, привел ее в чувство и отправил в больницу. Ольга спросила у него:

— А вы, Корней Ефимович, не знаете, как она упала в озеро? Неужели сама…

Старик вздохнул, подумал и, глядя то на Ольгу, то на ее подруг, ответил:

— Нет, не сама, конечно. Соня была на острове не одна. В густой траве были следы не только Сони, но и… другого человека.

— А вы ничего не узнали от Сони? — спросила Сима.

— Нет, она не говорит. Доктор сказал, что от нервного потрясения девушка потеряла дар речи, — пояснил Корней. — Это хорошо, что вы собрались навестить больную. Я бываю у нее почти каждый день. Вечером того самого дня был у нее Долгунов с лейтенантом. Увидев их, она так испугалась, что отвернулась к стене и закрыла глаза. Я заметил, что их приход сильно взволновал ее и ей стало потом много хуже. Все плакала. Матвеевич сказал мне, чтобы я навещал ее ежедневно. Вот я и навещаю ее.