Константин Паустовский - Том 9. Письма 1915-1968

Я очень стосковался по тебе, по Алешке — по этому нашему маленькому чуду, — по Галке.

Много не пишу, так как это письмо придет, наверное, позже моего приезда и будет только «сувениром»,

Трудно писать, — качает.

Очень-очень тебя целую, родная моя Танька, и целую всех,

Твой Костъка,

В дороге много записываю и много снимаю, — не знаю, что получится. В Риме у меня сломался аппарат, поэтому многого не снял. Сейчас радист починил его.

Еще раз обнимаю тебя, Танюша, Будь спокойна.

16 ноября 1956 г.

Дорогая Надежда Дмитриевна!

Я все еще лежу со своим нелепым воспалением печени. Но сейчас уже лучше.

Посылаю 2-й том. У меня есть поправка к «проспекту».

В 3-й том я хочу включить «Золотую розу» и семь маленьких повестей, а в 4-й том — все три автобиографические повести («Далекие годы», «Беспокойная юность» и новую, только что законченную «Начало неведомого века»). В 5-м и 6-м томах пойдут, как и было решено, рассказы.

Дело в том, что автобиографические повести я не хотел бы разбивать, их надо печатать в одном томе. Кроме того, я не хотел бы печатать «Рождение моря», а при такой расстановке вещей отсутствие этой повести будет вполне «безболезненным» (в смысле объема и цельности собрания).

Как Вы думаете?

Всего Вам хорошего. Когда у Вас будет телефон?

Глубокоуважаемый Александр Кузьмич!

Я очень благодарен Вам за Бунина, за Вашу статью о нем и за бунинские письма. Извините, что пишу Вам с таким опозданием, — меня не было в Москве, а потом я болел и до сих пор еще не оправился.

Бунина я глубоко люблю еще со своих гимназических лет, и все, что связано с ним, меня очень интересует. Недавно я был в Париже, очень хотел повидать Веру Николаевну, но не удалось, — она была больна. Я мельком знал Юлия Бунина и Евгения (в Ефремове). Он был акцизным чиновником и лечил весь город от ангины, — натирал горло хорьковыми шкурками.

Всего Вам хорошего.

К. Паустовский.

24 ноября 1956 г. Москва

Дорогая Александра Яковлевна!

Извините меня за то, что так долго не отвечал, — опять болел (надоело это ужасно) и встал только вчера.

И извините меня за то, что я пишу это письмо на бездушной машинке, — у меня ужасающий, неправдоподобный почерк, который я сам подчас не разбираю.

Спасибо большое от всего сердца за книги и за Ваше письмо. Я уже прочел «Дорога уходит в даль». Это так умно, так чудесно, так сразу и бесповоротно начинаешь любить Ваших людей ж такую знакомую мне обстановку Вашего детства, что мне все кажется, будто и я, маленький гимназистик-приготовишка Костик, был тогда в Вильно где-то рядом с Вашей семьей.

Настоящие вещи в литературе — это колдовство. Вы — колдунья (не сердитесь). В «Дорога уходит в даль» проза превращается в живую поэзию, иными словами, достигает совершенства.

Есть редкие книги, существующие не только как литературные явления, а как явления самой жизни, как факты биографии читателя. Вот так и с этой Вашей книгой.

Она вошла в жизнь (в данном случае в мою) как одно из безусловных событий моей жизни. Извините, если я говорю неясно.

Я не знаю — далек ли золотой век наше#: литературы. Я верю, что он недалек. Появление таких книг, как Ваша, говорит о том, что канун свободной, человечной, большой литературы уже приближается. «Цепная реакция» освобождения литературы уже началась, и ничто и никто не сможет ее остановить.

Еще раз благодарю Вас и поздравляю с прекрасной книгой. Турков, оказывается, молодец.

Будьте здоровы, так же по-хорошему неспокойны, как всегда, и счастливы.

