Юрий Салин - Отраженный свет

А какой богатый набор лишений предоставляет старая геология! Надежной крыши над головой нет. И пусть завидуют мне европейские коллеги, которые работают на машине, спят в специально оборудованном кузове, едят в столовой и ухитряются даже возить с собой телевизор и холодильник. И это называется поле!

Музыки нет, газет нет, всегда не хватает - то тепла, то холода, то ветра, то безветрия. В начале сезона не хватает ночи, чтобы выспаться, а в конце - дня, чтобы засветло закончить маршрут, то нет соли - забыли на старом лагере, то нет клея - потеряли, то нет бинта - вообще почему-то не взяли. Сегодня в обрез еды, а завтра не хватает сил, чтобы дотащить ее.

Полевые нехватки - не то, что городские. В городе обнаружил, что соли нет, - сбегал в магазин за углом, принес и посолил, а у нас придется две недели есть несоленое. Забывать в поле не рекомендуется. Рассеянность противопоказана. Забрасывались мы в район работ на попутном сейнере, а лошадей предстояло гнать налегке через хребты и болота. По поселку ходил я, естественно, в кирзовых сапогах, хорошо хоть вспомнил вовремя, ребята уже через борт выбросили мне пару резиновых сапог, оба левых, как выяснилось вскорости после отплытия. Нелегкий выбор достался на мою долю. Кирзовые сапоги в камчатских условиях, когда кругом вода, все равно что римские сандалии. В резиновых я быстро сбивался с азимута, меня все время заворачивало к востоку, да и пальцы терло, суставы наламывало. Только к концу первой сотни километров нашел я оптимальный вариант и весь оставшийся путь проделал в одном резиновом сапоге и в одном кирзовом.

На человека никогда не угодишь, ему нужнее всего именно то, чего нет. Геолог - тоже человек. Мой однокурсник, распределившийся в Ашхабад, рассказывал, как доставалось им в пустыне. Машина вязнет в песке, приходится то и дело залезать под нее и подсовывать под колеса шалманы - специальные бревна, без которых ни один шофер в пустыню и носа не высунет. Пробуксовывают шины, струйкой летит из-под них песок, засыпает тебя, закапывает целиком, - мелкий, сухой, горячий. Как часто, замерзая под моросящими камчатскими дождичками, представлял я себе идиллическую картину: лежу на спине, и сверху меня засыпает песочек, мелкий, горячий, сухой. А мой друг в Каракумах не раз представлял, как он подставляет лицо прохладному, тихому, ласковому камчатскому дождю.

В прошлом сезоне нам ужасно не хватало печенья "Шахматное". Мы испытывали физические страдания, мы даже во сне видели аккуратные пачки с двумя конями, с красными и белыми клетками на обертке. А началось все с того, что мы спустились на широкую, ровную долину и увидели, как далеко впереди поднялся и исчез в синем небе вертолет. Через несколько часов нашим взорам открылось только что брошенное стойбище: выбитая тысячами оленьих копыт площадка, палки от палаток и таганов, еще теплые угли в кострище, неизбежный в таких ситуациях мусор... И не меньше сотни новеньких хрустящих оберток с шахматными конями. Воспаленному голодом воображению сразу представилось: вот приземляется голубой вертолет, вся бригада бросается сломя голову к грузу, разламывает в щепки ящик с печением, хватает пачки и тут же, не отходя от кассы, реализует присланную правлением премию за перевыполнение плана. Да, это вам не салонная английская чопорность. Дикий народ, дети тундры...

Обмениваться впечатлениями, растравлять друг другу душу было бы слишком жестоко, и мы заключили негласное джентльменское соглашение: ни слова о печенье, не вспоминать и не думать о пачках с двумя конями, с красными и белыми клетками на оболочке. Но искушение оказалось сильнее. Это было все равно что нашему шоферу первого класса без прав, уже несколько месяцев ведущему беспробудно трезвую жизнь, не мечтать о поллитре. Мы старались не смотреть окружающим в глаза, когда необузданная фантазия во всех деталях рисовала запретный плод, а если кто-то виновато отводил вдруг блудливый взгляд в сторону, все понимали - опять нарушил уговор.

Первое, что мы сделали, очутившись в конце сезона в поселке, - пошли в магазин и накупили много-много пачек с конями на обертке.

Уминали печенье всухомятку, со сгущенным молоком. После третьего килограмма (на каждого) почему-то пришло в голову, что нет воды и нечем запить, а потом выяснилось, что и печенье вообще какое-то не такое - кони нарисованы, а клеток нет. Окончательно разрушил хрустальную мечту самый жестокий член нашего коллектива, до того небезуспешно притворявшийся добрым. Он рассказал, что в одном из маршрутов встретил тех самых детей тундры, изложил им нашу общую шахматную версию, отчего они пришли в негодование и объяснили: печенье тогда просто перепаковали во вьюки без пачек и ели его очень долго, целых полтора дня.

Или - не хватает курева. Часто оказывается, что дефицит, как говорят торговые работники, создан искусственно. Не было у меня сезона, чтобы среди флибустьеров и авантюристов не оказался хоть один бросающий курить. В городе не получилось, кругом соблазны, а в тайге - всё, завязал, и курева с собой не беру. Если в отряде найдется бывалый таежник, он обязательно возьмет лишнюю трехмесячную порцию, иначе новообращенный некурящий замучает всех - не выбрасывай окурок, дай закурить, дальше - больше, пока окончательно не заявит свои права на дележ ограниченного запаса никотина.

А когда делить уже нечего, совсем беда с этими наркоманами. Помню, кончилось у нас все что, могло кончаться.

Поневоле некурящие обшарили каждый кустик, каждую травинку на расстоянии плевка вокруг костра, переставили палатку на другое место и просеяли песок из-под пола, не поленились даже пройтись маршрутом по старым лагерям. Каждый найденный окурок, обвязав леской, сушили на удочке в горячем воздухе над костром, потом собрали драгоценные отбросы в кисет и курили по очереди, по затяжке на брата, день ото дня все больше и больше разбавляя сухими листиками. Когда процент древесной растительности в куреве повысился до предела, а в ремнях уже не оставалось места для новых дырок, решили - мне идти на рыбалку за продуктами, потому что я и места лучше знаю, и сил больше сохранил - еще бы, я измучен всего-навсего голодом. А ребята будут работать дальше и молиться за мое благополучное возвращение. Вдогонку напутствовали: если не будет папирос или сигарет, выпроси хоть махорки.

Долго ли, коротко ли (два дня туда, два обратно), с рыбалки я вернулся, надрываясь под тяжестью щедрых подарков. Рыбаки насовали в рюкзак сахару, масла, галет, копченой рыбы, крупы, сгущенки, даже конфет и вафель. И хотя выходил я в обратный путь с рассветом, ухитрились в последний момент добавить на привьюк несколько булок только что испеченного, обжигающего душистого хлеба. А сейчас остывшие, но еще мягкие буханки безжалостно расшвыривались по всей палатке. Полуживой от голода наркоман дрожащими руками выхватывал и бросал не глядя балычины и пачки галет, пока не добрался до блока "Беломора". Судорожно чиркнув спичкой, он затянулся на полный вдох и вдруг, побледнев, привалился к колу палатки, чтобы не упасть в обморок.