Раиса Лыкосова - Встретимся на высоте

— Ну, Шайхула, отдохнула и будет, — Клавдя снова покрутила вожжами. — Так и до ночи не доедем.

Стараясь помочь лошади, девчонки снова навалились на дрожки. Короткие, худые ноги Шайхулы задвигались. Дрожки с трудом съехали с места. Налипшая к колесам грязь отвалилась.

В логу туман был еще гуще. И едва подвода спустилась, девчонок со всех сторон обступила пахучая молочная сырость. Лошадь снова встала. На этот раз ее пугала залившая мостик и дорогу вода. Клавдя подошла к Шайхуле и, взяв ее под уздцы, потянула за собой. Лошадь сделала несколько шагов и остановилась в воде. Вода неслась по сапогам Клавди. Шайхула, казалось, напирала на хомут всем своим костлявым телом, но дрожки не двигались. Почти забирая в сапоги, Клавдя зашла сбоку и ударила лошадь концами вожжей. Шайхула дернулась, задние ноги ее провалились. Она осела на них, широко разведя передние.

Клавдя метнулась к лошади, начала было распрягать ее, потом, подхватив Вальку и Натку под мышки, перетащила через поток.

— За народом бегите! Мост раз-мы-ло! — подгонял девчонок заглушаемый потоком резкий крик Клавди. Скользя по раскисшей дороге, Натка и Валька изо всех сил бежали к деревне.

Холодный туман обволакивал разгоряченные лица, затрудняя дыхание.

Первыми примчались школьники, потом конюшиха Оня. Шайхула уже лежала в снежной воде. Поток, перекатываясь, слизывал желтую пену с острого хребта ее. Белая голова лошади с запавшими темными глазами напряженно держалась еще над водой.

Оня взяла вожжи из рук Клавди. Ребята окружили Шайхулу и, протянув вожжи под брюхо, начали поднимать.

Почувствовав, что ей помогают встать, Шайхула тихонько заржала, вытянув мокрую шею так, что на ней разом набухли широкие вены. Мотнула несколько раз головой и, обессилев, уронила ее.

— Да помогите же ей! Помогите! — срывающимся от волнения голосом снова крикнула Клавдя и, ухватив обеими руками уздечку, начала поднимать голову лошади. Лязгнули железные удила. Тело лошади несколько раз судорожно дернулось и неподвижно вытянулось.

Поняв, что Шайхуле уже никто не поможет, Клавдя заплакала. Подошли несколько подростков, вытолкали на берег из воды дрожки.

— Господи, чего тут щеклея мокнет! — прикрикнула на школьников конюшиха. Ребята разбежались по домам сушиться.

Валька промочила ноги и убежала со школьниками. Клавдя осталась в логу одна. Натке тоже не терпелось побыстрей очутиться дома, но ей было жаль Клавдю. Привалившись к дрожкам, Клавдя несколько раз попробовала смотать вожжи. Руки ее дрожали, и в последний момент, когда нужно было накинуть петлю и стянуть связку, у нее все распадалось. Сердито кусая губы, она забросила несвязанные вожжи в мякину, начала поднимать и укладывать упряжь на дрожки.

Натке захотелось как-то выразить ей свое чувство. Она подошла к дрожкам вплотную и встала рядом с Клавдей.

— Ты почему не ушла? — удивленно вскинула на нее глаза Клавдя.

— Я думала… Я подожду. Может, что-нибудь надо помочь? — Натка с силой прижала ладони к бледным и мокрым щекам.

Клавдя ничего не ответила, продолжая молча ходить вокруг дрожек и перекладывать упряжь с места на место. Слышно было, как в сапогах ее хлюпает вода.

— Пойдемте, вы простудитесь, — Натка подошла к Клавде и потянула ее за рукав.

— Охо-хо! Помощница, — грустно усмехнулась Клавдя. — Кто теперь мне может помочь?

Натка снова потянула ее за рукав.

— Да иди ты, иди, Наташа, — на этот раз рассердилась Клавдя и оттолкнула Наткину руку.

Натка медленно поднималась в гору. Широкая, рыжая от вытаявшей соломы, мякины, навоза дорога шла метрах в двух от обрыва. Внизу под обрывом бурлила снеговая вода. Отсюда, с высоты, Натке жутко было видеть, как, терзаемые потоком, мечутся на воде, то всплывая, то погружаясь, черная грива и хвост лошади. Чувство отрешенности и одиночества усиливал глухо накрывший Натку плотный туман. Казалось, она не на берегу лесистого оврага, а где-то в холодном и мокром колодце, из которого кричи не кричи — ни до кого не докричишься.

— Ага, вот ты где, пионерия…

Натка вздрогнула и оглянулась. Увидев остановившегося в нескольких шагах от нее Баянова, удивилась еще больше, потому что не слышала, как он подошел. Он сделал несколько шагов к ней, и она съежилась под его взглядом. Лицо его было перекошено какой-то странной улыбкой, но Натку пугали прежде всего глаза. Было в них что-то жестокое, темное, неподвижное. Натка невольно попятилась, сердце ее часто-часто забилось.

Она стояла над темным потоком, над самой его серединой, где, закручиваясь спиралью, шумела ледяная вода.

— Вот и наедине встретились… — снова сказал Баянов, подвигаясь к ней ближе.

Оступившись, Натка судорожно ухватилась за куст, нога ее начала погружаться в мокрое месиво снега.

— А-а-а-а! — отчаянно закричала Натка.

И в тот момент она услышала над собой хриплое дыхание. Чьи-то сильные руки подхватили ее.

— Шутить надумали, Александр Иванович? — тихо, задыхаясь, спросила Клавдя. При этих словах Баянов крепко прижал Натку к мокрой шинели.

— Наташа, что с тобой? — тряся Натку и прижимая ее к себе, несколько раз переспросил Баянов. — Разве ты меня не узнала? Смотрю, пятится, пятится к самому крути ку. Вода-то ходуном ходит. Сорвешься — попробуй выплыви.

— Видимо, показалось ей что-то, — тяжело, с остановками проговорила Клавдя. — А вы-то как здесь очутились, Александр Иванович? — Клавдя взяла Натку за руку и быстро пошла по дороге. И, уже почувствовав себя совсем в безопасности, Натка только теперь поняла, что минуту назад жизнь ее висела на волоске.

— Что же это война с детьми делает, — не ответив на вопрос Клавди, продолжал сокрушаться Баянов. — И у детей нервы обнажены, если им черт знает что мерещится.

Развесив мокрую одежду, Натка влезла на печь отогревать промокшие ноги. Там уже сидела Валька. Галина Фатеевна после уроков теперь часто задерживалась на складах, помогала матери и Жене Травкиной делать ревизию. Худое продолговатое лицо Вальки покрывала смертельная бледность, черные глаза блестели слезами. Натке тоже было жаль и немого Ванеку, и Паньку, которые лежали теперь в земле под наспех сколоченными мокрыми крестами, и Шайхулу, и себя, и мать, и бабушку, и брата. Толя сидел у окна на скамейке и подшивал Наткины и Валькины ботинки.

— …Еще доживем ли мы до нового урожая, — поджимая губы и точно так же покачивая головой, как утром в магазине говорили и качали головами старухи, всхлипнула Валька и печально посмотрела на Толю. — Умрем и зарастем бурьяном, как поле невспаханное.

— Зарастем скоро все бурьяном, — тоже заходясь слезами, подхватила Натка, но не только из сочувствия Вальке, а еще оттого, что ей с утра хотелось хлеба.