Ваш К. Паустовский.

P. S. На днях прочту остальные Ваши книги, Будет еще одна радость.

24 ноября 1956 г. Москва

Дорогой Леонид Николаевич!

Я, конечно, свинья, что так долго не отвечал Вам. Но 1) я все-таки послал Вам «Золотую розу», 2) я болел (воспаление печени, очевидно, от тухлой пищи на «Победе») и только вчера встал с одра, 3) я заканчивал третью книгу автобиографической повести под названием «Начало неведомого века», передиктовывал ее, потерял голос и наконец сдал и 4) мне пришлось произнести некую речь по поводу романа Дудинцева и попасть, таким образом, в «глаз тайфуна» — иными словами, в центр урагана.

Я отпечатал около 500 фотографий. Есть очень хорошие (без хвастовства) — особенно Акрополь, Сорренто н Париж. Вам пока посылаю только фотографии, где Вы присутствуете в разных видах и качествах, — в обществе парижских манекенов с модными лицами и, извините, в Роттердаме, где вы выходите из некоего учреждения с вдохновенным лицом.

Все время вспоминаю наше путешествие, с нежностью думаю о Вас и благодарю судьбу за то, что она милостива ко мне и дает мне возможность встречать хороших людей.

Когда вы будете в Москве?

Гранину и Акимову пошлю фотографии позже. Пришлите мне, когда проявите, меня. Я буду давать Ваши фото в журналы с подписью: «Снимок фотокорреспондента Л. Рахманова». Вам будут платить гонорар (по 15 рублей эа снимок).

Москва бурлит.

Будьте здоровы, поменьше читайте чужие рукописи, будьте счастливы. Привет Вашей семье, Елене Осиповне и Слонимскому,

Ваш К. Паустовский.

12 марта 1957 г. Дубулты

Танюшенька моя, осталось мне здесь жить 18 дней. Я уже считаю дни. Получил телеграмму про плотников и маляра. Ты не волнуйся, если они и опоздают.

Я написал тебе, что мимоходом написал статью (для журнала «Москва») о живописи. Она короткая, но, кажется, удалась. Послал в Москву и сегодня получил от Галки телеграмму, что она уже отнесла статью, что Алешка здоров и что они скучают. Здорова ли ты? Ты ничего об этом не пишешь.

Я работаю, сначала шло трудно, но сейчас хорошо. Вчера переехал в Шведский домик, где жил в прошлый раз (до этого я жил в большом доме, довольно шумном и не очень уютном). Здесь же полная тишина, очень уютно и в окно видно море. Оно каждую ночь замерзает, а к полудню оттаивает и шумит. Снег почти сошел, днем уже в пальто жарко.

Миндлин — человек хороший, но беспомощный Он остался в большом доме. Никто не мешает.

Звонили сегодня из Риги — все старейшие латышские писатели (всем уже по 80 и больше лет) — друзья Райниса, Горького, Блока и чуть ли не Чехова — устраивают мне в воскресенье прием на даче у одного из них, где-то в

30 километрах от Риги, на берегу залива, в рыбачьем поселке. Придется, очевидно, поехать. Хорошо, что взял костюм.

Гранин очень славный и заботливый.

Сегодня прилетели на море дикие гуси. Сейчас все время кричат, — очень красиво. Вдруг появились белки. Значит, скоро весна. Белки мешают работать, т. к. невозможно не смотреть на них. Сегодня была драка белки с дятлом. Белка, должно быть, спала в своем дупле, а дятел сел на соседнюю ветку и начал изо всех сил долбить. Белка выскочила взъерошенная, разъяренная и бросилась на дятла. Он начал вертеться вокруг ветки и отбиваться и, в конце концов, победил. А вчера белка ободрала кору на липе, надрала лыка, скатала его в маленький сноп и очень ловко, перебрасывая его с ветки на ветку, утащила в дупло, на подстилку.