Семен Гехт - Пароход идет в Яффу и обратно

— Год молчания, — сказал я, — год и три месяца. Но затем я получил от него письмо с сообщением о небольших событиях в квуце. Он совершил прогулку по горам Иудеи, он давно мечтал ее совершить. Он говорил: я прошел путем Христа — из Галилеи в Иерусалим. Среди описания путешествия были кое-какие намеки, дававшие понять о его настроениях. Я не мог представить себе, какую жизнь они вели у себя в квуце, но чувство единодушия, видимо, покинуло их. Он поругивал Висмонта и тут же хвалил… вообще происхождение делало Ровоама неуязвимым. Ему разрешалось то, чего не позволили бы никому.

Кончалось лето. Колонисты собирали свой урожай. Отяжелели ртутные краски маслин. В последние недели ветер ни разу не пошевелил их склоненных ветвей. С гор сыпалось серое крошево. Наступила пора снимать виноградные гроздья, жать пшеницу.

Гордон и Висмонт были заняты на пшеничном поле. Они возвращались домой за час до наступления темноты. В общем доме было темно, некому было поехать за керосином. Гублер из Литина был поваром. Он готовил на ужин пшеничные лепешки и кислое молоко. В уставе квуцы был пункт о запрещении женитьбы.

— Когда станем на ноги… Еще рано.

Гублер из Литина согласился исполнять женскую работу. Он мыл полы, стирал, стряпал. Измученные работой, колонисты засыпали, еле войдя в дом. Два человека держали ночной караул. Это были новые сторожа пустыни. Гублер назначал дежурства. Караульщики надевали плащи, уходили на край села, прижимали к груди винтовку, вслушивались в темноту.

Когда убрали урожай, Гордон убедил Висмонта отправиться с ним по горам в Иерусалим. Они надели на себя туристские рюкзаки, запаслись консервами и хлебом и, выйдя на речку Курию, начали оттуда свой сорокакилометровый поход.

Иудейские горы сухи, бесплодны. На них нет ни дубов, ни пальм, ни кедров. Они не знали кедров даже тогда, когда хребты Ливана и Антиливана были зелены до самых своих вершин и богаты кедрами. На облысевших вершинах Ливана сейчас осталось шестьдесят кедров. Пять из них — могучие и древние. Они все занумерованы, исцарапаны и замараны надписями на многих языках. На Иудейских горах не расписывались даже англичане-туристы.

Колонисты не встречали на своем пути никого, кроме пастухов-арабов. Они спустились в ущелье. Там бродили овцы. Они пили воду из дождевых впадин. Пастух узнал в них евреев и отвернулся. Он согнал с их пути овец, словно ноги колонистов оставляли на тропинках проказу.

— Добрый вечер! — крикнул Висмонт. Он знал арабский язык.

Пастух удивленно поднял голову. Он разглядывал путников.

— Хорошей дороги! — воскликнул он.

Он долго смотрел им вслед.

К вечеру они подошли к арабской деревне Медре. Гордон не хотел туда заходить, но Висмонт убедил его. Он затащил его туда силой. Он уговаривал его:

— Не бойся арабов. Я буду говорить с ними на их языке.

Гордон оправдывался:

— Я не боюсь. Но что скажут наши колонисты? Они не позволят мне больше с тобой дружить. Они выгонят тебя из колонии.

— Пусть выгоняют! — успокаивал его Висмонт. — Мы поедем тогда с тобой в Тель-Авив. Говорят, господин Апис собирается там открыть новый металлургический завод.

— Металлургический! — воскликнул Гордон.

Застигнутый неожиданностью, он иногда терял ощущение иронии.

— Да, — ответил Висмонт, — с производительностью до пятисот бутылок сельтерской воды в день.

Смеясь, они вошли в Медре. Был вечер, но у первого дома возился еще в своем саду араб. Он мотыжил землю вокруг нескольких пальм. Они опустили свои мохнатые ветви на его низкорослый дом. Висмонт с ним заговорил.

