Александр Исбах - Порода

…Они увидели друг друга в одно время.

«Алексей… — Рука старика Карякина, лежащая на руле дрогнула. — Да ведь верно… ведь с'езд-то комсомольский…» И как это он не сообразил раньше, что Алексей приедет на с'езд! И старик почувствовал большую гордость. «Вот она, карякинская порода! Из рук в руки трактор передам…» — И тут же пришла мысль: — Что же он мне не написал ничего, что приедет? — Старик пытливо вглядывался в родное лицо сына. Сейчас из десятков кричащих, размахивающих руками, брызжущих весельем комсомольцев он видел одного его. «А похудел Алешка…» думал старик, машинально останавливая трактор.

«Отец!..» Алексей никак не мог ожидать, что на тракторе приедет отец. Что его отец будет передавать ему трактор. И почему старик ничего не написал об этом? И как это вышло?

«Отец… Мой старик… — думал Алексей и обнимал его своими большими зелеными, карякинскими глазами. — Работал с бригадой. А похудел отец без меня… — всматривался Алексей, выдаваясь из общих рядов. — Сильно похудел…»

— Карякин! — громко крикнул, разбивая мысли Алексея секретарь окружкома. — Не спи, Карякин, тебе говорить сейчас.

К старику на трактор донеслись эти слова, и ему очень захотелось послушать, как будет говорить молодой Карякин, возглавляющий эту веселую, беспокойную толпу.

— Терентий Никитич, — сказал ему Мухин. — А тебе ведь сказать слово придется.

Карякин испуганно глянул на Мухина.

— Брось, Андрюша!.. Ты что, смеешься?.. Куда мне!..

Но Мухин, не отвечая ему, толкнул локтем Колчина и, хитро и добро улыбаясь, громко сказал, перекрывая общий шум:

— Товарищи! Я, конечно, приветствую вас от ячейки ВКП(б) дизельного цеха. Но по причине мороза говорить долго не имеется возможности, то слово от рабочих дизельного цеха предоставляю руководителю бригады — Терентию Никитичу Карякину.

В морозном воздухе хлопки отдавались, как выстрелы. Хлопали с удовольствием и чтоб погреться и чтоб почтить этого приятного на вид старика.

Карякин поднялся, укоряюще поглядел на Мухина и постарался собрать свои мысли. Но речь не выходила. Совсем не выходила речь.

— Машина, значит, большая вещь, — медленно и негромко сказал Карякин. — И дизель — машина… И трактор — машина…

«Не то, — подумал он, — совсем не то… И к чему я про дизель? О Булкине надо… О Булкине…» вдруг радостно почувствовал он.

— Мы, товарищи, выгнали из цеха Булкина. А у вас он под боком, у коммуны, то-есть, под боком… Вот мы и решили, вместе, значит, с комсомолом — дать коммуне трактор. Чтоб легче было Булкина бить. Вот, значит! — и старик радостно подумал, как складно у него вышло.

Усы его обмерзли и ледяными сосульками свисали по углам рта.

— Вот, значит — еще раз повторил он и по тому, как захлопали, решил, что он свою речь кончил.

«Коротко будто… — подумал он. — Ну да ладно!.. А знает ли Алексей, что я с Булкиным пил?»

Квартира Карякина сразу ожила.

Так же, как два месяца назад, шумел на столе самовар, только на этот раз в самоваре отражалось третье, новое и незнакомое самовару лицо.

Алексей привел с собой ночевать товарища из соседней коммуны, белобрысого парня, лицо которого было все покрыто мелкими веснушками.

Старик Карякин радостно суетился, безостановочно бегал зачем-то в кухню, хотя вся наличная снедь была уже установлена на столе. Потом он сел к столу и стал прислушиваться к разговору ребят. Они говорили о делах коммуны, о каких-то преимуществах в травосеянии, спорили и что-то друг другу доказывали.

Все это мало интересовало старика, и он с удивлением думал, как это можно спорить о каких-то травах, и откуда Алексей про травы эти знает. Он хотел было вставить в разговор что-то свое, но вышло это явно не к месту. Ребята недоуменно посмотрели на него, и старик стушевался.

Было уже поздно. Алексей взглянул на часы и вскочил, громко зевнув.

— Второй час, а завтра в восемь — с'езд… Ложиться пора, Федя. Проспим… А утром твой доклад ведь. Ты, Федя, со мной ляжешь. Кроватей у нас, извини, нет запасных. Или приобрел, отец, а? — шутливо обратился он к старику.

Старик стоял у стола. Поперек лба шла у него глубокая морщина. Он так ждал встречи с сыном, поговорить хотел, потолковать о многом. А сын… Словно вчера расстался с ним. Для этого, белобрысого, откуда только слова берутся. А для него, отца, нет слов. А он хотел о тракторе рассказать ему, и о Булкине еще и о себе… И о нем порасспросить… Видно, отжил старик свой срок… Да он и понимает плохо, о чем они говорят-то.

«Комсомолы — неприязненно подумал Терентий Никитич. — Человека почувствовать не могут».

Алексей заметил морщину, заметил, что старик волнуется, и ему стало досадно на себя за то, что он так мало был с ним сегодня.

«С Федькой-то и завтра бы могли потолковать. А старик ведь у меня какой хороший, какой хороший старик! И один ведь он. В партию ему, пожалуй, старику надо. Да не пойдет он, гордый он… А может, и впрямь насчет партии с ним потолковать? Ну, да сегодня поздно уж об этом. Об этом же целый разговор должен быть».

Зевота одолевала его. Он не спал почти всю прошлую ночь, и нестерпимо тянуло ко сну.

Он хотел успокоить старика, обнять его и сказать какое-то назревающее в мозгу хорошее теплое слово, но стыдился Федора.

Преодолев стыд, он быстрыми шагами подошел к Карякину и, погладив его беспомощно лежащую на столе черную узловатую руку, сказал, чувствуя, что эти слова для отца имеют очень большое и важное значение:

— Спасибо за трактор, отец. Ты здорово сегодня сказал, старик. Очень здорово.

Заснули ребята моментально. Старик Карякин выкрутил фитиль, погасил лампу и, стараясь не шуметь, прошел к своей кровати. Потом встал и подошел к кровати сына. Рядом с белой головой Федора голова Алексея казалась еще более черной. Алексей ровно и глубоко дышал. Свет луны проникал сквозь занавеску окна и освещал его лицо, плотно сжатые губы, прямой нос и заросшую, как у старика, черным густым волосом переносицу.

Старик долго стоял у кровати и прислушивался к дыханью Алексея.

— Сын, — дрожа от волнения, сказал он тихо. — Сын… Олеша… — и ему захотелось погладить жесткие, черные волосы Алексея.

[Большими буквами в конце страницы]

НА БОРЬБУС ИЗВРАЩЕНИЯМИ ПОЛИТИКИ ПАРТИИ В ОБЛАСТИ ЛИТЕРАТУРЫ.

УДАР НА ДВА ФРОНТАПРОТИВ ПРАВЫХ И «ЛЕВЫХ» ОППОРТУНИСТОВ.