Константин Паустовский - Том 9. Письма 1915-1968

Сердечный привет. Татьяна Алексеевна кланяется.

Дорогой Юрий Корнеевич!

Письмо Ваше долго лежало в Москве (куда мы совсем не ездим). Валя-шофер целый месяц ковырялся в машине, так что связи с Москвой почти не было. Этим, а также страшнейшей жарой и разжижением мозгов объясняется столь поздний ответ.

Письму Вашему все мы были очень рады, и читали его сообща, и подвергли каждый пункт письма тщательному обсуждению, особенно Ваше неосторожное утверждение, что Средне-Русская низменность Вам не импонирует. Здесь красиво и совсем не низменно, да будет Вам известно, что Таруса стоит на горах (из белого камня) и Белокаменная Москва и Кремль построены целиком из тарусского камня. Вокруг — просторы и леса, чистые реки с водопадами — не считая могучей Оки, миллионы соловьев и цветов, подвесной мотор «Чайка», халупа, которую Татьяна Алексеевна превратила в нечто уютное, хотя реконструкция еще не окончена. По Оке ходят крошечные пароходы, на которых ездили Чехов и Левитан, а также поэт Бальмонт, живший в качестве дачника в Тарусе в те времена, когда он прогремел на всю Россию своими стихами: «Я изысканность русской медлительной речи».

Недаром в Тарусе жили и живут многие художники — Поленов Крымов, Ватагин, тончайший Борисов-Мусатов. Недаром Тарусу зовут «русским Барбизоном».

Одно здесь плохо — это мат, непрерывно сотрясающий воздух над Средне-Русской низменностью. Поэтому мы с тоской вспоминаем о Плютах и Украине, где мы отдохнули душой от этого бедствия.

Рыбная ловля здесь вроде как на Днепре. Кстати, читали ли Вы в журнале «Юность» рыболовный рассказ Ванды Львовны? Если увидите ее, то передайте мои живейшие поздравления в связи с тем, что она вступила в «великое племя рыболовов» и мужественно призналась в этом «во всесоюзном масштабе». Рассказ очень живой и хороший — вот что значит писать по велению сердца, а не по…

У нас на участке мало деревьев (сажать будем осенью), но мы просто тонем в цветах. Я понемногу начал работать над третьей книгой автобиографической повести. «Золотая роза» должна идти в сентябрьском и октябрьском номерах «Октября»… Все здесь, — и Галка и Надежда Васильевна.

Все отдыхаем, особенно я, обнаружилось, что за эту зиму я порядочно устал или, как говорит наш шофер: «Я, Татьяна Алексеевна, совершенно не устал, но только сильно переутомился».

Планов на поездку пока нет никаких. На днях что-нибудь решим.

Как здоровье Софьи Борисовны? Все ли Вы уже в Плю-тах? Прижились ли деревья, посаженные Еленой Григорьевной? Что думает «за жизнь» дед Мыкола? Помнит ли нас? Что нового выкинул «Ленька-сумасшедший» и не изменилась ли философия Анны Онуфриевны?

Хочется знать о Вас все. Пьете ли калганивку, рискуя получить тепловой удар? Где Панч? Ловлю себя на том, что «ой як болыть мое сердце» по Украине.

Когда увидимся? Приезжайте в Тарусу. Как строится Ваша роскошная, фешенебельная, комфортабельная, показательная дача?

Как-то скучно жить, не ощущая вокруг веселой и заботливой деятельности Елены Григорьевны. Мы все ее целуем. Привет Софье Борисовне. И всем, всем, всем! Вас все обнимают.

Ваш К. Паустовский.

Не в Плютах ли Парася? Кланяйтесь ей от нас. И Корнейчуку тоже. И бабкам-снабженкам. И Леваде с печальными глазами.

9 августа 1955 г. Таруса, Калужской обл.

Дорогой Борис Сергеевич!

Посылаю верстку «Повести о жизни» и рукопись «Золотой розы» — все сразу. Так как не было гранок «Повести», то я правил очень осторожно.

Верстку и рукопись повезла в Москву Татьяна Алексеевна.

В Москве она пробудет несколько дней, так что ежели что нужно, то позвоните ей.

Лето проходит, а впечатления никакого, — время взбесилось, недели уходят, как часы. В чем дело? Не понимаю.

Напишите мне, если будет время и охота, — я здесь ничего не знаю. Совсем замшел.

Сердечный привет Вам и всему Вашему семейству.

Глубокоуважаемая Анна Артемьевна!

Извините меня за то, что так долго не отвечал на Ваше милое и сердечное письмо. Но я сравнительно редко бываю в Москве, много езжу, письма гоняются за мной по стране и, конечно, запаздывают.

Письмо Ваше я прочел без особого труда и был искренне рад ему, по существу такие письма — почти единственная поддержка для писателя в его мучительном и прекрасном труде. Признание со стороны читателей для нас (во всяком случае, для меня) несравненно важней, чем десятки критических статей, диссертаций и всего прочего.

Будьте здоровы и покойны. Если действительно мои книги были даже слабым лучом света, в частности для Вас, то я счастлив этим.

Ваш К. Паустовский.

29 ноября 1955 г. Москва

Дорогой Михаил Леонидович!

Куда Вы пропали — не могу понять. Напишу Вам отдельно, а это письмо передаст Вам Нина Николаевна Грин — вдова Александра Степановича.

Она, очевидно, расскажет Вам о своих житейских горестях.

В Ленинград Н. Н. Грин едет по делам литературного наследства Грина, и я думаю, что Вы сможете оказать ей помощь советом и добрым словом.

Наши все пламенно приветствуют Ваших всех. Когда будете в Москве? Я мотаюсь между Тарусой и столицей.

Обнимаю Вас.

Ваш К. Паустовский.

Извините за конверт с ассирийским павильоном Сибири.

18 декабря 1955 г. Москва

Я прочитал историческую повесть писателя Балтера (Балтер мой бывший ученик по Литературному институту им. Горького) и предложил ему передать эту повесть для напечатания в Ваш альманах.

Повесть настолько интересна и написана на таком хорошем уровне мастерства, что я горячо советую редакции альманаха напечатать ее.

Наконец-то среди множества всяческих дел вспомнил и о том, что состою членом редколлегии альманаха и, как видите, стараюсь помочь ему хорошим литературным материалом.

Всего хорошего.

К. Паустовский.

1 января 1956 г. Москва

Костя, дорогой!

Поздравляю тебя с новым годом, обнимаю и хочу, чтобы этот год был, по крайней мере, не хуже старого. Поздравь от меня Нину, Сашу и обоих внуков.

Завтра я уезжаю в Карловы Вары — больше работать, чем лечиться и отдыхать. В последнее время я начал торопиться, — все кажется, что не успею сделать то, что задумано.

В связи с отъездом у меня к тебе одна просьба, касающаяся жены Александра Грина. Она просила Союз писателей помочь ей (не деньгами, а ходатайством о том, чтобы ее права на литературное наследство Грина были продлены…). Но секретариат отказал ей в этом <>

Разве Грин не заслужил (как к нему ни относиться), чтобы его жена не была нищей. Все это равнодушие и мертвечина стоят поперек горла.

Нина Николаевна придет к тебе на прием. Не можешь ли ты посоветовать ей какой-нибудь выход.