Константин Паустовский - Том 9. Письма 1915-1968

Здесь, в неглубоком тылу, все настороже из-за парашютистов. При малейшем подозрении задерживают. Хвата (ужасная фамилия) задерживали уже два раза, т. к. у него нет сапог и он ходит в обмотках. При мне в Киеве было тихо, если не считать двух сильных гроз. Жара тропическая, и в моем «обмундировании» очень душно и тяжело. Вижу и слышу очень много интересного. Вчера несколько часов разговаривал с тремя польскими студентами из Львова, — очень культурные и милые юноши, бежали в чем были, — один даже без пиджака <���…> Скоро сообщу тебе куда мне писать. На всякий случай, напиши одно письмо по адресу: Одесса, ул. Штепенко, 2/4, кв. 7 т. Ошаровско-му — для меня. Это — корреспондент TACG в Одессе <>

Сейчас такая тишина кругом, солнце, заросли, Днепр (он очень широкий в этом году), что трудно поверить в войну — если бы не беженцы и не то, что пароход всю ночь шел с выключенным светом и было темно, как в погребе. На пароходе едет добродушный милиционер, он уже несколько раз приходил ко мне и спрашивал разрешения проверить документы то у одних, то у других пассажиров. Все это только потому, что я на пароходе «старший в чине». Как говорит Гехт, я «всю жизнь только и мечтал», чтобы ко мне обращались с такими вопросами. Из Черкасс напишу еще… В Черкассах выяснится, — если там плохая связь с Одессой, то, м. б., придется проехать еще дальше до Кременчуга

Целуй Серого. Твой Па.

4 июля 1941 г. Одесса, 7 ч. вечера

Мне так много нужно тебе сказать, весь день я думаю о том, что тебе напишу, но всего не скажешь.

Пробуду в Одессе дня два-три, потом, может быть, придется съездить ненадолго в Тирасполь. Буду каждый день писать и посылать телеграммы. А сегодня ночью, кажется, удастся поговорить с тобой по телефону. Если не удастся, то, на всякий случай, пишу — посоветуйся с друзьями насчет дальнейшего и поступай так, как лучше для тебя и Серого (а, значит, и для меня). Если решишь быть в Солотче или в другом месте, то оставляй всюду и всем вести о себе — для меня. И тотчас сама и через ТАСС (у них есть много возможностей связи) сообщи мне по адресу: Одесса, Пушкинская, 34, Ратау, для меня. Это — очень верный адрес и для писем и для телеграмм. Если будет перебой с письмами — не волнуйся. Я тебя и Серого найду всегда и всюду. Но не отбивайся от друзей. Я думаю, что мы увидимся в конце июля, а может быть, и раньше, — все, что я написал о Солотче, — это ответ па слова в твоей телеграмме о том, что вы «все колеблетесь решением». Здесь, в Лондонской гостинице, живет Олеша — единственный свой человек. Мне еще труднее от того, что мой невольный спутник — человек циничный, назойливый, шумный и чужой до отвращения. Единственное его достоинство — это необыкновенная ловкость. Писать о нем не хочется… Пока все хорошо, но даже если бы стало хуже и мы бы потеряли связь друг с другом — никогда, ни на одну минуту не теряй надежды и жди. Я, кажется, написал мрачное письмо, но сегодня мне особенно трудно без тебя.

Целую тебя крепко-прекрепко.

Твой Па.

Мне кажется, что, на худой конец, Солотча будет хороша.

7 июля 1941 г. Тирасполь — вечер

Живу в бывшем дворце пионеров в редакции армейской газеты в большом спортивном зале. Сплю на матраце на полу. Мой сосед — московский писатель — единственный здесь писатель из Москвы, Марк Колосов — человек очень простой и милый и одесский — поэт, хороший знакомый Гехта — Плоткин. Жизнь бивуачная.