— Араб предлагает нам ночлег, — сообщил Ровоам. — Он знает, что мы евреи.

— Ты ему сказал, что ты мапс? — спросил Гордон.

Висмонт улыбнулся.

— Неужели ты думаешь, что он пустил бы к себе сионистов? И когда! Сейчас, когда приближается день их траура.

Они ели лепешки из муки нового урожая. Потом они легли спать на земляном полу. Хозяин дома постелил им два коврика. Он пожелал им спокойной ночи.

— Благодарю тебя, Сулейман, — сказал Висмонт.

Когда араб ушел, Ровоам сказал:

— Разве ты не понял, что я его знаю давно? Это Сулейман, друг моего отца.

Они бодрствовали, лежа, два часа. Засыпая, Ровоам рассказывал Гордону о феллахе Сулеймане и его сыне. Засыпая, Гордон вспомнил Россию, свой родной город и клуб маккабистов [25] См. примеч. 8. .

В эту ночь Ровоам Висмонт рассказал Гордону историю Мусы, сына Сулеймана.

— И Фейсал, и Хаим Вейцман, — говорил Висмонт, — одинаково обмануты Англией. Сын шерифа Мекки стал кукольным королем арабов, а Вейцман — чем-то вроде еврейского министра. В то время когда ты ходил в маккавейский клуб и у вас в России, как и всюду, молодежь убеждали вступить в еврейские легионы, в то время, когда нам была обещана независимая Палестина, в Мекку приехал Лоуренс. Он ничего не сказал о евреях ни Хуссейну, ни его сыну Фейсалу. Он зажег весь народ мечтой о великой Аравии со столицей в Дамаске.

Шофер Муса стал солдатом. Он сменил мотор на седло. Эффенди Мустафа-эль-Хуссейн, у которого отец Мусы всю жизнь арендовал землю, получил чин офицера британской армии. Муса записался в отряд. Сейчас Мустафа-эль-Хуссейн жалуется, что его обманул Фейсал. Фейсал говорит, что верил представителю Великобритании. Он клялся ему на арабском языке. У него есть договор с Англией.

— А Лоуренс, — сказал Висмонт, — жалуется, что его обманул Лондон и кабинет министров. Он даже отказался от своей фамилии. Но Сулейману и его сыну, Мусе, трудно жаловаться на Англию, и они во всем обвиняют нас, евреев… Как будто бы за Иорданом их дела обстоят лучше! Можно подумать, что там они приобрели какую-то независимость.

— Неужели нельзя объединить интересы обоих народов? — спросил Гордон.

— Так думал мой отец, — ответил Висмонт. — Но в чем заинтересованы мы с тобой и многие из арабов, в том вряд ли заинтересована Англия. Мы очень надеялись на Герберта Самюэля, но верховного комиссара убрали, и его сменил солдафон. Губернатор Сторрс ходит по Иерусалиму как завоеватель. Напрасно наши сионистские вожди стараются заслужить его доверие своей преданностью Англии: он третирует их как провинциалов.

…В отряде Мустафы-эль-Хуссейна было двести всадников. Все они раньше работали в его имении. Отряд шел в Дамаск. Евреи верят, что их вел по пустыне огненный столб. Он шел впереди, указывая из Африки в Азию, из страны рабства в страну свободы. В 1917 году по этому пути шли арабы, и огненным столбом для них было обещание Англии.

За многими водоразделами, на реке Барада, у подножья Антиливана, залег, омываемый зеленью, круглоголовый город Димашк-Эш-Шам, или Дамаск, как его называют европейцы. Там арабы должны были получить награду за мечты, гнавшие их по пустыне, за лихорадку, за кровь, окрасившую следы их ног. Представитель Англии, одетый в белый бурнус, полковник Лоуренс, ехал с ними. Он хвастался своими ожогами и язвами. Арабы шли в Дамаск, в столицу Арабистана.