Юрий Салин - Отраженный свет

Ну а что тут хорошего, спросят меня, стоит ли так рекламировать трудности и лишения? Наверно, и в самом деле, приключения в настоящем, в тот самый момент, когда они происходят, вовсе не нужны нам. Ну какому идиоту придет в голову утверждать, что он радуется, когда холодно, ветер и за шиворот льет? Даже на физиономии Женьки, самого последовательного изо всех когда-либо живших и ныне живущих авантюристов мира, я не заметил особого восторга, когда волной его тащило в море.

Может, это и есть разгадка, и все трудности и приключения нужны нам только для воспоминаний? Хорошо, что это все-таки было, но еще лучше, что уже было. Страшно, наверно, на склоне лет обнаружить, что жизнь прошла, а вспомнить нечего. Чем можно измерить жизнь? Ведь не прожитыми годами, а тем, что сделал, узнал, пережил. А если так, то мне нечего бояться. Хоть сегодня на пенсию!

Маршруты, переходы, редкие дни отдыха, и снова маршруты, маршруты. Мы уходим все дальше. Не знаю, ступала ли здесь нога человека, но геологи во многих местах до нас еще не бывали.

Постепенно растет на планшетах наша геологическая карта. Каждый вечер у костра наносятся на план результаты, добытые за день. Под линиями, красками, знаками скрываются извилистые голубые контуры рек, зеленые пятна лесов, кусты и скалы. Сначала появляются тонкие, неуверенные карандашные паутинки - пока это только рабочая гипотеза. Не подтвердилась догадка - можно пустить в ход резинку, и вместо рухнувшей конструкции на бумаге постепенно вырисовывается новая. А вот пересекает хребты, леса и реки отчетливая черная линия - значит, гипотеза проверена, подтверждена, сомнений больше нет. Рядом черный пунктир это предположение, которому так и суждено остаться предположением: или времени не хватило на проверку, или все, что можно было, исследовали, а ни подтверждений, ни опровержений так и не нашли.

Неспециалист найдет в нашей карте не больше смысла, чем в холсте, намалеванном четверорукой Бетти. Геологу карта расскажет о многом. Ему сразу бросятся в глаза куполообразные складки, перспективные на нефть. Рядом широкое поле вулканогенно-кремнистых пород. В таких породах имеет смысл искать месторождения железа и марганца. Есть у нас и прямые подтверждения рудоносности - образцы, богатые металлами, они бережно упакованы во вьюках. На границе между толщами морских и континентальных отложений можно рассчитывать на промышленную угленосность. И угольные образцы тоже есть в наших коллекциях.

Но ни один геолог не увидит в карте того, что видим в ней мы с Колей... Для нас за каждой линией - работа, приключения, сомнения, разногласия.

Граница между двумя толщами. За ее незыблемость мы готовы голову положить. После спора с академиками Коле особенно запомнился один совет: решающий аргумент должен быть абсолютно неопровержимым. Эту линию смело можно отнести к числу решающих аргументов. В поисках таких Коля готов был в лепешку расшибиться, да он частенько бывал и близок к этому. Когда лезешь на обрыв за чем-то очень нужным, иногда вдруг доходит до сознания буквальный смысл пословиц. Нет, не зря академики сказали, что если бы все геологи были такими одержимыми, как Коля, то камчатская геология давно превратилась бы из клубка противоречий в хрестоматийную классику. А что касается неопровержимости... Разве дело в толщине линии на карте? Граница в береговом обрыве, в монолитных скалах останется такой, какой мы ее предположили когда-то, и через год, и через сто лет. Приезжайте, полюбуйтесь!

Я знаю, нас будут спрашивать:

— Вот здесь, в вертикальном обрыве, контакт, наверно, не наблюдаемый, а предполагаемый? - Нет у геологов доверия к линиям, проведенным где-нибудь по болоту, по заросшему склону. Необнаженное пространство, говорят они. Никто там никаких контактов не видел, а нарисовать можно что угодно. Бумага все вытерпит. Поразительно, но и к отвесным стенам, на которых ни кустика, ни травинки, доверия не больше: - Ведь обрыв-то неприступен!

— Да? - удивленно переспросим мы. - А мы как-то не заметили.

Нет, не было такого - не заметили. Помню я, какая альпинистская эпопея развернулась на этом обрыве. Помню, как на уступе завис Женька и от каждого движения понемногу сползал вниз. На его физиономии был написан восторг: вот она, опасность! Женька радостно смеялся... Он спускался все ниже и ниже, все ближе к краю уступа, и смеялся все громче и громче, но в его смехе оставалось все меньше восторга. А рядом сползал, прижимаясь всем телом к холодной скале, Стасик. Он не смеялся, ему было страшно. От странного Женькиного смеха он болезненно вздрогнул, пристально посмотрел на него и вдруг... протянул ему руку:

— Давай, сюда выбирайся. Здесь надежнее.

Это было совершенно нерационально, бессмысленно, глупо! Единственное, что мог он предложить Женьке, если бы тот сорвался, это падать вместе.

Женька сразу замолчал, на мгновение закрыл глаза, глубоко вздохнул и в несколько прыжков, легко, как горный козел, вскарабкался на безопасное место. И вот он уже помогает взобраться Стасику.

Долго потом Женька ходил благородным спасителем.

...А когда я смотрю на вот это оранжевое пятно на карте, перед глазами встают непроходимые заросли. Кусты всех сортов и размеров. Низкорослый, по колено, тальник на террасах. Тальник жидковат, он хватает за сапоги, но сразу же отпускает, стоит лишь дернуть посильнее. Утром такие кусты даже не замечаешь, зато вечером... Возвращались мы с Женькой из маршрута, спотыкаясь и на ровном месте. И вдруг: куст-яма, куст-яма! Встал, сделал шаг - и снова успевай только замечать, где голова, где ноги, куда рюкзак падает, куда молоток. Через километр тальников даже железный Женька не выдержал:

— Все равно засветло мы домой не успеем, там в рюкзаке у нас сахару шесть кусков осталось, чего их назад нести, может, посидим, доедим, а?

Наверно, сахар успокаивающе действует на психику, особенно молодую, неокрепшую. Съели, посидели полчасика... После этого мы о тальнике и не вспомнили.

Березка - страшнее. Длинные, как лианы, ее коричневые глянцевые плети с короткими острыми отростками, разбросаны по тундре мотками колючей проволоки. Упругая, гибкая, березка хватает намертво. Вырываться бесполезно. Попался - остановись, распутайся, внимательно осмотрись, найди, куда можно поставить ногу. Спешка абсолютно противопоказана. Рванулся, дал волю злости, и началась цепная реакция! В березняке Серега потерял однажды самообладание и вслед за ним - нож, молоток и даже... штаны. Он рвался через кусты с остервенением, с рычанием и матом. На чистую тундру Серега выбрался исцарапанный, растерзанный и злой. Нож выдрало в кустах вместе с ножнами, молоток он, наверное, просто устал выпутывать и бросил - самому бы выбраться! Куртка порвалась, а вместо штанов на ремне висели одни лохмотья. Никаких брючных функций они уже не могли выполнять, и Серега снял их с ремня и выбросил, пошел дальше в трусах, а чтобы не кусали комары, поднял выше колен длинные отвороты болотных сапог.