Константин Паустовский - Том 9. Письма 1915-1968

Между прочим, Ардов очень удачно сказал о Дерма-не: «Очевидно, во время полного социализма все старики будут такие, как Дерман». С тех пор Дермана прозвали «социалистическим стариком», и он сам себя так называет. Не устает восхищаться Сережей, спорить и острить.

Роскин жуирует, Гехт беспрерывно придумывает разные экспедиции, но сейчас, так как в Ялте нет бензина, то все эти планы срываются. Лавренев оказался очень приятным, умным и сдержанным человеком

Я пишу, начал второй рассказ. «Американки» по-прежнему процветают. На днях был с Дерманом у М. П. Чеховой — она очень просит прислать ей книгу о Левитане — захвати один экземпляр с собой.

Целую тебя и Серяка крепко-прекрепко. Посылаю еще несколько фотографий.

Пиши, а если трудно и лень, то телеграфируй.

Твой Па.

30 мая 1939 г. Москва

Многоуважаемый Александр Александрович, — простите, что отвечаю Вам с таким опозданием, но почти два месяца меня не было в Москве, и только сейчас я разобрал всю накопившуюся почту.

Я лично давно думаю о том, что в домике, где умер Грин в Старом Крыму, надо открыть музей. О Вашем предложении я написал в Старый Крым жене А. С. Грина Нине Николаевне (она живет в этом домике). Без нее решать ничего нельзя. На днях должен прийти от нее ответ, тогда я сообщу об этом Вам, и мы сможем встретиться и поговорить более подробно.

Всего хорошего.

К. Паустовский

26 сентября 1940 г. Солотча

<���…> После отъезда Дудина здесь стало очень одиноко, я уже очень очень соскучился по Звере и Серяку. Единственное, что хорошо, — это тишина. От одиночества я много пишу. Второй день идут дожди, ветер, ненастье, но у нас тепло и очень хорошо работать.

Сегодня приходил ко мне с «визитом» аптекарь, принес мне «почитать» огромную книгу — историю фармации.

В усадьбе совершенно мертво — нет даже баб с продуктами. Но продукты мы все достали и питаемся прекрасно. Много баранины, помидор. Полина принесла чудесную сметану и творог. Ал. Ив. — образец кротости, может быть, потому, что я еще ей не платил денег.

Ал. Васильевна читает, по обыкновению, и хотя еще никуда кроме кооператива не выходила, но очень довольпа, говорит, что каждый год на сентябрь ездила бы сюда с наслаждением. Я боялся, что ей будет скучно, но она, кажется, совсем не скучает.

Вчера ходил на Старицу с рувимовским зонтиком. Воткнул его в землю и сидел под ним, как в палатке. Несколько раз перепадал дождь. В лугах пустынно, нет ни одного че ловека, все в тумане, и воздух необыкновенный — пахнет осенней травой, ивой, водорослями. Кое-где еще доцветает гвоздика и ромашка. Клев замечательный, — за три часа я поймал несколько фунтов окуней и голавлей. Рыбу отдаем (не всю) старушкам, — они ее засаливают и вялят назиму.

Фунтик много спит, потом устраивает гонки от кухни до моей комнаты.

Я написал уже почти две картины лермонтовской пьесы (всего будет семь картин). Пьеса совершенно непохожа на сценарий — взят совсем другой материал. Мне хочется, чтобы в пьесе было много настоящей поэзии, — в сценарии сделать это было гораздо труднее. Думаю, что успею написать здесь еще один небольшой рассказ

Как прошли «Простые сердца»? Какие новости в Москве? Как твои пальчики? Пиши мне обо всем и ничего о себе не скрывай. Приедет ли сюда Рувец, или это очередная «липа»? Был ли Дудин — он обещал прийти к тебе и все рассказать.

Пиши мне чаще. Я чувствую себя здесь немного как в ссылке — поэтому пиши чаще обо всех пустячках.

