Александр Аронов - Пассажир без билета [об артисте цирка Л. Осинском]

Сабина громко смеялась.

В детдоме их встретили возбужденные ребята:

— Левка! Где ты пропадал? Тебя Донец ищет!

— Дойнов? — страшно удивился Левка. — Зачем?

— Он приходил в детдом, — перебивая друг друга, рассказывали ребята, — хочет кого-нибудь взять на воспитание!

— Как на воспитание?

— Ему пацан нужен для номера. Такой, чтобы гнуться мог. Мы ему про тебя рассказали, как ты стойки жмешь и как Урал переплыл. И про Сабину, как она танцует. Пошли скорей!

Всей ватагой ребята отправились в городской сад.

— А клоун им не нужен? Клоун не нужен? — расспрашивал по дороге Миша.

— Нет, про клоуна ничего не говорил...

— А может, говорил? Может, вы не расслышали?..

Борцы репетировали в раковине на матах. Дойнова среди них не было.

Ребята спросили арбитра:

— Вы Донца не видели?

— Сейчас придет, — ответил арбитр и скомандовал борцам: — Теперь в стойки! Пируэт на голове! Обратные парады! Классические призы!

Борцы старательно выполняли все упражнения.

— Ух, ты! — сказала Сабина. — Работать-то как приходится!

— Это ты верно сказала, девочка, — работать, — раздался сзади чей-то голос. — Цирк — это труд.

Ребята обернулись и увидели ненавистного «злодея» — Хаджи-Мурата-второго, сидящего верхом на скамье. Борец уплетал телячью ногу. Перед ним стояли несколько кружек пива и глубокая миска со сметаной. Он уже не казался таким страшным, как во время матчей.

— В цирке завалишь трюк — сорвался, разбился насмерть! Тут не схалтуришь. Все на чистом масле. А уж о спиртном и говорить нечего. Даже пива ни-ни! Режим!

— А это что? Режим? — вежливо осведомился Миша, указав на кружки с пивом.

— Худеть стал, понимаешь, — жалобно пробасил великан. — Сегодня взвесился — всего сто сорок три кило. Расстроился — ужас: мне никак в весе сбавлять нельзя. Должность такая! Вот и приходится пиво со сметаной смешивать. Полкружки сметаны на полкружки пива. Верное средство. Да вот не помогает что-то...

Подошел Дойнов.

— А, артистов привели...

Все поднялись на сцену

Дойнов быстро ощупал Левку с ног до головы своими сильными руками, раскрыл ему рот, оглядел зубы.

«Совсем как барышник лошадь...» — подумал Левка.

— Стойку жмешь?

Левка кивнул.

— Руки в руки стоял?

— Нет.

— Ладно, попробуем. Держись туго!

— Как это — туго?

— Не расслабляй мышцы.

Атлет легко поднял Левку, поставил к себе на плечи, протянул свои железные ручищи ладонями вверх.

— Жми!

Левка оперся на ладони Дойнова руками. Дойнов захватил его запястья, а Левкины ноги рывком оттолкнул плечами. Мальчик выжал стойку. Ребята разинули рты.

— Вот это да! Ай да Левка! Ай да артист!

— Никакой он не артист, — сказал Дойнов, опустив Левку на пол. — Трюк вышел благодаря моему опыту. Очень неверный трюк. Руки в руки надо почувствовать.

«Не примет, — испугался Левка. — Не чувствую...»

— А ты, пацанка, что умеешь? — спросил Дойнов Сабину.

Девочка выгнулась колесом назад и обхватила себя руками за щиколотки. Дойнов скривил рот.

— Щупловата маленько... Совсем дохленькая...

— Я поправлюсь, товарищ борец, — сказала она, чуть не плача, и умоляюще посмотрела на силача. — Я... Я пиво буду пить... со сметаной смешивать...

Все рассмеялись. Дойнов спросил.

— А шпагат умеешь?

Сабина сделала шпагат.

