Сергей Малашкин - Девушки

Старик почувствовал озноб во всем теле. Преодолевая слабость, он стал осторожно опускать багор в воду, зацепил им за материю, потащил на себя. Когда утопленница показалась почти на поверхности воды, Корней, склонив шест багра к плотику, стал коленом на него, нагнулся и быстро вытащил девушку.

Спина ее была в ржаво-пепельной тине. Было видно, что она плашмя упала в воду и не могла сразу погрузиться в трясину. Корней быстро разрезал ножом пояс и ворот платья и стал сильно трясти утопленницу. Он откачивал ее долго, не чувствуя усталости, хотя обливался потом и тяжело дышал.

От движения старика плотик накренялся то на один, то на другой бок. Вдруг изо рта и носа девушки хлынула вода. Корней облегченно вздохнул.

«Жива!» Он стал откачивать девушку еще настойчивее. На губах у нее появилась пена, потом стали вздуваться пузырьки. «Жива! Жива!» — взволнованно повторял Корней. Не поднимаясь с колен, он взял багор и оттянул плотик от обрыва к отлогому берегу. Там старик вынес девушку на островок и стал прислушиваться к ее дыханию.

— Дышит, дышит! — не спуская глаз с лица девушки, повторял радостно Корней.

Он положил ее на траву только тогда, когда она открыла глаза. Из груди утопленницы вырвался стон. Это сильно обрадовало старика. Он нарвал травы, положил ее под голову и стал смотреть на измученное, бледное лицо.

Девушка задышала ровнее, удивленно, непонимающе взглянула на старика. Корней, склонившись над ней, спросил, кто она, как она попала сюда, как сорвалась с кручи. Соня молчала и только широко открытыми, неподвижными глазами глядела в небо. Корней решил, что она от нервного потрясения лишилась речи. Он отошел от нее, поднялся к обрыву. Трава в этом месте была сильно помята.

— Да она была тут не одна, — определил он и окинул взглядом островок. Увидев следы в густой траве, сказал уже утвердительно: — Не одна была и не по своей воле сорвалась с обрыва.

Старик вернулся к девушке. Она лежала неподвижно. Он осторожно поднял ее, положил на плотик и поплыл с острова через большое озеро в сторону узкоколейки, что проходила неподалеку от берега. Девушка дышала легче, свободнее. Корней подплыл к берегу. Он с трудом донес ее до полотна железной дороги и стал ждать товарного поезда. Когда показался поезд с торфом, он остановил его. Машинист помог ему положить девушку в вагонетку на торф.

Прибыв в Шатуру, Корней, так и не узнав имени спасенной, поместил ее в больницу.

Красивый и стройный лейтенант с трудом проталкивался к трибуне.

— Борис! — воскликнула Ольга, когда он наконец пробился сквозь толпу к ней. — Когда приехал?

— К открытию торжества, — пожимая ее руку, сказал Павлов.

— Это хорошо, что приехал.

— Да, хотя ты и не пригласила на праздник, а я все же осмелился поглядеть героиню торфа. Видел, впрочем, твой портрет в газете…

Ольга лукаво улыбнулась ему.

В разных местах парка раздавались песни, послышалась четкая и лихая дробь плясунов. Началось бурное, неудержимое веселье. Синие, красные, розовые, белые, кремовые и голубые платья поплыли, закружились в сиянии золотисто-голубого знойного дня.

— Останемся здесь? Или пойдем на концерт?

— А ты? — спросила Тарутина.

— А ты? — спросил Павлов.

Ольга слегка толкнула его.

— Так, пожалуй, не договоримся мы. Будем стоять на одном месте и спрашивать друг друга: «А ты?» — «А ты?» Мне кажется, что тебе, Борис, хочется побыть со мной.

— Угадала, — улыбнулся Павлов. — А тебе?

— Нет, — сказала Ольга и, взглянув на вытянувшееся лицо лейтенанта, рассмеялась.

Борис и Ольга вышли из парка. По улице поселка гуляли девушки. У столовой стояли торфяницы. Ольга и Павлов дошли до конца поселка и повернули обратно.

— Это мой барак, — сказала Ольга, остановившись против крыльца. — Зайдем? Поглядишь, как я живу. Ты, наверно, ни разу не видел, как живут торфяницы.

— Видел. Я побывал в общежитиях на фрезерном торфу. В орехово-зуевских и бакшеевских, петровско-кобелевских и туголесских… Не был только в бараках на вашем участке.

— Вот как! Тогда ты настоящий болотник и тебя ничем не удивишь, — сказала шутливым тоном Ольга. — Все же зайдем. Барак наш снаружи неказисто выглядит, но все же живем недурно.

— Да, далеко не дворец, — согласился Павлов.

Тарутина промолчала. Они поднялись на крыльцо и вошли в барак.

— А вот и наше жилье.

Ольга пропустила гостя вперед. Павлов перешагнул порог и остановился, оглядываясь.

В окна длинного барака через кружевные занавески лился солнечный свет. Койки были покрыты белыми тканевыми одеялами. На чисто вымытом, сильно обшарканном полу ни соринки. В помещении приятно пахнет хвоей. Посреди комнаты, между койками, два стола под узорчатыми скатертями. На них расставлены стеклянные банки с полевыми и лесными цветами. У столов чистые сосновые скамейки.

— Ольга, твои девушки всегда так заботятся о чистоте или только к празднику постарались?

Не получив ответа, он оглянулся вокруг — Ольги в комнате не было. «Куда же это ушла она? И ничего не сказала…»

Открылась дверь, и на пороге показалась Ольга с толстым портфелем в руке.

— Я так засмотрелся на убранство помещения, что и не заметил, как ты вышла, — признался Павлов.

— Скажи — не думал обо мне, — пошутила Ольга. — Вот и поверь такому кавалеру, что он любит…

— Я могу доказать, что люблю тебя, — с жаром сказал Павлов и приблизился к ней.

— Ну-ну! — сделавшись сразу серьезной, остановила его Ольга. — Я не за этим сюда пригласила тебя.

Павлов сел на предложенный стул, стоящий между койками Ольги и Симы. Строгость Ольги немного охладила его пыл, он сидел молча и чуть обиженно поглядывал в окно, Ольга выдвинула из-под койки чемодан, открыла его, взяла пакет с печеньем, объемистый сверток и подошла к столу.

— Вот и угощение, — накрывая стол, нарушила она молчание. — Видишь, Борис, я словно чувствовала, что ты придешь в гости. Что надулся? — Она неожиданно обняла его и быстро поцеловала. — Это за то, что я обидела тебя.

Павлов поднялся, хотел что-то сказать, но Ольга уже опять была серьезна, недоступна. Он вздохнул и сел.

— Думаешь, это мое рукоделье? — показав взглядом на бумажные цветы и бумажные резные кружева, спросила Ольга.

— А чье же?

— Мне этим делом некогда заниматься. Это работа моих девушек. Особенно над этими украшениями поработала Аня. Она у меня художник. А за чистотой следят все девушки. Они любят чистоту. Многие из них, как и я, кончили среднюю школу. Если бы не война, они учились бы в высших учебных заведениях. Была бы я в университете… и тогда бы ты, Павлов, не познакомился со мной.

— Я как вспомню тот день, в который познакомился с тобой, — покраснев, проговорил Павлов, — меня так и бросает в жар, горю от стыда.