Камал Абуков - Балъюртовские летописцы

В кабинете Алимова зазвонил телефон. Ближе всех к двери сидела Заира, и Алимов попросил ее глазами узнать, в чем дело, кто звонит.

— Казбек Ирбайханович, вас! — крикнула Заира таким тоном, что сразу стало ясно — к телефону подойти необходимо, видимо, что-то важное.

Когда Алимов вошел в кабинет, Заира все еще держала трубку в руках, словно боялась положить ее на стол.

— Салавдин Алханович, — шепнула она встревоженно.

Алимов взял трубку:

— Я слушаю.

— Что же вы так долго не отвечаете? — Бас секретаря райкома был слышен так отчетливо, как будто Салавдин Алханович стоял рядом.

— Да мы тут сидим в соседней комнате.

— Мне доложили. Коллективно пьянствуете? Поэтому и звоню.

— Зачем же так? — Казбек растерялся. — Просто отмечаем праздник.

— Как вы решили со статьей о Бекишевой? — голос секретаря прозвучал мягко и вкрадчиво.

— Решили больше не возвращаться к этой теме. — Алимов постарался, чтобы голос его прозвучал как можно спокойнее.

— Что?! — в трубке опять зарокотало. — Вам же дано ясное указание: раздолбать и ее, и этого жениха, как типа, чуждого коммунистической идеологии!

— Наши люди познакомились с ним, он не такой уж отрицательный тип. Молодой инженер, хороший организатор…

— Хороший специалист — не обязательно передовой человек, — прервал Алимова секретарь райкома. — Я вас спрашиваю в последний раз: будете делать то, что вам рекомендуют, или нет?

Алимов набрал в легкие побольше воздуха и разом выдохнул в трубку:

— Нет!..

— Ах, так! Ну-ну, продолжайте пьянствовать! — В трубке послышались короткие гудки.

— Что-нибудь случилось? — спросил Галич, когда Алимов протискивался на свое место.

— Нет, нет, все в порядке, — Алимов изобразил на лице подобие улыбки, — просто Салавдин Алханович поздравляет вас всех с праздником.

Заира удивленно взглянула на Алимова. Он улыбнулся ей в ответ.

— Друзья, давайте выпьем за женщин, — сказал Алимов, поднимая бокал с вином. — Этот тост, по-моему, имеет прямое отношение к нашему празднику!

Варисов затушил сигарету в тарелке с недоеденной закуской, встал.

— Старушкам пора на покой! — Он выпил последнюю рюмку, с хрустом надкусил соленый огурец.

Его никто не задерживал. После его ухода все почувстовали облегчение.

Галич наладил наконец магнитофон. Начались танцы.

Алимов пригласил Муслимат Атаевну, потом Розу и только потом Заиру. Танцевала Заира легко, и Казбеку казалось, что она соткана из воздуха, он ничего не видел и не слышал вокруг, кроме нее…

Из дневника Алимова

«Праздничный вечер прошел вроде бы нормально. Наутро женщины пришли пораньше, все прибрали, так что и следов не осталось. В кабинетах чисто, свежо, люди все на местах, обстановка рабочая.

Галич, видно, пришел раньше обычного — проходя в свой кабинет, я заметил на полу в коридоре следы его огромных альпинистских ботинок, похожие на следы от тракторных траков. Он ходит в этих ботинках всю зиму — то ли нет другой теплой обуви, то ли ему в них просто приятно, ведь в больших, широких, на толстой подошве ботинках мы ступаем по земле увереннее и кажемся сами себе выше, сильнее. А у Володи привязанность к альпинистским ботинкам сохранилась еще с далеких студенческих лет, когда ходил он в многодневные походы с кострами и песнями.

Галич зашел ко мне гладко причесанный, в праздничной голубой сорочке и ярком галстуке, он то и дело простуженно шмыгал носом, словно обнюхивал меня после вчерашнего.

— Ну, как? — спросил я. — Не переборщили мы вчера?

— Да ну! Все было на уровне, — ответил он и подмигнул с хитрецой: дескать, еще не то видели. — Самое интересное было в конце, — заговорил Галич, удобно устраиваясь на диване. — Оказывается, после того, как мы ушли, проснулся Игит и стал приставать к тете Дусе: „Найди всех и позови к столу!“ Делать было нечего, тетя Дуся сходила домой к Хункерхану и вызвала его, собиравшегося уж лечь в постель. Вдвоем с Игитом они просидели над последней бутылкой до полуночи!.. — Галич захохотал. — Да, а куда девалась Заира? — спросил он погодя, в глазах его играли веселые чертики. — Была со всеми, каталась на катке и вдруг исчезла…

Я выразил на лице недоумение и, конечно, не признался, что из-за стола мы встали все вместе, вышли на улицу, перед самыми дверьми редакции дети устроили днем ледяную дорожку, и нам вздумалось порезвиться. Минут через пять я заметил, что Заира, не говоря никому ни слова, повернулась и пошла в направлении своего дома, и я, нарочно громко пожелав всем спокойной ночи, тоже шагнул в сторону своего дома, но потом, соседним переулком, свернул с пути и догнал Заиру. Она не удивилась моему появлению, словно ожидала, что я догоню ее. Неужели я вел себя на вечере так, что она догадалась о моих чувствах к ней и мое провожание восприняла как должное, само собой разумеющееся?..

И вот теперь что-то подозревает Володя. И только ли он один? Не все же спросят у меня об этом так просто, как Галич, будут судить да рядить меж собой…

Галич ушел, и я разнервничался. Раньше, говорят, раздраженным чем-нибудь падишахам подносили драгоценную посуду, они разбивали ее и, таким образом, получали разрядку. И в наше время некоторые руководители находят выход: придираются к подчиненным, устраивают им „головомойку“, и в этом находят успокоение. Я так не могу, мне бывает стыдно за собственную слабость, и я делаю все, чтобы скрыть свое настроение от окружающих.

Весь день я думал о Заире. Да, вчерашний вечер открыл многое и мне, и ей. То, что наши глаза, вопреки осторожности и разуму, искали встречи и, встретившись, теплели, то, что мы долго танцевали, и танец этот казался мне парением в невесомости, и она чувствовала это, то, что я не смог пересилить себя и побежал ее провожать, — это ли не объяснение? Да, вчера между нами произошло что-то очень важное, такое бывает, наверно, редко. Так же редко, как редко в ночной мгле одновременно летят две звезды, так же редко, как редко рождение двойной радуги на весеннем небосклоне, так же редко, как в большом вишневом саду совершенно неожиданно расцветают осенью два деревца, расположенных далеко друг от друга.

Меня до сих пор не волновала так ни одна женщина. И я боюсь этого, боюсь. Кажется, насторожилась и Заира. Мы встретились сегодня в коридоре, она холодно кивнула и потупилась. Видно, и она спала неспокойно.

Ну что ж, надо положить конец личным увлечениям. Костер легче потушить в самом начале, не дожидаясь, пока пламя охватит ближайшие заросли. Не хватало еще разговоров, что редактор „влип“, что у него роман с сотрудницей!..

Пишу все это, и стыдно перед Яхой, перед Далгатиком, которому снятся балконы нашей будущей квартиры и настоящие качели. Яха одна, с ребенком, безропотно ждет, когда же наша жизнь наконец наладится, когда мы будем вместе, и вдруг все рушится, опрокидывается в тартарары!.. Нет, это слишком, слишком жестоко. Надо очнуться, взять себя в руки, ведь я уже не мальчишка.