«Как бы меня не заставил!» — испугался Левка. Сердце у него забилось часто-часто.

— А ты, пацан, гнуться можешь?

— Пробовал.

— Гнись!

Левка согнулся. Дойнов очень удивился.

— Природные способности! — оживились борцы.

«Слава богу! — обрадовался Левка. — Только бы про шпагат не вспомнил...»

— А как насчет шпагата? — тут же спросил Дойнов. Левка покраснел, увидел встревоженное лицо Миши, подумал в страхе: «Не возьмет... Отправит назад... Рискнуть, что ли?..»

— Шпагат умеешь, спрашиваю?

— Умею.

— Тогда садись! Что резину тянешь?

Левка сел и тут же почувствовал резкую боль между ногами и под коленями. Казалось, с хрустом надорвались все связки и сухожилия, лопнула не то кожа, не то штаны. Он попробовал подняться и не смог. В глазах поплыли разноцветные круги.

— Вставай.

— Не могу.

Дойнов легко, как котенка, поднял Левку за шиворот и посадил на пол. Боль не утихала.

— Ты чмур! — выругался Дойнов,— Мог разорвать пах. Но ничего, сможешь шпагат делать, выйдет из тебя каучук.

— Чего-чего? — спросил Левка, задрав голову.

— Каучук. И клишник может получиться.

— Кто?

— Не знаешь? Ну, вроде как человек без костей. Вроде как змея. Гнуться будешь туда-сюда. Как резиновый. Кто вперед гнется — тот клишник, кто назад — каучук. Варишь мозгой? А я тебя и вперед и назад научу. И вправо и влево. Ляжешь в постель — сумеешь левой ногой почесать за правым ухом! Человеком-змеей будешь. Гуттаперчевым пацаном! Можешь подняться?

Левка еле встал.

— Алле за мной!

Они вышли на улицу. Дойнов купил Сабине, и Левке по стакану газированной воды с сиропом.

— Угощайтесь! А вечером приходите на программу. Поговорим после борьбы.

Дойнов поправил свою ядовито-зеленую шляпу и ушел.

— Требуй что хочешь, Левка! Любое желание,— сказал радостный Васильев. — Выиграл «американку» все-таки!

— Домой дойти хочу Больше никаких желаний.

Дойнов снимал небольшую комнатку неподалеку от городского сада. Вся она была заставлена фикусами, пальмами, в двух клетках прыгали канарейки. Стены борец украсил афишами. В углу стоял большой кофр-сундук, в котором он перевозил весь свой скарб.

— Уютная зало? И мебля стоящая, — похвастался, входя, Дойнов. — Ежели возьму вас, в сенях жить будете. Жить-ночевать — добра наживать. Там сундучишко есть. А из стульев кровать сварганим. Что подостлать, хозяйка сыщет. Лопайте барбариски! Кисленькие, — сказал он и бросил на стол две конфетки.

Подведя ребят к кофру, Дойнов вытащил из кармана огромную связку ключей, долго открывал его и достал два выцветших, стареньких матросских костюмчика с якорями.

— Приложьте, приложьте к себе. Сильно! Красотища, а не костюмчики!

— Очень красивые! — сказали восхищенные ребята.

— Будут ваши! А тебе, пацаняга, вдобавок еще и шляпу нацепим! Знай наших!

— Я не хочу шляпу, — сказал Левка.

— Ничего не понимаешь, чмур! — рассердился Дойнов. — Артист должен мирово выглядеть. Как реклама! Чтобы все удивлялись, копировали. А шляпа — символ артиста. На-ка, мерь!

Он снял со своей головы шляпу и передал ее Левке. Тот примерил. Она тут же съехала ему на нос.

— Идет тебе! — восхитился Дойнов. — Ты в ей просто как граф, как харуим! Глянь в трумо, глянь! А великовата — так не беда! Из газеток обруч соорудим, внутрь подкладку подложим. Ежели договорюсь насчет вас в детдоме, с завтрашнего дня афидерзей! Переедете ко мне.