Николай Олейник - Жилюки

Церемония должна была состояться в шесть вечера. До начала оставалось еще несколько часов, и Бандера решил провести их в устроенной для него здесь же, в помещении ратуши, опочивальне.

День был жаркий, душный, уставшее тело требовало отдыха, и он, оставшись наедине, с наслаждением сбросил суконный, полувоенного покроя френч, разулся. Проходя мимо зеркала, остановился, посмотрел на свою невысокую, полнеющую фигуру. «Мда-а… Животик растет… — Вдруг выпрямился, выпятил узкую, впалую грудь, втянул живот, усмехнулся какой-то случайной мысли. — «Карлик с красными глазами кролика и трясущимися руками». Х-ха! Выдумает же! Что глаза покраснели, это верно… Но не беда, господин Мельник! Уйдут эти ночи, походы, и все наладится. А вот о руках — дудки, ошибаешься. Не дрожат они у меня, нет! Вот на́, посмотри, — вытянул вперед короткопалые руки с густыми волосами на запястьях. — Не дрожат… Не дрогнут они даже тогда, когда… в тебя будут целиться».

В раскрытое окно веяло душной теплынью, молодой тополь притих, как притих за окном полный неожиданностей город. Бандере почему-то вспомнилась Италия, голубая Адриатика, школа офицеров в Бреннере… О, это были райские деньки! Они учились стрелять, пользоваться взрывчаткой, овладевали шифром. А по вечерам… Нет, это действительно было что-то неповторимое! Южный город, экзотика. Красавицы женщины. И никаких забот, на всем готовом… Даже не верится! Пять лет всего прошло, а кажется — десятки… А синие озера Швейцарии, а Женева? Что ни говори, а он все же повидал свет, познал вкус жизни. В Польше, в Кракове, — это уже было не то.

Правда, и там ему не хватало разве что птичьего молока, но… не то. Там уже началась настоящая работа и грызня с этим Мельником…

Может быть, и заснул бы, сморенный усталостью и убаюканный воспоминаниями, да зашел порученец. Только теперь вспомнил, что велел ему приготовить торжественный туалет.

— Вы не спите? — спросил порученец, развешивая черный, уже немного потертый фрак и безукоризненно белую манишку. — Там господин Стецько. К вам хочет пройти.

Бандера нехотя поднялся.

— Погодя, скажи, пусть войдет.

— Слушаюсь.

Порученец вышел. Хозяин умылся, начал одеваться. «Карлик»… Ну-ну… Посмотрим, кто из нас чего стоит».

Премьер еще не провозглашенного «независимого» украинского правительства Ярослав Стецько-Карбович принес не совсем утешительные вести. Его попытки пригласить на церемонию господина генерал-губернатора или хотя бы вице-губернатора успехом не увенчались. Оба заявили, что заняты и что их присутствие будет лишь сковывать инициативу.

— Будет Кох, — добавил Стецько.

— Профессор теологии доктор Кох? — напыщенно, словно он уже стоял перед народом и провозглашал речь, спросил Бандера.

— Да, да! Считай, посланец правительства, самого фюрера, Ганс Кох, — дополнил Стецько.

— Что-то он нам напророчит, этот архипоп?.. Ну да, в конце концов, черт с ними. Х-хе! Обойдемся. Как народ? Соберется?

— Соберется. Куда ему деваться.

— А-а… — Бандера вопросительно посмотрел на Стецька.

— Да, — не давая ему закончить, продолжал тот, — я приказал Лебедю очистить весь район, прилегающий к ратуше. Нахтигали уже работают.

«Дипломат. С полуслова схватывает, — не без удовлетворения подумал Бандера. — Посмотрим, как дальше будет справляться».

