Константин Паустовский - Том 9. Письма 1915-1968

Н. Равич. Воспоминания. Печатать можно, очень интересные факты, особенно о Кольцове, но много уже известного и к тому же бегло рассказанного. Я слегка выправил рукопись. В разделе о Толстом есть место, очень характерное для Толстого, но вряд ли его следует печатать (стр. 8, отмечено вопросительным знаком).

А. Бруштейн. Суд идет. Необычайно непритязательный и искренний рассказ, написанный к тому же очень обыденным разговорным языком. Взят как будто незначительный случай, но на нем раскрыта и эпоха и даны очень лаконичные, сразу запоминающиеся образы людей. Стилистически рассказ надо бы немного почистить, — убрать из него обилие уменьшительных и ласкательных слов, — это все от «детской» литературы.

Всего Вам хорошего. Что слышно о Коле? Если не лень, то напишите мне в Ялту о столичных новостях.

Ваш К. Паустовский.

10 октября 1957 г. Ялта

Танюша, родной мой человек, в последние дни я много думаю о тебе и о себе и о нашей жизни, и если бы не эта проклятая астма, то я был бы, — в этом я уверен, — самым счастливым человеком на свете. Бог послал мне тебя, солнце мое, уж не знаю за что, за какие мои такие заслуги. Здесь, в Ялте, где так много прожито, все напоминает о тебе, каждая улица, каждый дом. Я очень-очень тебя люблю, Танюша. Я знаю, что из-за меня ты переносишь очень тяжелые для себя вещи и идешь на большие жертвы, — и это одно только мучает меня. Я оказался плохим, но я очень люблю тебя, и, может быть, от этого тебе не так трудно, как могло бы быть.

Пожалуйста, береги себя ради нас всех, хотя бы ради рыжего Алешеньки (все-таки он бедный мальчик, — слишком много у него всяких волнений).

Я очень соскучился (это — не то слово), мне теперь трудно жить без тебя, без Алешки, без Галки — должно быть, из-за возраста, из-за того, что начинаешь как-то особенно остро ценить каждый день.

Хотел вернуться домой раньше срока, но до срока-то осталось всего две недели, и я думаю, что доживу здесь, чтобы немного поработать. Погода исправилась, много солнца, и началась крымская осень — с ее удивительным воздухом. Но если станет невмоготу, то приеду раньше.

На пароходе дышать было тяжело, особенно когда шли у берегов Кавказа. Пароход очень комфортабельный, пышный, богато отделанный, но почти без вентиляции. В каюте было 30 градусов жары, и голова все время кружилась от дикой духоты.

В Крыму я дышу совсем хорошо.

Одесса очень хороша. Были на 16-й станции Фонтана у Соколова-Микитова. Он очень постарел. Приезжал к нам в Лондонскую. Были курьезы. Я пошел в Одесскую публичную библиотеку (посмотреть старые комплекты «Моряка»), молодежь узнала об этом, и кончилось все тем, что директор библиотеки вывел меня какими-то подземными ходами на дальнюю улицу, чтобы «спасти» от толпы, собравшейся около библиотеки. Такие случаи в том или ином виде повторялись и на пароходе, и в Сухуми, и в Батуми, и все это очень утомительно, и я боюсь теперь называть себя. Но Алянскому все это нравится, особенпо в' тех случаях, когда помогает жить. Он очень милый человек, но педант и ворчун.

На Кавказском побережье хороши только Батум и, как это ни странно, Новороссийск.

Сухум — заплеван, затоптан, запружен толпами пошляков и пропах бараньим чадом и бензином.

Сочи — пышный и неприятный город, расцвет «ампира». Батум — уютный, тихий, пропах кофе.

В Батуми с нами была Нина Алянская. Ездили на Зеленый мыс в удивительный Ботанический сад. Нина живет там в маленьком доме в густых тропических зарослях.

Новороссийск — очень морской, построен на каких-то полынных пустырях, в нем есть что-то гриновское. Масса рыбаков. А главное — нет курортников.

Ялтинский дом пышен, неуклюж, безвкусен. Так жаль старого чудесного дома. Сейчас внутри все в пунцовом и ядовито-голубом бархате — портьеры, гардины, мебель — все как в плохом бардаке или игорном доме<^…>

Здесь Либединский, Ступникер, Вирта с Таней, Данин, Разумовская Туся и очень милый человек Малюгин<\..>

Я начал работать, но как всегда после большого перерыва, пока что туго.

Был на Царской тропе в Ливадии, — там пустынно, доцветают последние цветы, очень трогательно и красиво.

Парк около нашего дома не изменился, — остался даже старый фонтан.

Очень мне интересно, что в Тарусе, д. б., уже уютно, по-зимнему. Не заматывайся, Танюша, и не торопись.<���…> Обнимаю тебя, Танюша, моя радость. Не болей, не волнуйся. Поцелуй всех — и маленького кишонка-гимназиста, и Галку, и Марию Алексеевну.

Моя комната — окнами на порт. Комната маленькая, с балконом (лоджией). В доме — очень тихо.

Жду писем.

Твой Костька.

6 января 1958 г. Таруса, Калужской обл.

Дорогая Ольга Порфирьевна!

Получил «Пятигорскую правду» с Вашей статьей.

Спасибо Вам большое за превосходную статью, каждая такая статья — это капля бодрости. Я далеко не избалованный человек статьями в столичной печати, очень люблю провинцию, — там люди непосредственнее, чище, отзывчивее и, вопреки шаблонному взгляду, гораздо лучше знают литературу и гораздо сильнее любят ее, чем москвичи.

А Ваша статья по своему «классу», — то есть по точности мысли и живости и чистоте языка, совершенно не «провинциальная».

Еще раз благодарю и крепко жму руку.

К. Паустовский.

Н. Д. КРЮЧКОВОЙ

21 января 1958 г. Таруса

Дорогая Надежда Дмитриевна.

Посылаю примечания к 5-му и 6-му томам.

Несколько разъяснений и просьб.

У пьесы «Стальное колечко» надо переменить название на «ПЕРСТЕНЕК». «Рождение моря» я меняю на название «ГЕРОИЧЕСКИЙ ЮГО-ВОСТОК». Если материала много, то можно вынуть «Снегопад» из 5-го тома, а из 6-го — «Случайные мысли» и «Предисловие к ненаписанной книге». Еще одна просьба, в 5-м томе в разделе «Литературные портреты и заметки» есть очерк «Приморские встречи». Будьте добры, посмотрите его в той части, которая касается репортера Ловенгарда. Нет ли там слишком открытых совпадений или повторений с тем же Ловен-гардом в «Потоке жизни», т. е. в статье о Куприне.

Вот, кажется, и все.

Жду гранок четвертого тома.

Ваш всем сердцем (как говорят французы)

К. Паустовский.

17 февраля 1958 г. Таруса

Дорогая Лидия Николаевна! Умоляю, — простите меня 8а мое безобразное молчание. Не сердитесь. Понять — это значит простить. Поэтому поймите и поверьте, что писать в течение прошлого года мне было трудно.

Я все время порывался писать Вам, постоянно вместе со всеми вспоминая Вас, думал о Вас, и все эти воспоминания были связаны с чувством глубокой нежности и грусти.

Мне сильно мешает сейчас моя астма. Она все усиливается, и потому сейчас я все время живу в Тарусе — маленьком городке на берегу Оки, в 130 километрах от Москвы. Так требуют врачи, — жить здесь или на юге, в тепле.