Константин Паустовский - Том 9. Письма 1915-1968

На днях поеду с Дерманом на два-три часа в Алушту к Сергееву-Ценскому. Говорят, он очень интересный, по нелюдимый человек

Целую тебя очень. Пошепчи Серяку обо мне что-нибудь хорошее. Поцелуй его. Фунтика не очень наказывайте.

Твой Па.

Прочел «Крошку Доррит», теперь читаю Дневники Миклухи-Маклая.

20 апреля 1939 г. Ялта

Зверунья, опять нет писем уже давно (три дня) ни от тебя, ни от Серого. Пишите хотя бы по нескольку слов, а то у меня появляются всякие глупые мысли.

Пришла телеграмма из Москвы о том, что мне продлили путевку до 15 мая (почему-то отказали всем, кроме меня), и я сам не знаю как быть. Напиши — приедешь ли ты — тогда я останусь. И напиши, крикунья, сейчас же, потому что теперь билеты надо заказывать за десять дней — очень трудно с отъездом, — чтобы я успел заказать билеты нам обоим (чтобы уехать 15, надо заказать 5 мая).

Сейчас, после жары, опять густой туман несет полосами с гор и бьет туманный колокол — я его очень люблю.

18-го мы ездили в Чуфут-Кале (под Бахчисараем). Ехали через Ай-Петри по прекрасной Бельбекской долине — она вся в цветущих садах. В Чуфут-Кале (это мертвый город древних готтов, выбитый в отвесных скалах) тысячи ящериц бегают по развалинам, и все заросло цветущим терном. Город замечательный — даже Роскин был потрясен и подавлен. В скалах пробиты улицы, площади, арки, склепы, дома и цистерны. Улицы узкие, и в кампях копытами лошадей протоптаны глубокие ямы. Многие улицы вымощены розовым мрамором. Все это в страшном запустении, заросло бурьяном и фиалками. На этих развалинах нас встретили два библейских пастуха и сыграли нам на свирелях «Ах, сердце, как хорошо, что ты такое!». Им дали три рубля, чтобы они перестали йграть Дунаевского и фокстроты, и тогда они сыграли замечательные татарские песни. На обратном пути заезжали в Бахчисарай, были в ханском дворце. Он очень стар, разрушается, но все же прекрасен. Особенно хорош «фонтан слез» — весь зеленый от плесени, — сквозь нее проступает розовый мрамор и из синего каменного глаза каплет, как слезы, ледяная вода. На обратном пути на Ай-Петри уже в темноте попали в страшный ветер, но все обошлось благополучно. Симонов снимал меня на ходу в грузовике, несмотря на тряску, все-таки фотографии вышли. Сзади — Гехт в перевернутой козырьком назад кепке, — он очень милый, но почему-то очень молчаливый и грустный в последние дни.

Дерман веселится. Тоже ездил в Чуфут-Кале. Роскин совсем не работает — играет в теннис (в жилете)…

Приехал Ингебор — живет в туберкулезном санатории. Рассказывал, что говорил с тобой по телефону о Солот^е, и не сказал тебе, что едет в Ялту — тогда он еще об этом не знал. Много ленинградцев — очень чопорных и манерных.

Вот и все мои новости ялтинские. Как Фунтик? Треневы привезли голую злую собачонку с вытаращенными глазами — невероятно противную…

Твой Па.

На Мишку мы зря сердились. Передай ему, что здесь живет старик критик Займовский, большой любитель астрономии, друг Фраермана. Я ему рассказывал о Мише, и он очень просит познакомить его с Мишей в Москве.

Вчера Лавренев поймал в парке громадного, совершенного седого (с белыми иглами) ежа.

Роскин всерьез собирается покупать дом в Крыму.

23 апреля 1939 г.

<���…]> Насчет шевченковского пленума в Киеве я ничего не знаю, — приглашения я не получал, но даже если бы и получил, то, по-моему, ехать не стоит, — будут официальные торжества и будет очень утомительно. Здесь по-старому, хорошо, но в последние дни Гехт и Роскин бросили работать, махнули на все рукой и выбили всех из колеи — каждый день устраивают какие-нибудь поездки. На днях по просьбе Дермана я, Лавренев и Симонов ездили вместе с ним в Алушту — при всех орденах. (Впервые пришлось привинтить орден.) В Алуште живет 80-летний старичок-ученый, знаток Крыма и большой друг Дермана. Старичка обидели — выселили из дома, где он прожил 50 лет и своими руками разбил прекрасный сад. Мы поехали в Алуштинский райком, сенсация была чудовищная — сейчас же для нас вызвали секретаря райкома, прокурора и председателя горсовета и для старика все было сделано в пять минут. Дерман был очень тронут и выставил нам за это бутылку шампанского.

Вчера на катере я ездил в Алупку — сильно качало, но море было замечательное.

«Американки» продолжаются. На днях сильно попало поэту Соловьеву. Гехт прочел чудесный рассказ — гораздо лучший, чем все предыдущие.

Очень тепло, но часто с моря наносит густые туманы и за несколько минут температура падает на 10–12 градусов. Как только туман пройдет — снова становится жарко.

Посылаю несколько фотографий. Здесь буквально фотографическое сумасшествие. Сегодня меня и Дермана сняли 40 раз! (Снимают «лейкой» незаметно.)

Зверунья, надо послать один экземпляр «Простых сердец» в Харьков в Театр русской драмы — народному артисту т. Крамову. Послала ли ты пьесу в Ленинград — об этом я телеграфировал. Лежнев пристает невероятно, — прислал сотрудника в Ялту, он всем надоедает, но я все же отказался писать хотя бы строчку. Твоя вырезка (Горюнова о толстоте) вызвала сенсацию. Ее читали вслух за всеми столиками. Особенно хохотал Гехт.

Зверунья, собирайся в Ялту, — с Серым ничего не будет, он у нас уже взрослый юноша. Точно протелеграфируй, как приедешь, — лучше ехать, как всегда, через Севастополь. Там есть наш агент — литфопдовский — на вокзале. Я буду тебя встречать внизу. Собирайся, зеленоглазый крикун, ничего особенного (вещей) не бери — но возьми обязательно спичек (здесь их нет совсем, и мы мучаемся) и мыла.

Целую крепко-прекрепко тебя и Серого. Па.

26 апреля 1939 г.

Звэрунья, уже очень давно не было писем, и я боюсь — не случилось ли чего-либудь в Москве. Почему ты не пишешь? Почему не пишет Серый? Здоровы ли вы. Последнее, что я получил от тебя, была телеграмма от 21, а теперь уже 26-е, и нет от вас ни слова.

Я получил от Фадеева приглашение на пленум (сегодня) и ответил, что поехать не смогу — нет смысла ехать в Киев на официальные торжества (вернее, бесконечные заседания) в окружении 160 писателей. К тому же пленум открывается 4-го мая, и уже нельзя взять билеты.

Рыльский (он очень милый) приглашает приехать в Киев к нему летом или в конце августа — у него будет пустовать квартира и он отдает ее нам. А самое трудное в Киеве — это жилье.

Здесь все по-старому

Ездил недавно в Никитский сад. Все уже распускается, миллионы цветов, но ни одного цветка нельзя купить без резолюции директора сада. А чтобы получить резолюцию, надо подавать заявление и ждать три дня. Сейчас Ялта без цветов, без вина, без сахара и спичек. За всем — большие очереди.

Вчера опять началась жара. Утром ходили компанией с Дерманом в деревню Ай-Василь (за Дерекоем). Там цветут громадные фруктовые сады.