Все обошлось хорошо. Собрались горожане. Их, новоиспеченных правителей, радетелей и защитников независимости Украины, приветствовали представители разных слоев, поднесли им традиционную хлеб-соль; в честь провозглашения и в их честь во всех церквах и соборах ударили в колокола; вечером, как и надлежало, члены кабинета и городская знать щедро погуляли на торжественном банкете. А на следующий день… О, будь он проклят, этот день! Недаром же, выяснилось, швабы избегали быть на церемонии. Их коварство — за рамками всякого понимания. Даже не дипломатического или юридического, а просто человеческого, обычного понимания.

«Западноукраинского правительства, возглавляемого Ярославом Стецько, не существует… Слухи о том, что представитель немецкого правительства доктор Кох приветствовал украинское правительство и украинский народ, неправдоподобны…»

«И кто говорит, кто заявляет? Сам вице-губернатор! Неправдоподобны… А, чтоб ты по такой правде на свете жил… Кто же его, этого Коха, за язык тянул?.. Украина! Украина! Кто ты для нас? Мать родная или мачеха? Кто мы такие! Сыны твои или пасынки? Что нам делать? Кричать на всех перекрестках, что немцы нас обманули? Кому это на радость? Уйти в подполье, в бункеры, в секреты? Против кого? За кого? За что?..»

Бандера метался, рвал пуговицы со своего пиджака, чуть ли не бился головой об стену. Обманули! А он надеялся, выслуживался… «Болван! Карлик с красными глазами!.. Х-хе! Ну, я вам! И в хвост и в гриву буду бить. Армию создам! Свою. Украинскую. Повстанческую…» Подошел к двери, саданул ногой. В тот же миг вошел порученец.

— Слушаю.

— Лебедя! — задыхаясь, крикнул Бандера.

«Лебедь вызвал меня несколько дней спустя. Мы наверняка еще ничего не знали. Только видели: в правительстве что-то неладно, там что-то творится… Потому что нас, несколько взводов, в том числе и мой, немцы назначили было для охраны, а теперь все отменили, никакой охраны, никаких постов нам вроде бы не доверяют. Кто же мы такие?

Лебедь долго выпытывал у меня о моих настроениях (будто он их не знает!), о моих родных (что я теперь о них могу сказать?!). Потом говорил о какой-то новой армии. Украинской, повстанческой. Как будто против москалей и против немцев. Что же, теперь перед нами уже два врага. Пойду ли я в такую армию? Чудак! Куда же мне? У меня теперь один выбор, одна дорога.

Пойду.

— Наша армия, — сказал Лебедь, — будет базироваться на Волыни.

Он будет возглавлять СБ — службу безопасности. Берет и меня под свою руку. Это что-то новое. Во всяком случае, так кажется. А в общем — холера ему в бок! Пусть начальство думает. Наше дело солдатское — что прикажут. А все же: кто я такой?

К-т-о я т-а-к-о-й?..»

На исходе лета сорок первого положение на фронтах чрезвычайно осложнилось.

Ударные танковые колонны Клейста из группы армий «Юг», сломив нашу оборону на линии Владимир-Волынский — Рава-Русская (острие этого удара прошло через городок Сокаль), повели наступление вдоль шоссе Луцк — Ровно — Житомир и одиннадцатого июля, на двадцать первый день войны, подошли к небольшой реке Ирпень, в двадцати километрах от Киева. Одновременно фашистские полчища развивали наступление на центральном направлении, к Москве; в начале августа их штурмовые подразделения, неся огромные потери, прорвались в районы железнодорожных станций Стародуб и Почеп, километрах в семидесяти западнее Брянска… Угроза, прямая угроза нависла над столицей Украины — Киевом. Однако героический город держался и наносил сильные удары по врагу. Расчет Гитлера на молниеносный захват древнего города провалился. Войска Юго-Западного фронта, в частности его правого фланга, под командованием генерала Кирпоноса, успешно отбивали бешеные атаки вражеских войск. Киев советские войска оставят лишь девятнадцатого сентября, по приказу Ставки. Смертью героев падут среди родных, вытоптанных войной полей Кирпонос и сотни, тысячи известных и неизвестных защитников Родины…