Ефим Терешенков - Женя Журавина

В той же школе Женю поразил преподаватель русского языка и литературы Кочнев, поразил своей любовью к слову и умением передать эту любовь ученикам. Правила грамматики и синтаксиса не только не иссушали предмет, но, наоборот, делали его еще более интересным. Казалось, что они завершают работу над словом, и сами, как созревшие плоды, падают к учащимся — так шла у него работа. Начинал Кочнев с чтения вслух. Читал превосходно и стихи и прозу. Каждое слово и каждая фраза приобретали у него свое особое лицо, особое звучание, свою живую душу. Много читали ученики, заучивали наизусть, инсценировали, писали сочинения, в том числе коллективные. Но главным, решающим в работе учителя была его собственная любовь к слову. Он относился к нему, как к драгоценности, полученной от прошлого. Его оскорбляло неряшливое, выхолощенное слово, оскорбляло многословие и пустословие.

Учитель старших классов, он ради опыта провел один класс от первого до выпускного, и был в восторге от своего опыта.

— Не умеют, не умеют у нас роднить со словом. Приучают к пустышкам. И они уходят в жизнь не с родным языком, а с пустышками. Не слова, а резиновые мячи. И они жонглируют ими. А слова рождались в труде, переполнены содержанием. В первом классе мы и оживляли их, и дети радовались, когда новое слово начинало жить, переливаться, как радуга. Мы не пропускали ни одного слова без того, чтобы не показать, не представить того, что оно обозначает, и не воспринять всеми органами чувств. Скажем, слово «птица» было для нас не картинкой, не силуэтом, а живой птицей, которую мы поглаживали, заглядывали в глазки, ощущали теплоту тела. И слово вызывало у детей другие слова, к «существительному» — самые неожиданные «прилагательные». Еще интереснее была наша работа над предложением. А в старшем классе, когда мы пишем коллективное изложение или сочинение, мы критически, с большой тщательностью подбираем слова и располагаем их в предложении так, что мысль, выраженная словами, становится как стрела, пущенная из лука...

Женя провела целый вечер у преподавателя русского языка и литературы, знакомилась с работами учеников, сочинениями, рукописными журналами, диктантами, по добранными самим учителем. В заключение он подвел ее к книжному шкафу своей библиотеки:

— А вот и сокровищница слов!

В шкафу стояли словари русского языка, в том числе Даля, сборники сказок, пословиц и поговорок, исторических и обрядовых песен, былин, сочинения русских поэтов и писателей.

— Но это не только сокровищница слов, — говорил Кочнев. — это сокровищница мысли. Они — дороже золота. Что золото? — мертвый металл, может потянуть и ко дну, а это гора, с которой все видно и слышно, это жизнь, преображенная в душе народа. Наш директор не уходит отсюда потому, что сжился с природой, а я потому, что владею вот этим богатством.. С ним я всегда в кругу самых просвещенных и честных людей.

За время работы в педкабинете Женя видела и слышала сотня учителей и других работников, и они были для неё страницами мудрой книги — книги жизни. Ей самой казалось, что за это время она и поумнела и постарела. Она приобрела много друзей и еще больше хороших знакомых. Теперь на земле было много людей, которые при встрече с ней приветливо улыбались, дружески протягивали руки, настойчиво приглашали к себе в дом. Одинокая девушка — она еще не знала, что уже не найдет ни своего дома, ни родителей, — на каждом шагу встречала родных и близких, готовых сделать для нее все, как для родной дочери. Человек человеку друг и брат — этот принцип она утверждала сама, своим отношением к людям.

Однажды непогода застигла ее в дороге. Попутная машина с трудом выбилась в поселок.

— Куда вас подбросить? — опросил шофер.

— Куда-нибудь к порогу учительницы.

— Тогда выходите. Сразу направо. Стучите сильнее. Тут живет Надежда Ивановна...

Женя с трудом одолела десятка два шагов. Ветер охапками швырял снег, перехватывал дыхание, валил в сугроб, а перед крыльцом сугроб был уже по пояс.

Женя постучала раз, другой, третий.

— Кто стучит? Что надо? — послышалось из-за двери.

— Надежда Ивановна, откройте, свои.

Дверь открылась, Женя вошла в темные сени и стала стряхивать с себя снег.

— А ничего, заходите на кухню. Тут я обмету веником. У меня и чай горячий. Я одна, как сова. Рада, когда кто-нибудь приходит. Да и сама без нужды дома не сижу — все с людьми, все на людях. Теперь такое время — люди должны держаться вместе. У каждого какое-нибудь горе одному нести тяжело, а когда вместе, оно и легче...

Женя сняла пальто, платок, почувствовала тепло и уют квартиры, увидела добрые глаза старой учительницы, невольно рассмеялась:

— А у вас хорошо. И метель сразу забыла.

— А вы, я вижу, сама хорошая. Невестку бы мне такую. Все думала: женю сына, буду с внучатами возиться. Да вот не вышло...

Женя и в самом деле была хороша. Теперь, после холода, щеки горели, на ресницах и волосах дрожали росинки от растаявшего снега, доверчивые глаза светились добротой и радостью, и веяло от нее свежестью, чистотой и здоровьем.

— Переодевайтесь. Вот вам халат, туфли. Сейчас найду сухие чулки.

Надежда Ивановна работала в школе тридцать шестой год. Было много прожито и пережито, много растеряно в пути друзей, товарищей по работе, много ушло в жизнь учеников, и каждый унес с собою частицу ее сердца. Но сердце не обеднело, теплоты и внимания к людям не убавилось.

Годы войны усложнили работу, не хватало всего: книг, пособий, керосина, топлива. А учить надо всех.

Всякий раз, возвращаясь из школы, она несла кипу ученических тетрадок, и каждая была для нее маленькой «грядкой», на которой ученик посеял свои знания, и первой заботой было «выполоть» сорняки-ошибки, чтобы уже на следующий день ученик «вынес их на поля» и больше не делал. А затем начиналась главная забота — подготовка к следующему дню. Нужно было продумать, что принести в класс, чтобы корень учения не был горьким, чтобы радость познания ничем не омрачалась. И она тщательно подбирала к урокам нужные слова, предложения, стихотворения, рассказы, рисунки, перечитывала газеты, журналы, старые и новые учебники, делала таблицы, разнообразные наглядные пособия. Ее мудрой изобразительности не было конца. Все шло в дело: цифры отрывного календаря, открытки и рисунки, собранные и засушенные листочки растений, пойманные учениками бабочки; все это перестраивалось в арифметические таблицы, иллюстративный учебный материал. Она увлекала этой работой и самих ребят и некоторых родителей. Изучая сезонные ли явления природы, историю или географию Родины, они искали в газетах, в старых учебниках, в книгах и журналах все, что дополняло и расширяло сведения из учебника, и все это переписывали, вырезывали, наклеивали в свои рабочие тетради, которые таким путем превращались в толстые альбомы, делавшие особенно интересными уроки повторения. У каждого оказывалось что-нибудь свое, новое; было что сказать, чем дополнить.