Аскольд Якубовский - Квазар

Выпили. Тетка, обтерев губы тыльной стороной ладони, сказала:

— Смотри, Паша, как ведут себя в гостях воспитанные люди. Учись! Ты же в гостях вечно молчишь, как букараш.

И дала врачу котлетку.

— Что вы думаете об этом годе? — спросила тетка. — Солнце-то, говорят, пятнами покрывается.

— Ничего, это пройдет, — отвечал доктор и посыпал котлетку резаным укропом. — Конечно, год тяжелый, радиация. У нас повышенное количество больных, терапевты жалуются на инфаркты, психиатры сбились с ног.

— А если безрукавку из кровельного железа сделать? Им хоть можно отгородиться?

— Железо, я думаю, они не пробьют, — отвечал врач. — Так ведь умучаетесь. В жару будет жарко, в холод — оледенит. Нет ли у вас горчицы?..

Горчица нашлась. Сытый Павел ковырял вилкой узко порезанную капусту. Ему хотелось говорить. Язык все пошевеливался, трогал небо, проходился по зубам.

«Молчать, только молчать…» — приказывал ему Павел.

Тетка же выспрашивала Ивана Васильевича о диете, и тот учил ее приготовлению киселя из овсяных хлопьев. Врач съел еще котлетку, он довольно улыбался и своим трескучим голоском давал медицинские советы.

— Я думаю, — сказал вдруг Павел, — овсяные хлопья, паск — они не решают вопроса ценности жизни, то есть полезности ее.

Иван Васильевич сгустил на лбу морщинки.

— Да вы не слушайте его! — махнула рукой тетка и придвинула какую-то красную закуску.

— То есть я имею в виду практическую ценность работника, — пояснял Павел, намазывая красное на белый квадратик хлеба. — Положим, вы меня вылечили, но я остался точно таким же, как и до болезни. Значит, опыт несчастия оказался ненужным, а время ушло в песок.

«На что это он намекает?» — соображал врач.

— Понимаете, я хочу сделать себя полезнее, чем был ранее, до болезни.

— Опыт жизни повысит вашу ценность для общества.

— Но мне нужно другое. Положим, я хочу из категории способных перейти в категорию талантов.

— Ого! Так-таки в таланты?

— Да!

— Ну, это сложный вопрос, психофизический, — ответил Иван Васильевич и скосился на Павла: тот похож был на него своей узкой сутулой тенью. Гм, сидит, устремляется. Это хорошо, это тонизирует. Но для взлета нужен фундамент, здоровье, семья…

— Женитесь, — посоветовал он. — Нервная система ваша лябильная, вам обязательно нужна опора.

— Вот и я ему говорила — женись, найди славную девочку и женись, я внуков нянчить буду, — вступила в разговор тетка. — Но теперь думаю, что он врожденный холостяк. Не женится он.

— А какой путь вы выбираете для приобретения таланта?

— Путь напряженного труда и подбора творческих союзников, — отвечал Павел.

— Союзников?

— Знаете, чтоб была группа близких людей и я среди них. Они будут снабжать меня идеями, делиться ощущениями, я стану, так сказать, их кистью. Понимаете, коллективное существо, мозг в складчину.

— Модно, сложно, пойду-ка я лучше домой, — сказал Иван Васильевич, кладя вилку. Он поднялся, поцеловал руку тетки и взял портфель.

Павел вышел проводить его.

Они шли по дорожке к калитке. Табаки клонились к ним.

— Не заноситесь мечтами, — советовал Иван Васильевич. — Чтобы не упасть со слишком большой высоты. Я понимаю, в погоне за исключительным есть особенная, сладкая тяжесть. Кстати, мой портфель стал что-то тяжеловат.

— Там огурцы и морковка, тетка их положила, — догадался Павел.

— Но мне не нужно!

— Смертельно ее обидите: овощи своего урожая. Вот вы что мне скажите — выдержу я такую работу или нет?

— Если погорячитесь — организм сломаете. Надо вырабатывать методичность, готовить тело, питать мозг. Ведь вы понимаете приобретение таланта как поиск метода работы? Я не ошибся?

— Нет, я хочу сам талант, — сказал Павел.

— Спокойной ночи, — сказал врач.

Прихотливое настроение нес домой Иван Васильевич. Он взмахивал тяжелым портфелем, он даже пробегал за ним по нескольку шагов, шутя с инерцией. Но тут же эту игривость сменило настроение серьезное.

Вопрос: отчего такой стеснительный и больной парень стремится прорасти в новое качество? Стимуляция болезни? Или он скрытый обладатель природной воли?

Врач закурил и постоял несколько минут. Темнота и холодок улицы были приятны. Звезды растворялись в свечении города, проносились нетопыри.

И так ясно представилось ему — Павел станет надоедать. Придет и скажет: «И мне введите стрептомицин в трахею, я хочу быть талантом».

— Это я сам решу! — сказал Иван Васильевич в темноту. — Сам!

«Фу-у, он меня растревожил. Вот что надо сделать — поднять его тонус: лимонник, аралия. Да, и белые грибы, их влияние пагубно для палочки Коха».

Иван Васильевич задавил пальцами огонек сигареты и стал подниматься к себе на этаж.

«А Герасимов не понимает, за что хватается. Ему надо создать новый психический фон, мозговые связи, изобрести метод. А что до использования чужих способностей, то на этом слоне мир стоит».

— Ты поздно и выпил, — сказала недовольно жена. Она была одета по-ночному и пахла туалетным уксусом.

— Да вот зашел к одному забавному человечку. Я тебе расскажу.

Он прошел в кабинет и положил на стул портфель. Снова закурил.

«…Гм, белые грибы… — думал он. — Надо штудировать литературу, искать действенные разновидности. Ведь я сам грибник и мог давно проделать опыты. Скажем, вводить грибы в диету Иванову, а Сидорова держать без них».

— Паршивец Герасимов. Разбередил… — ворчал он.

Надо жучить, надо гонять самого себя. Иван Васильевич напугался такого вывода. Дело в том, что мало сил. Одного-то легкого все же нет.

«Я устаю… устаю…»

Да, он устал к вечеру, измотан.

В конце концов, он ставил опыты, как подняться после резекции легкого и быстро улучшить здоровье, вернуть человечью и рабочую ценность. Чтобы и жене не было противно и жалостно, чтобы остались прочными зубы, не рассосанные на ремонт легочной ткани.

Вернуть себе дыхание, чтобы можно было ходить далеко в лес.

Вот он курит, а в его состоянии это вредно и надо бы бросить. Выкинуть пачку сейчас? Отказать себе в приятности подымить и, глядя на извивы дыма, повертеть мыслями.

Но все почти больные курили, и нужно было выработать меры приспособления организма к дыму. Скажем, ежедневно проводить легочную гимнастику. Самому — чтобы потом советовать и другим.

— Делаю, что могу, делаю, уважаемый Герасимов.

Тетка вымыла посуду и вышла к Павлу на крыльцо: сидит раскорячкой, смотрит в темноту. Что видит? Она тоже посмотрела, но увидела только синее пятно гнилушки у забора. Тогда принесла фонарь и направила в то место, куда глядел Павел. На грядке моркови увидела соседскую белую кошку.

— Брысь! — сказала ей тетка и погасила фонарь.