Ефим Терешенков - Женя Журавина
- Название:Женя Журавина
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Дальневосточное книжное издательство
- Год:1978
- Город:Владивосток
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Ефим Терешенков - Женя Журавина краткое содержание
Любовь к детям, доброе отношение к односельчанам, трудолюбие помогают Жене перенести все невзгоды.
Женя Журавина - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Жене было нелегко. Она была не из тех, для кого чужая беда — как с гуся вода; всякая беда была своей, и всякое горе — своим горем, и с каждым днем ноша становилась все тяжелее. Зато тем большую радость вызывало в ней все хорошее, что встречалось на пути: в школах, вне школ, сообщения с фронта, наметившийся перелом в ходе войны.
В одной из школ Женя попала на урок к заслуженному учителю Павлу Петровичу Астапову. Это было первое посещение уроков в старших классах.
— Павел Петрович, разрешите мне посидеть у вас на уроке, — попросила Женя.
Низенький седой старичок, подстриженный под бобрик, тщательно выбритый, посмотрел на Женю колючими стариковскими глазами и ответил не сразу:
— А зачем это вам? Будете изучать? Ох, много вас, изучающих. Много. Как же вы будете изучать?
— Я хочу поучиться. Я посижу на уроках, а потом вы мне расскажете.
— Так, так... И это все?! Мало, мало! Не глядеть надо, а делать. Горький хорошо говорил: надо, чтобы руки учили голову, а затем поумневшая голова учила бы руки, а умные руки снова и еще лучше учили бы голову. Ну, вот он и звонок. Пойдем, изучайте!
Женя вошла в класс и скромно уселась на последней незанятой парте. Учитель, как только вошел в класс, вызвал трех учеников, каждому вручил листок бумаги с алгебраической задачей, и те, разделив доску на три части, приступили к работе; а он стал заниматься с другими: проверил домашние задания, повторил пройденное. К этому времени ученики решили свои уравнения и один за другим разъяснили классу. Затем стали решать задачи посложнее. Ученики работали с подъемом, с живым интересом к материалу урока.
— Ну, критикуйте! Рассказывайте, что вы у меня обнаружили, — обратился Павел Петрович к Жене, когда они пришли в учительскую.
— Вы много за урок сделали; ученики работали с большой охотой; вы успели спросить каждого, а некоторых по два-три раза. Вы хорошо их настроили, некоторые и после звонка продолжали додумывать.
— Ага, так, правильно! Вот видите, — обратился он к педагогам, — берет быка за рога: много сделал, ученики думали! А это главное и есть. А та, из института, разорвала урок на кусочки и за каждый высекла: одна часть велика, другая мала, один вопрос труден, а другой — легок, там завысил, а там занизил, там пересолил, а там недосолил. А главное — что? Сколько дал, сколько унесли, как думали! Ну — пойдем на урок физики...
На уроке физики было очень мало слов и много дела, не было здесь и лишних движений — все было просто, ясно, к делу и к месту. Ученики, группами по четыре человека, работали с приборами, определяли удельный вес дерева, гранита, железа. Инструктаж и вступительная беседа заняли не более пяти минут, после звеньевые получили оборудование, и звенья приступили к работе; заключительная беседа сопровождалась отчетами учащихся. Отвечали ученики спокойно, с достоинством и знанием дела.
После урока Павел Петрович показал Жене «свое хозяйство». Он открывал один за другим шкафы, выдвигал ящики. Все они были заполнены приборами, материалами, инструментами. Тут можно было найти все — от гвоздей и проволоки разного размера и калибра, слесарных и столярных инструментов до сложных и дорогостоящих приборов.
— Вот это и есть моя «кухня», вот тут я и копаюсь, иногда рано утром, иногда поздно вечером. Без этого — какая физика? Пустословие. А словом надо дорожить; надо быть точным; в каждое слово вкладывать только то, что оно обозначает, наполнять физическим содержанием. Такова физика.
Учитель занялся приборами и совсем забыл о присутствии Жени. Никто и никогда не видел его отдыхающим. Он никогда не опаздывал на работу и не болел. Но круг его интересов не ограничивался физикой: на окнах и на полках его квартиры лежали коллекции минералов, стояли солидные тома «Всемирной истории», «Вселенной и человечества», «Истории искусств», «Мироведения», «Жизни растений» — все старинные издания, пожалуй, ровесники своего хозяина.
— Теперь вот задача: кому хозяйство передать? Каждая вещь добывалась с трудом, — сказал он, закрывая шкафы. — До войны прислали помощника — не любил приборов, боялся притронуться. Боялись и его приборы: возьмет исправный, а вернет испорченный. А вещь, как дитя, — любви и заботы требует. Тогда и долго живет и хорошо служит.