Целую тебя очень-очень. И Серого очень-очень.

Твой Па.

1 октября 1940 г. Солотча

Рувец, дорогой, — спасибо за письмо. Вы знаете, что здесь осенью каждая строчка из Москвы приобретает характер маленького события.

История с Шурой чрезвычайно заинтересовала всех обитателей солотчинского дома. Старухи обсуждают ее третий день, и это, безусловно, скрашивает их скудное существование.

Новости здесь «солотчинские». Самая потрясающая новость — это, конечно, то, что совершенно исчез из обращения «мат» (после нового закона о хулиганстве). Наибольшее недоумение это вызывает, конечно, у лангобардовских лошадей. Лангобарды вежливые, как лорды, и не позволяют себе даже обидных шуток насчет «рыболовов», у которых «ни х… не будет». Но зато в лугах, когда их никто не слышит (кроме меня), они отводят душу.

Здесь очень хорошо — пустынно, мертвая тишина, только весь день без толку кричат петухи. Сад желтеет, но очень медленно. Черви (очень жирные) появились всюду. За десять минут я накапываю целую банку.

Что касается щуки, то Дудин пе врет, вешали ее на безмене Ал. Ив. — 14 фунтов. Взяла она на донку, на косе (на Прорве). Вырвала донку из песка, и Дудин бросился в воду и успел ее схватить, когда удилище уже уходило под воду. День на Прорве был чудесный.

Клев хороший, временами бешеный* На пески я хожу только в ветреные дни — там очень тихо… Увы! На Промоине ловить нельзя, не знаю почему, там вода стала мутная и красная, как жидкая глина, тогда как всюду вода необыкновенно прозрачная.

Еще новость — начался клев язей (на Старице). Очень сильная и красивая рыба.

Меня изредка навещает сельский аптекарь г-н Омэ, значительно опустившийся в связи с наступлением осени. Иван Дмитриевич выражает горячую надежду, что теперь-то когда Вы приедете зимой, то уж Вам не обойтись без его страховидной Маланьи Егоровны.

Достал десять литров керосину! Ал. Ив. имеет надежду, что я отдам его ей, на что и намекает Ал. Васильевне.

Приезжайте — за два-три дня Вы отдохнете необыкновенно. Трудно передать Вам всю прелесть этого пустого тихого дома, пустынных лугов и осеннего клева. Да Вы и сами это знаете. Я Вас жду.

Как прошла премьера у Дудина? Что нового?

Привет Вале и Мальвине. Фунтик кланяется Пчелке и подает лапу. Он занят преимущественно перерыванием сада.

Что слышно на Роскинском фронте?

Приезжайте. Целую. Коста.

7 октября 1940 г. Солотча

Звэрунья-кукунья, — очень долго не писал тебе, потому что дни идут здесь очень спокойно, однообразно, я работаю, и впечатление такое, что прошло очень немного времени…

Почему ты и Серый бес так мало пишете. Каждый день я жду писем, но их нет, и я пугаюсь — все ли у вас благополучно в Москве.

Живем мы очень тихо, в полной пустынности. Я в последние дни много работаю (написал уже семь картин из девяти). 9-го окончу, а 10-го и 11-го буду отделывать и править. Работать здесь удивительно легко. В комнате у меня очень тепло. Старуха принесла ковер, окна (вторые рамы) Ал. Вас. уже вставила и между окон положила осенние листья и сухие цветы.

Ложимся мы очень рано — часов в девять. Ночи непроглядные. Среди ночи иногда начинается дождь и капли со звоном падают в таз (дотолки, конечно, текут). Фунтик просыпается и долго лает на капли. Он гуляет с Ал. Вас., веселится, но почему-то много спит. Если его спросить, «где Звэра?», он очень волнуется и бегает по комнатам, ищет. У него теперь новая привычка, — он приходит ко мне, садится рядом и сам, безо всякой просьбы, протяги-гивает лапку — просит печенья.