Пиши мне хотя бы открытки каждый день — если и не все, то часть дойдет

Вообще я здоров, но начались подагрические боли. Народ вокруг хороший, молодой, отзывчивый. Ну, целую тебя, мою маленькую, крепко-прекрепко. Как Серяк? Будьте оба крепкими, много бы я дал, чтобы посмотреть на вас сейчас. Привет всем друзьям.

Твой Па.

12 июля 1941 г. Тирасполь

<���…> Пишу тебе рано-рано утром и тороплюсь, — сейчас уходит машина на Одессу — надо успеть отправить с ней это письмо. Я здоров, относятся ко мне очень хорошо, быт своеобразный. Только мало сплю, но в этом я не виноват. Как Серячек? Сейчас он, должно быть, еще спит. Колосов просил, чтобы ты связалась с его женой… Вчера он уехал на несколько дней на позиции. Сегодня я послал корреспонденции в ТАСС и маленький рассказ в «Правду». Маленькая моя, меня немножко мучит подагра, но думаю, что я смогу справиться с ней сам, — вряд ли дудинское лечение подействует

Дня через два после того, как получишь это письмо, позвони в «Правду» Фадееву и спроси — получил ли он рассказ. Если он в «Правде» почему-либо не сможет пойти, то возьми его и передай в любую газету («Моск. большевик», «Литературка» и т. д.). Здоровы ли вы? Не болейте и питайтесь хорошо. Ну, целую тебя очень, очень, обнимаю вместе с Серым. Твой Па.

Повторяю военный адрес (он хорош тем, что, куда бы я ни передвинулся, письма меня найдут): Действующая Красная Армия. Военно-полевая почтовая станция № 29. Сортировочный пункт литера «Т». Редакция «Защитник Родины» — мне. Но одновременно надо писать и в Одессу. Целую еще раз крепко-прекрепко.

18 июля 1941 г. Одесса, утро

Зверушка, милая моя, несколько дней не писал (с 14-го) — был на передовых позициях. Вчера утром вернулся в Тирасполь, а ночью выехал в Одессу вместе с Михалковым и сотрудником Союза писателей Шапиро (они случайно заехали в Тирасполь). Остановился в Красной гостинице — рядом с тем номером, где мы все жили в 1935 году… Я в Одессе, в Тирасполь больше не вернусь. Попытаюсь позвонить тебе отсюда. Несколько дней буду работать при местной военной газете и за это время договорюсь с ТАСС (по телеграфу) относительно приезда в Москву. Надеюсь, что все будет в порядке. Мой срок — 27 июля — приближается. Вчера в Тирасполе я получил первую радость — первую весть о тебе. Из Одессы передали, что заведующий местным отделением Ратау Ошаровский разговаривал с Москвой (с ТАСС) и ему сказали, что из ТАССа звонили тебе, сообщили, что все со мной благополучно и что ты велела передать, что у вас все в порядке. Я был рад до слез. Сейчас 7 часов утра, еще рано идти к Ошаровскому, чтобы узнать все подробности об этом разговоре, через час пойду к нему.

Сегодня, часа через два-три, когда кое-что выяснится относительно Москвы, — напишу еще… Если решишь уехать из Москвы в Солотчу, то сообщи об этом всем друзьям, а если дальше — то сообщи в ТАСС, в Союз писателей и в «Правду» — Фадееву. По пути хорошо бы оставлять письма в редакциях местных газет.

Как Серяк? Пусть он ни на минуту не оставляет тебя, и берегите друг друга очень. Будут ли у него экзамены? Пусть он пойдет к глазнику обязательно!

Зверюшка, не сердись на меня, но мне кажется, что сейчас надо помириться с Мишей. Сделай это обязательно. Несмотря на все его чудачества, он все же хороший и свой человек, и на него можно положиться. Сделай это, я тебя очень прошу. Привет всем друзьям. Передай им, что я очень на них надеюсь, — пусть они заботятся о Зверунье <���…>