В Озерках Женю встретил директор школы Климов, учитель, приехавший сюда сорок лет назад вместе с первыми новоселами. На его глазах раздвигалась тайга, уступая место распашкам; росли поселки, менялась жизнь. Из деревеньки в семь избушек, которые, как грибы, терялись в зарослях, вырос поселок в сто семьдесят дворов, из школки — избы с одним учителем и десятью учениками — выросла школа, в которой обучается триста учеников и работает пятнадцать учителей. Вырос и сам учитель: заочно окончил институт, стал директором школы и общественным деятелем. Нынешние отцы семейств, дедушки и бабушки, их сыновья и внуки — его ученики.
Женю поразил внешний вид поселка и школы: они были окружены плотным кольцом деревьев и кустарников, отдельные деревья были почтенного возраста; черемуха, дикие яблони, груши, дубки и липы росли то там, то здесь на широких улицах: население оберегло их по настоянию учителя.
Школа — новое двухэтажное здание — была обсажена деревьями, имела свой сад, питомник, школьный дендрарий.
Живой справочник по своему району и краю, учитель рассказал Жене, когда возник тот или иной поселок, почему получил свое название, какие события происходили здесь за последние полвека. Он показал ей свою школьную летопись, толстую книгу, в которой, записанные его рукою, нашли свое отражение главнейшие события из жизни школы и поселка со времени их основания. За первые годы запись была сделана по памяти, за последние — по свежим следам. Тут было много сведений из жизни природы: начало и конец ледостава, первые осенние и последние весенние заморозки, таблицы наблюдений за температурой воздуха, глубиною снегового покрова, прилетом и отлетом птиц, цветением деревьев, растущих на улице, которые таким образом являлись живым всеобщим календарем; заметки о посещении поселка тиграми в первые годы поселения, медведями — пасек, подходом морской рыбы для икрометания.
Особенно обширны были записи первых лет революции, периода гражданской войны, коллективизации сельского хозяйства.
Учитель развернул перед Женей карту-самоделку своего района, особенно подробную на участке поселка и его окрестностей. Здесь были обозначены маршруты экскурсий, нанесены ручьи и речки, земельные угодья, озерца и отдельные деревья.
Жене непонятна была такая внимательность человека к месту своей жизни, и старый учитель прочитал ей лекцию-нотацию:
— Ах, ах... И кто вас учит — современную молодежь? Нет у вас любопытства. И глаза хорошие, а видеть не умеете. Как же зачем? Вот я умру или уйду отсюда, придет другой, откроет шкаф, найдет все это, узнает, что его окружает, что было здесь раньше. Прошлое — фундамент настоящего. А фундамент надо закладывать надежный. Ну, а, кроме того, «с природой одною он жизнью дышал...» Известно вам такое? Вот я прожил тут сорок лет и все еще не надышался. Куда ни манили, уйти не могу. Вон за той горкою есть озерцо. Ничего в нем особенного. Над озерцом скала, а берега — непролазные заросли, в одном месте — песчаные. Раньше лебеди, утки водились, лоси на водопой ходили. Вот я, бывало, под вечер или на утренней зорьке заберусь в укромное местечко и жду. Загорятся скалы от восходящего или заходящего солнца, отразятся в воде, — вот он и ломится, лось; войдет в озеро, всколыхнет воду, войдут круги, оживет и зашатается отражение скал под водой; а из зарослей пара лебедей выплывает, уточка выведет свое семейство, цапля пригорюнится, кулички пойдут расхаживать по отмели, зимородок гладь возмутит, а я сижу и пасу это древнее стадо. Ружье со мною, а стрелять — и мысли такой нет; встану, покажусь — не шарахаются, и я — на седьмом небе. Думаешь: не было рая на земле; а почему бы ему и не быть? Зверь подходит к человеку и лижет ему руку, птица садится на плечо... Вот к этому озерцу я и проторил тропу. То же мог бы сказать о многих других местах. Вот, и попробуй, оторви меня от этих мест. Как раз за год перед войной поехал на Запад, на родину, на Черниговщину, поехал пораньше, думал: соловьев наслушаюсь, тамошней весною надышусь. Там тоже весна хороша! Нет, не выходит: и соловьи те же, и весна идет по-заведенному, но душа осталась здесь. И соловьи не в соловьи... Сын в Ленинграде, дочь в Полтаве, другая в Киеве. Тянут-потянут к себе, а вытянуть не могут. И не вытянут.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: