Дмитрий Кудис - Рубежи

Наконец он дошел до самолета и взялся за холодное крыло рукой, чтобы перевести дух. Расставленные по всей границе поля самолеты не были замаскированы. Значит, с рассветом они должны были взлететь.

Он взобрался на плоскость, открыл фонарь кабины. Приборы светились фосфорическим слабым светом. Без парашюта в кабине сидеть было неудобно. Федор прижался к спинке сиденья, уперся ногами в педали и, включив аккумулятор, проверил по приборам заправку горючим и воздухом. В порядке. Свет на концах крыльев горел ярко, демаскирующе. Черт возьми, он забыл, где у этих самолетов кнопка выключения ночных огней! «Э, все равно пропадать!» Один из механиков вынырнул из темноты и что-то сказал.

В эту минуту Михеев ничего не видел, кроме кнопки запуска мотора и трехлопастного винта на носу. Человек что-то кричал, сильнее дергал за крыло. Федор глянул туда, лица не было видно в темноте. Мотор загудел. Струя воздуха сбросила на землю пытавшегося влезть на плоскость механика. «Не догадался подложить колодки под колеса. Растерялся… А то бы мне крышка!» — молнией пронеслось в мозгу. Михеев отпустил тормоза, самолет рванулся с места и еще до середины поля оторвался от земли.

…На юго-западной окраине Берлина, где готовился штурм еще одного квартала, самолеты ПО-2 в условиях полной темноты сбрасывали бомбы на артиллерийские установки немцев. После выполнения задания один самолет не вернулся на свой аэродром. На розыски в светлое время пускать самолет ПО-2 бессмысленно: его собьют пулеметным огнем, как только он покажется над расположением врага. Для этой цели было приказано поднять немедленно два истребителя.

Едва наступил рассвет, Астахов с Широковым получили этот необычный приказ. Они знали: полет опасный. На малой высоте их самолеты будут обстреливать шквальным пулеметным и автоматным огнем. Тем не менее, летчики думали только о том, как выполнить этот приказ.

На высоте двухсот метров они летели к отмеченному на карте району. Первая половина маршрута проходила над расположением своих войск, вторая часть пути — над противником.

Земля просматривалась плохо: мешал дым и тусклый рассвет. Непривычная обстановка затрудняла полет. В этот ранний час небо было спокойным, и это спокойствие тревожило больше, чем бой.

Над городом им было запрещено появляться, да поиски там ни к чему бы и не привели. В районе предполагаемой посадки ПО-2 земля была пустынна: часть строений сгорела, оставались кое-где разбросанные груды металла и кирпича.

Астахов и Широков пристально, насколько позволяла скорость полета, всматривались в землю. Они вынуждены были каждую минуту маневрировать, меняя курс.

На земле, перед вылетом, Астахова предупредили: если летчик жив, он даст ракету. На ПО-2 без ракет и ракетниц не летали.

На двенадцатой минуте полета они увидели ПО-2 в овраге, рядом с редким кустарником. В воздухе по-прежнему спокойно: ни истребителей врага, ни выстрела с земли, ни ракет. Где летчик? Может быть, он убит в воздухе? Нет, самолет при посадке управлялся: очевидно, в конце пробега он просто скатился в овраг. И теперь стоит на носу, с поломанным крылом, упершись винтом в землю.

«Вот и все», — думал Астахов. Вместо опасного положения они «прогулялись» по маршруту на малой высоте и почти безрезультатно.

Где же летчик? Астахов тщательно запомнил ориентиры и подходы к месту посадки самолета и повернул на обратный курс. В пятнадцати километрах от поломанного ПО-2, над небольшим парковым лесом, Астахов заметил две зеленые ракеты. Было уже светло. Лес выделялся темным пятном на сером фоне земли. Кажется, здесь когда-то были дачи, об этом говорили два чудом уцелевших домика с остроконечными крышами. Рядом с лесом ровное поле. По всей вероятности, летчик с ПО-2 добрался именно сюда, где есть место для посадки, не сомневаясь в том, что его будут искать.

Кругом враги, но их не видно. Астахов снизился почти до бреющего полета. Мелькнула еще одна ракета, человек внизу выбежал на поле. Нет, это не немец. В одну секунду было принято решение: Астахов решил садиться. Это было необычайно рискованно. Если поле окажется неровным — самолет будет подломан на пробеге.

— Прикрывай сверху! Иду на посадку.

Команда была короткой и понятной. Широков набрал высоту тысячу метров и продолжал виражить над лесом. Астахов еще раз пролетел над местом предполагаемой посадки и, убедившись в том, что поля хватит для взлета и посадки, убрал газ. На пробеге Астахов резко затормозил и, когда самолет остановился, не выключая мотора, выскочил из кабины. Истребитель Широкова пикировал на западную сторону леса. Короткая очередь, и Астахов заметил несколько земляных фонтанов в километре от места его посадки. Только сейчас он понял, в каком отчаянном положении оказался. Немцы следили за ним и, когда увидели ракеты из леса, поняли, что будет делать советский истребитель. Теперь их бегущие темные фигуры хорошо видны. Успеют ли? Летчик упал в ста метрах от самолета и не поднимался. Астахов с быстротой, на какую только был способен, подбежал к нему. Человек лежал в разорванной гимнастерке, уткнувшись лицом в землю. Никогда в своей жизни, никогда за всю войну Астахов не испытывал такого безумного желания спасти человека. Он узнал Фомина. Это удесятерило его силы.

С тяжелой ношей Астахов, согнувшись, добрался до самолета. Торопливо, дрожащими от напряжения руками он открыл металлический капот самолета сбоку, втащил в фюзеляж бесчувственное тело и закрыл замки. За это время он ни разу не оглянулся в сторону немцев. Слышал только резкий, прерывающийся гул мотора. Истребитель сверху в третий раз пикировал, стреляя длинными очередями. Немцы вынуждены были снова залечь. Астахов прыгнул в кабину и дал полный газ мотору. В утреннем туманном воздухе два истребителя мгновенно исчезли из глаз.

Последнее, что отчетливо помнил Астахов, это несколько десятков пуль, рассыпавшихся по крыльям. «Только бы не попали в фюзеляж». Эта мысль стала тревожить его еще больше, когда с земли открылся огонь пулеметных спарок. Истребители маневрировали, избегая опасных положений.

Астахов скорее почувствовал, чем увидел двух немецких «фоккеров», пикирующих сверху.

— Прикрой! Драться не могу.

Широков знал это без команды: от резких маневров непривязанное тело Фомина будет ударяться о стенки фюзеляжа.

Первая атака немцев была безрезультатной: Широков успел отбить ее. Когда немецкие истребители вторично заходили на атаку, на пересекающихся курсах стремительно и внезапно появился «мессершмитт». Астахов видел это, и еще ниже прижал самолет к земле.

— Друг, дорогой! Держись, не подпускай!

Астахов перестал смотреть в стороны. Он смотрел только вперед, ожидая удара. Одному с тремя Широкову не справиться.