Лев Ющенко - Дом над рекой

Из комнаты слышалась музыка, играл патефон; донесся женский пьяненький голос:

— Пришел? Молодой, интересный?

— Да он с женой! — Елена Петровна засмеялась.

Их провели в просторную комнату, где тоже все было по моде: гобелены, ковер на стене, торшер с розовым абажуром, горка с фарфором и хрусталем.

— Вот живут! — шепнула жена и, оживившись, громко сказала хозяйке: — Ах как красиво у вас! — И сразу вся потянулась к хрусталю и фарфору.

— Кавалер пришел! — со смехом крикнула пьяная пухленькая девица. — Музыка, вальс!

— Мэри, угомонись! — остановила ее Елена Петровна и стала знакомить Глебовых с дочерью Лидочкой, которая когда-то, ребенком, жила с матерью в Каменке. А муж Елены Петровны был толстенький, лысый и юркий. «Оборотистый мужичок», — подумалось Глебову.

Их усадили за стол — а стол был тоже небедный, — и, наливая им рюмки, хозяйка спросила:

— Ну как там она, председательша?

Узнав, что Марфа Антоновна просит найти ее брата, пропавшего без вести, хозяйка воскликнула:

— Но это же невозможно! Правда, Васек?

— Не стоит и браться, — поддакнул практичный Васек.

— Ей не понять, как это трудно. Да и откуда ей знать?.. Простая женщина, всю жизнь в своей Каменке. Представляете, — светски улыбнулась хозяйка, — она не знала, что такое пижама. И все удивлялась: и не жалко, мол, вам, Елена Петровна, спать в таком, с кружевами, мол, в нем не стыдно и людям показаться. Лидочка, ты помнишь, в чем она спала?

— Да будет тебе, мама! — смущенно сказала дочь.

— А в чем она спала, в полушубке? — пьяно захохотала девица по имени Мэри.

Глебов поставил на стол недопитую рюмку, но смолчал — рядом сидела жена. Она бы его сразу оборвала.

— Все же помогите ей найти брата, — хмуро сказал он.

Лысый Васек развел руками:

— Невозможно. Таких очень много.

— Да что вы так за него хлопочете? — спросила хозяйка. — Что он, ваш родственник?

— Нет, — сказал Глебов.

— Может быть, вы его знали?

— Нет, — быстро сказала жена. — Не знал. И никогда не видел.

— Ну, тем более, — ласково и равнодушно улыбнулся Васек.

— Тем более, — подмигнула девица и стала заводить патефон. — И хватит разговоров, я хочу танцевать. Кавалер, приглашайте!

Глебов еще дальше отодвинул недопитую рюмку и встал из-за стола:

— Нет, нам пора домой. Спасибо.

Они ушли, хотя жене, разумеется, не хотелось покидать эту квартиру, и эту компанию, и этот фарфор, и хрусталь в застекленной горке, и эти немецкие гобелены, добытые оборотистым лысеньким мужичком. И пока шли домой, всю дорогу жена говорила о том, как повезло этой Елене Петровне, что у нее такой муж. А Глебов ненавидел и Елену Петровну, и ее ловкого муженька, и собственную законную супругу. Да и себя презирал он за то, что когда-то, забитый, безвольный, попался на острый крючок своей будущей женушке и даже теперь, уйдя в одиночество, все так же покорно тянул постылую лямку. Из-за милой супруги он сейчас уходил, не сказав им всю правду о себе и лейтенанте и не высказав то, что думал о них. С женой у него всегда так. И пока он с ней, так будет всегда.

Но неужели никогда ничего не изменится? Ведь есть где-то на свете другая, совсем непохожая, та, с которой было бы просто, ясно, легко, с которой все было бы по-иному.

И он шел рядом с женой, а думал о той, о другой, которую так и не встретил…

А с Машей — иначе.

— Ну, я готова, — сказала она. — Можете повернуться.

Он обернулся. На ней была нарядная кофточка и мини-юбка с пластмассовой молнией.

— Опять молния!

— Что поделаешь — мода, — улыбнулась она.

— Чего только не придумает человек! Он так спешит жить, что ему уже некогда застегивать пуговицы.

— Еще бы, жизнь быстротечна. — Маша взглянула на часы. — Вот и мы с вами из-за этой молнии уже опоздали в ресторан. И останемся без обеда.

— Ладно, пообедаем в Сочи. Там большая стоянка. А пока где-нибудь перекусим.

Покинув каюту и пройдя весь коридор, они спустились на нижнюю палубу и нашли там буфет. В зальце пахло вином, было людно и шумно. На полках пестрели наклейки бутылок, а на стойке вся сверкала и светилась кофеварка. Сидели юнцы-туристы с гитарой и напевали все ту же, знакомую Глебову песню о том, как он ее ищет, а она его ждет…

Маша и Глебов взяли кофе, булочки и нашли место за столиком — в углу, у окна. Там стоял большой красивый аквариум, но совсем неухоженный, поросший травой. За толстым стеклом в мутноватой воде плавали рыбки — красные, синие, желтые.

— Смотрите, — сказала Маша, — а вот и золотые рыбки.

— Ну, там свою золотую рыбку не поймаешь.

— А где?

— В синем море.

— Море большое, а рыбка маленькая. Где ее там найдешь?

— А вы представьте, что золотая рыбка у вас уже есть.

— Где же она?

— Т-с! Она перед вами. Разве вы не видите?

— Вижу, — ответила Маша, вступая в игру. — И она исполнит любое мое желание?

— Конечно! Ну, желание первое?

— Бифштекс с луком. Я голодна.

— Все исполнится.

— Скоро?

— А вы посмотрите, — Глебов показал в окно: там уже близко был берег и длинный мол с маяком. — Это Сочи. Будет вам скоро бифштекс с луком и прочее.

— И прочее! — подхватила она. — И вообще, сегодня у меня какой-то необыкновенный день.

На палубе басовито и густо пропела сирена — теплоход входил в порт.

Спустя полчаса Глебов и Маша сошли на причал. Уже темнело, небо стало фиолетово-синим. Торопясь, они вышли на площадь. После морских ветерков особенно душным был воздух — с запахом влажной земли, шашлычных, бензина, цветов и городского асфальта, который еще не остыл от солнца и зноя.

У морского вокзала они сели в такси.

— Шеф, — сказал Глебов, — вези нас на первой космической. Туда, где есть бифштекс с луком.

— И прочее! — добавила Маша.

— И прочее? — подмигнул им таксист. — Есть такое место. С цыганами.

— Хочу цыган, — сказала Маша. — Мое второе желание.

— Но учтите, — сказал им таксист, — там очередь, трудно попасть.

— Попадем! Проявим свое обаяние. Правда, Маша?

— Проявим! — подхватила она.

И такси лихо ринулось в шумное многолюдье улиц.

Им повезло, вскоре они сидели за столиком в ресторане, и перед ними пахуче дымилось горячее мясо, а в зале, круглом и звездном, как чаша небесная, на эстраде, схожей с цыганским шатром, звенели гитары и бубны и вихрем кружились цветные рубахи цыган, и пышные юбки цыганок, и яркие шали с кистями, и черные косы, и черные бороды, и кованые сапоги, и легкие туфельки, и Маша говорила, смеясь:

— Все исполнилось! Как в сказке. — Ее улыбка чуть погрустнела. — Помните, чем кончилась сказка? Осталась старуха… — Помолчав, Маша потрогала рюмку. — Однажды мы тоже сидели с ним, пили вино и смеялись — вот так же, как с вами, — и я поверила, что буду счастливой…